Деревни Сафаргулово, Ново-Хасаново, Гумбино, печи Белягуш
Когда появляешься к башкиру в дом, если хозяин дома, подает подушку - сесть. Я сначала не понял, для чего подушка, отодвинул поданную подушку и сел прямо на нары. Ямщик объяснил мне, что это, дескать, так полагается, и я не без удовольствия уселся, после тряской телеги, на мягкую и покойную подушку. Это было в первой деревне, и я, конечно, сразу привык к этому обычаю.
Перед едой подают умывать руки, для чего служит медный кумган и у некоторых таз, у бедняков - прямо во дворе поливают на руки. Классического «бишбармака» нигде не пришлось не то что есть, но даже видеть. Кумыса в горных деревнях не стало со времен гражданской войны и потери скота, и лишь остатки прежнего пчеловодства напоминают немного о прошлом Башкирии. Кстати сказать, у них понемногу исчезают и борти: новых никто не делает, в некоторых деревнях совсем перемерли все мастера этого дела. А дело прелюбопытное: башкир лезет на сосну по зарубкам с помощью ремня, перекидывая его все выше и выше, с невероятной ловкостью.
Мед из такого бортя выбирает весь, не оставляя ничего пчелам — «бог опять даст!» И действительно — дает, прилетают новые в опустелый вымерший борть. Собственно говоря, не стоит так трудиться для бортя; забираться с таким трудом на дерево и там долбить, рискуя свалиться — право, не стоит того, чтобы предпочесть простой дуплянке улью.
В Сафаргулово я остановился у местного богача — объездчика, недавно произведенного в помощника лесничего и посему находящегося на высоте величия. В этой деревне совершенно иные типы, иные даже дети. Здесь я только переночевал и чувствовал себя не особенно важно: особого гостеприимства ни в чем не проявлялось, а до приезда хозяина даже поесть не дали, старуха — хозяйка принесла обоими руками лепешки, да от нее 1/4 отломила мальчику, да 1/4 так держала как драгоценность. Я решил здесь не задерживаться и ехать прямо в д.Ново-Хасаново, а потом передумал и направился непосредственно в с. Инзер.
В Ново-Хасаново я сходил пешком. Эта деревня стоит у слияния рек Большой и Малый Инзер. И здесь любопытное место на берегу Б.Инзера: виднеется скала с трещиной вверху и в середине — вот-вот свалится.
Под д.Ново-Хасаново типичное башкирское кладбище настоящего времени, забор давно разрушен, деревья многие срублены, могилы наполовину развороченные. Могилы все сверху покрыты срубами. Здесь мы беседовали у богача, имевшего 2-х жен, одна моложе другой. Хозяин уезжал работать, жены провожали, и обе повисли на плечах у мужа, пока он со мной разговаривал.
Под Инзерским заводом в 1/2 вер. находятся углевыжигательные печи «Белягуш». Это целый поселок углежогов, вернее, бывших, а теперь возчиков, дроворубов и т.п. Все это ожидает пробуждения заводской деятельности, когда задымят и углевыжигательные печи. Пока они стоят, черные, закоптелые, обсыпанные кучами мелкого угля, и ни из одной трубы не тянется дым. А раньше здесь было царство дыма: каждая печь в 3 —4 трубы, и все это дымило. Во всех избах была копоть, все люди ходили в копоти. Теперь я решил проехать на север, до границы кантона. Путь этот шел по берегам рек Ревети и Тюльмени.
Реки Реветь, Тюльмень
Очень оригинальна река Реветь (Инзер-Реветь, в отличие от Тюльменской Ревети). В некоторых местах заваленная огромными каменными глыбами, совершенно скрывающими воду, в других — наоборот, вода бежит как бы в каменном корыте, такое впечатление от ложа реки, представляющего сплошную каменную кривую плоскость, на которой ни одного камешка, ни одной песчинки, ни водорослей. В третьем месте Реветь уподобляется всем местным горным рекам, с засоренным небольшими камнями дном, по которому страх неудобно проходить: нога скользит, проваливается, накатывается на другие камни. К этому нужно прибавить очень крутое падение реки, заметное даже с первого взгляда.
Так же круто падает и Тюльмень, река более нормального типа, берега которой проросли густой растительностью и нигде не обнажались на нашем пути. Нужно сказать, что путь этот убийственный: мостов нет почти, в нормальном значении этого слова, в некоторых местах — одни голые камни и проч.
Леса великолепные, особенно в Бирьянском лесничестве, высокие строевые сосны, почти без сучков, таковые же бывают и березы. Но породы уже не столь разнообразные. Леса, по слухам, уже скупают.
На всем протяжении нашего пути были 4 кордона на ж.д. шпалы, единственные жилища в крае примерно на 70 квадратных верст. В каждом из них жили по 2 семьи лесной стражи, награждавшиеся 7 рублями жалованья, 5 десятинами покоса, казенным помещением и отоплением. Главным их ресурсом было скотоводство, которому немало вредят медведи и волки. Разумеется, к этому непременно надо прибавлять охоту на пушного зверя.
На востоке все время тянулся хребет Нары, вершина которого сплошная масса камней и голых каменных скал. Профиль хребта мною зарисован, как один из оригинальных на Урале.
Недалеко от устья р. Реветь имеется рудник Куш-Елга, расположенный у подножья довольно значительного горного массива г.Малый Ямантау. Рудник бездействует, и жители занимаются скотоводством и извозом. Народ сборный - отовсюду. У самого устья р.Реветь - печи Реветь. Когда-то была здесь деревня Реветь, но Инзерский завод, купив землю, вытеснил деревню вниз по р.М.Инзеру, а теперь она и вовсе исчезает - остался один домохозяин.
Еще несколько верст, в том числе довольно длительного подъема на гору - и вы увидите уютно расположенный по холмам и речным долинам Инзерский завод, окруженный нивами и покосами. При въезде вы попадаете сразу на площадь, где стоит небольшая, но аккуратно построенная деревянная церковь, окруженная совершенно ее закрывающими многолетними соснами и березами, затем заводская контора и дома главных служащих.
Жители Инзерского завода - конгломерат из разных местностей России. Но, в общем, тип сухощавый, среднего или выше среднего роста. Живет тут еще около сотни татар, и все - русские, башкиры, татары - живут очень дружно. Чуть ли не вся волость знает друг друга, по крайней мере, домохозяев. А так как наделение землей русских крестьян произошло за счет бывшего заводского владения, а не за счет башкирских дач, то в этом отношении, очень существенным, между прочим, нет причин ко взаимной розни и недоразумениям.
Завод живет тихой жизнью. Производство стоит, железная дорога еще не дошла, даже церковь бездействовала, лишь пред моим отъездом раздался колокольный звон - прибыл настоятель. Если руководствоваться вывесками, то можно заключить, что здесь два почтовых учреждения: «Почтово-телеграфное отделение» со «сберегательной кассой» или просто «Почта». Последнее - действительно, а первое - остаток еще дореволюционного прошлого, так и красуется на площади.
Перед ВИКом довольно обширная площадь с трибуной и памятником павшим борцам революции.
Инзер — Белорецк
Дорога из Инзера в Белорецк, по крайней мере там, где она тянется берегом р.Инзера, представляет одну из красивейших дорог в России, хотя в то же время одну из ужаснейших по своему состоянию. Самое лучшее предоставить ехать багажу, если он у вас есть, и то надежно привязав его, а самому идти пешком. Если нет багажа, поезжайте верхом.
Начиная от завода до Агырских печей вы все время то проезжаете под нависшей скалой, то лепитесь над Инзером, созерцаете скалистые берега, отдаленные скалы и горные массивы, пороги на Инзере, причудливые формы гор, срезы по скалам, на которых диковинным образом лепятся сосны и березы. Особенно им привольно с южной стороны — солнце греет спереди, сзади каменная стена — теплица да и только.
Ели и пихты растут в более привольных местах, вдали на горах они возносятся к небу то готическими шпилями, то напоминая кипарисы. Сама дорога лепится над Инзером по срезу скалы, укреплена (была) особыми крепями, которые частью рухнули, увлекая и край полотна дороги.
Того и гляди рухнут и остальные крепи, рассыпается дорога, тогда спохватятся и начнут и дорогу чинить, объездной путь искать.
Самый Инзер здесь наиболее порожист и торопливо журчит между камнями, большими и малыми, иногда с трудом пробираясь среди густо рассыпанных каменных глыб. В некоторых местах он делает повороты и здесь становится тихим, а если нет камней, то красиво отражает в себе береговые пейзажи.
До Лапыштинского завода рассеяны по дороге углесидные печи, в виде небольших поселков и хутора. Нужно сказать, что здесь хутором называется часто поселок более десятка дворов. Далее попадается деревушка Картали — бывшая башкирская, а теперь, можно сказать, железнодорожная, т.к. населенная в подавляющем количестве железнодорожниками. В некотором отдалении от дороги виднеются кочевки то Карталинские, то Серменевские, большею частью заброшенные и разрушенные.
До самого Белорецка почти нет больших подъемов, не видно и диких горных массивов, только справа длинный хребет с чахлой растительностью, да под Белорецком налево гора Кирель и гора Малиновка одиноко возвышаются на горизонте темно-сине-серой массой.
Кругом идут поля да луга, наконец покажется и Белорецк, весело раскинувшийся по берегам реки, от которой взял свое название.
Печи Ямашта
От Инзерского завода мы ездили в Ямашту IV (печи) раскапывать курган, о котором давно ходили всевозможные легенды. Дорогой попадались немало дичи, выводки глухарей (на обратном пути собака поймала одну глухарку). На одном крутом повороте наш тарантас перевернулся, оглобля сломалась, и мы покатились друг через дружку под откос. Кое-как собрались, связали оглоблю лыком и доехали до кургана. Здесь немного покопали. Курган стоит вблизи р.Инзера, имеет около 150 шагов в окружности, до 5 — 6 саж. высоты. Со всех сторон ямы — это следы попыток кладоискателей. Мы ночевали и на утро вновь копали, но потом бросили слишком трудное дело. Но земля, по всем приметам, насыпная: например, куски сланца, попадающиеся здесь, имеют округленный вид, как бы взятые из реки или с берега.
Усмангалинская волость Тамъяно-Катайского кантона
Дикий край. Быстрые речки, впадающие в р.Инзер, такой же быстрый, такой же порожистый; угрюмые пихты и ели на угрюмых скалах, а рядом в долинах веселые лужайки: клен, дуб, липа — вот первое, что мы заметили, объезжая Усмангалинскую волость.
Она занимает западную часть кантона, самую лесистую, самую гористую, наиболее богатую текучими водами. Красавец Инзер, одна из красивейших рек, делит волость на северную и южную части. В северной части все селения приютились на берегах р.Инзера (Большого и Малого), так что, объезжая их, будете все время ехать берегом Инзера. Не думайте, что это можно проделать самым простым способом: сел в телегу и поехал. В телеге по Усмангалинской волости далеко не везде проедешь, колесные дороги не везде существуют, а есть тропинки, и по ним ездят только верхами. А всякий большой груз устраивают на волокуши. Не скажу, чтобы верхом ехать было хуже — напротив, гораздо лучше и веселее, чем трястись и мотаться на какой-нибудь окаянной тележенке. Правда, если лошадь чего-нибудь испугается или оступится, то можно полететь вместе с нею туда, куда совсем не годится. Зато не будем трястись по камням или корневищам лесных дорог.
Вдоль реки Инзер идут колесные дороги, оканчивают и железную дорогу от Белорецка до Инзерского завода. К реке и дорогам лепятся хутора, печи, кордоны, деревни, а там, где р. Большой и Малый Инзер сливаются, стоит Инзерский завод, самый крупный населенный пункт волости (до 2000 чел. русских и немного татар). Здесь волостной исполнительный комитет, почта, больница, лесной инспектор, школа, одна заводская и две лесных конторы, кооператив.
Все население красиво раскинулось среди нив и лугов, только трубы завода своей молчаливостью действуют неприятно. Завод не работает, и как-то все спит вместе с заводом. Полотно рельсовой дорожки, по которой возили уголь и дрова, живописно ползущее по склону соседних гор, стало обваливаться, мосты проваливаются, сооружения, не ремонтируемые, приходят в ветхость и негодность.
Все ждет пробуждения, надеется на железную дорогу. Вот приедет и разбудит.
А верстах в 2[х] от завода — д. Усмангали, именем которой названа волость, самая обыкновенная башкирская деревушка. А южнее пошли башкирские деревни да печи, хутора, рудники. Деревушки башкирские бедные, небольшие, печи и рудники большие, бездействующие, жители все бедные, изредка попадается в деревне один богатый, зато действительно — и вдоль и поперек богатый: и скота, и пчел, и всякого рода добра, и дом в пять комнат с коврами и ковриками. Обыкновенно он выполняет разные подряды, например, скупает мочалу и мочальные изделия или меха, передает агентам кооперативов или просто скупщикам, наживаясь при этом, не сходя с места, за счет упорного труда зверолова-охотника или кустаря-мочальщика.
Деревни все башкирские, а печи, рудники, хутора — русские, за исключением одного хутора — Кулмаса, населенного башкирами.
Здесь южный край волости перерезан хребтами Зильмердак и Салдысом. Через Зильмердак приходится обычно переваливать, т.к. он как раз тянется с юга на север через всю южную половину волости и через него идет несколько дорог. Подъем на него очень длительный, пологий с одной и очень крутой с другой. Осенью и весной, а в иных местах и зимой, тут нечего и думать перебираться. Почва топкая, чуть не глинистая, осадков много, долго не просыхает. Зимой снегу наваливает, не проехать, только остается на лыжах перебираться. В лесах хребта Зильмердака такая глушь, что глухари пролетают через дорогу, чуть не задевая крыльями путника. Сами леса большею частью лиственные — дуб, липа, клен, береза — разрабатываются мало, так как сплавных рек и дорог для вывозки лесных богатств почти нет. Жители живут скотоводством да выделкою лыка, мочал, рогож, мочальных веревок. Ничего не сеют, лишь садят картошку, только русские стараются не забывать своего привычного дела — земледелия.
Подвигаясь к западной границе волости, мы попадаем в другое большое селение — Лапыштинский завод. Он тоже бездействует, как и Инзерский. Даже железная дорога его обошла, пройдя верстах в 10—12. Завод окружен рудниками, печами, тоже большею частью бездействующими. Среди тех и других попадаются хутора, представляющие целые деревни и отдельные кордоны (дома лесников). Все это разбросано по горам и лесам, да по речным долинам, по которым тянутся пашни, покосы, выгоны. То же попадается и в лесах: появится полянка - на ней чудный покос, а изредка - и пашня. Иные холмы, не слишком крутые, давно очищены от леса и заняты пашнями. Как ни дождлив этот край, как ни лесист, как ни горист, а земледелец всюду старается ковырнуть сохой. Правда, не везде его труд вознаграждается, да и сеют почти один овес да просо, изредка рожь, зато русские сажают много картофеля. В голодные годы ею только и жили, ее и на хлеб меняли.
Зато, если земледелие недостаточно вознаграждало хозяина, то скотоводство прибывало. Скотине здесь привольно, пастухов почти нигде нет - ходи, где хочешь. Правда, больших скотоводов мало, но вообще скотоводство считается здесь главной основой хозяйства, остальное или дополняет его, или наравне с ним.
Когда-то большой заработок населению давали заводы. Заводы требовали рабочих на производство, на рудники, на лесные разработки. От рудников и печей тянулись беспрерывные обозы с рудой и углем - опять целые семьи были заняты одним извозом. Зимой возили чугун с заводов на пристань, откуда его отправляли рекой на большие заводы. Теперь остался отчасти извозной промысел да лесные разработки. Но край остался все еще богатым краем - недаром проложили сюда железную дорогу.
Пройдет несколько лет - и забьет здесь кипучая деятельность. Все еще по горам много лесов, а в недрах земли - руды. Работай, будущее поколение!
А пока рудники и шахты бездействуют, а сегодня при них иногда большие деревни выбрасывают жителей на отхожие и извозные промыслы, вплоть до Белорецка. Только печи по линии железной работают.
Главное богатство края - леса. Не будь лесов - край умер бы. В лесах идут разработки дров и строительных материалов, в дубовых лесах - клепки, где липа - там пчеловодство, мочально-лыковый промысел, повсюду - охота, пастьба скота, покосы на полянах - одним словом, лес - вся жизнь обитателей волости.
Леса на западе и юге - лиственные, с примесью хвойных. Кроме сосны, ели, пихты и лиственницы, кроме неизменной березы, осины, рябины, черемухи, растет липа, дуб, клен, вяз, чернотал. Башкиры безрассудно выводят липу, обдирая с нее лыко. Жалко смотреть на здоровое дерево, иногда порядочного возраста, с голым, совершенно ободранным стволом. Вспоминается поговорка: «Ободрал как липку».
Кроме простого лыка, готовят мочалу, плетут рогожи, вьют мочальные веревки. Кроме того, выделывают челяки - кадочки, выдолбленные из ствола липы.
Из дуба делают клепку. Делают везде, где растет дуб, заготовляют клепки множество, сдают ее кооперативным агентам и конторам.
Липа дает еще один важный промысел — пчеловодство. Липовый цвет очень уважают пчелы и, где он есть, только с него и берут нектар для меда. Но пчеловодство имеет одну особенность: здесь сохранился еще бортевой способ. Это значит, что улей выдалбливается в самом стволе сосны, очень высоко. Чтобы туда взобраться, башкир лезет по зарубкам с помощью ремня, обвязанного вокруг себя и дерева, перекидывая его с большой ловкостью выше и выше, по мере продвижения верх. Но к пчелам в бортях относятся бесчеловечно: мед выбирают весь, и бедные пчелы обычно погибают сголоду. Владелец знает, что прилетят другие пчелы, и не заботится о тех, которые ему дали мед. А в общем, все это искусство не стоит сравнивать с обыкновенным ульем, где все делается и проще, и прибыльнее. Между прочим, на пчелиных колодах башкиры навешивают конские черепа от «дурного глазу».
Бортевников раньше было много, и владели они сотнями бортей, на громадном пространстве до 50 верст и больше. Теперь этот вид пчеловодства уступает место пасечному, более прибыльному.
В лесах и диких скалах привольно хищникам. Медведь, волк, лиса, рысь, горностай, соболь, ласка, куница — все это не попадается вам на глаз, но живет и охотится на всех смиренных тварей, как птиц, так и четвероногих, вплоть до самого жилья человека. Один медведь почти доехал на корове чуть не до самого кордона лесника; волки и лисы таскают всякую домашнюю живность по ночам, а в лесу дерут белок, зайцев и зазевавшихся птиц. Зато и охотники их преследуют нещадно. Капканы, отравы и ружья у каждого охотника ждут зимы и зимой бьют, травят и ловят всех: кого за вред, который он причиняет, кого за мех, кого за то и другое вместе. Только рысь попадается редко — она удалилась в суровую глушь скалистых хребтов, покрытых дремучими лесами, малодоступными и безлюдными.
Кроме хищных здесь водятся лоси — сохатые и дикие козы. На этих охота воспрещена, так как за ними гонялись ради мяса и люди, и звери, сильно истребили их. Немало и другого зверя — белки, зайцы, барсуки.
Птицы тоже дают охотнику мясо: глухарь, тетерев, рябчик — наполняют леса, а утки — реки. Хищные филины, совы, коршуны и пр. охотятся за этой птицей, со своей стороны также помогают их истреблять.
Северная часть волости — суровый безлюдный край, прорезанный горными хребтами и быстротекущими мелкими, часто порожистыми реками. Здесь нет ни одного селения, и на несколько десятков верст имеется лишь три кордона лесной стражи. Тянутся длинные горные хребты, покрытые скалами или лесами — Нары (4260), Белягуш , Кара. Здесь царят туманы, дожди и в то ж е время, благодаря высокому расположению, климат значительно холоднее, зима длинная. Липы, дуба, клена — в помине нет, а если липа, то очень чахлая. Д аж е ягоды не каждый год растут — только изредка в теплый год появятся, побалуют лесников (других жителей нет). Если захотите набрать цветов, получите очень дивный букет. Правда, растительность очень рослая. Земледелие здесь немыслимо — ничего не дозревает. Зато леса стоят хорошие, рослые, стройные, густые, хвойные и береза, а береза такая же рослая и стройная. К ним уже подбираются, топор уже готовится погулять по этим лесам, да пожалуй, и пора погулять, а то состарятся лесные жители, погниют и свалятся без пользы.
В лесах растительность буйная, часто выше человека, особенно в лесах южных и западных. Здесь она разнообразная и пышная. Папоротник разрастается такими кустами, что в них свободно можно укрыться человеку. Главной кормовой травой считается пырей, но вообще травы не могут сравниться со степными по своей питательности. Слишком много в них влаги за счет питательных веществ. На полях и выгонах очень много татарника.
Живут в Усмангалинской волости башкиры и русские. Башкиры — в деревнях и хуторах, а русские — в заводах, рудниках, по печам, кордонам, хуторам, да еще есть одна русская деревня — Александровка или Бармашта. Башкиры раньше выезжали летом на кочевки, теперь это далеко не все делают, кочевки заброшены или разрушены, да многим и выезжать не для чего — скота почти нет.
В гражданскую войну несколько раз проходили этими местами то белые, то красные, проходя забирали скот на мясо. В голодный год единственным подспорьем был опять-таки скот — ну и уничтожили остатки. Только теперь понемногу оправляются.
Раньше у башкир были свои собственные леса и помногу. Но они не дорожили, ценности их не понимали, продавали за бесценок разным ловким людям. Было много лесопромышленников — Колотоны, Куликовы и др. Они рубили башкирские леса, сплавляли бревна и дрова по рекам дальше в Россию, скупали мочалу, изготовляли клепку, ободья, сани. Все это они приобретали дешево, а продавали с большой прибылью и богатели.
Теперь все леса государственные, а жителям нарезали определенные участки для полей, покосов и для пользования лесом. Это давно следовало сделать, а то леса истреблялись без всякого порядка, беспощадно и бестолково. Эту богатую лесом волость могла постичь участь соседней Катайской волости, где целые горные кряжи совсем очищены от лесов.
Башкиры здесь коренные обитатели края, а русские выходцы из разных губерний и соседних заводов. С устройством заводов башкир заставляли переселяться, и целые деревни были вынуждены переходить на другие места.
Все управление волостью со средоточено в Волостном Исполнительном Комитете (ВИК), находящемся в самом центре волости - Инзерском заводе. Работы в ВИКе много, он заботится и о землепользовании, и о безопасности, и о просвещении, и о здравии, и о военных делах волости. По деревням управляют подчиненные ВИКу - сельские советы.
ВИК подчинен Кантонному Исполнительному Комитету (КИК) в г. Белорецке. С Белорецком связывает наполовину хорошая, наполовину плохая колесная дорога (91 верста) и заканчивается постройкой железная дорога. Кроме того, в заводской конторе имеется телефон, которым можно говорить с Белорецком. Весной и осенью, в распутицу, телефон остается единственной связью Инзерского завода с остальным миром. Реки разливаются, дороги затопляются, и с Белорецком сообщение прерывается больше чем на полмесяца, а в другую сторону - в с.Архангельское - на месяц и больше. Связь с Белорецком жителям нужна, как для управления, так и для торговли, для заработков, с Архангельским же селом - преимущественно для торговли, так как здесь ближайший к ним базар (70 верст).
В близком будущем этот забытый край закипит новой жизнью. Уже сейчас ремонтируют некоторые печи и начинают работу. Дойдет очередь и до остальных.
Подготовила кандидат исторических наук Зифа ХАСАНОВА.
Копирование и иное распространение материала без разрешения редакции запрещено!
Наши группы в социальных сетях:
"ВКонтакте" https://vk.com/club117987611
Очень интересно ваше мнение. Напишите комментарий!
- Друзья, оцените, если вам полезна наша статья 👍
- Подпишитесь - Дзен покажет вам новые публикации!
Друзья! Просим вас придерживаться культуры общения. На нашем канале запрещены оскорбления, ненормативная лексика и прочее. Все комментарии, нарушающие правила, будут удалены.
Надеемся на ваше понимание. Спасибо!