То, что произошло совсем недавно, буквально на днях не укладывается у меня в голове и подлежит изложению на бумаге. Об этом невозможно молчать хотя бы потому, что этот случай достоин всеобщего обозрения, дабы люди поняли, что делать, к кому обращаться и где найти помощь, а какую дверь стучать. Сам не раз ведь сталкивался с ситуациями, которые не знаешь, каким образом разрешить, как выпутаться из паутины плетенной черной вдовой под названием жизнь. Бывали порой моменты, когда ощущал полную пустоту в душе, не заполняемую ничем подобным как то, о чем далее пойдет речь.
С этим человек я осознал многие вещи и одна из этих вещей — всегда есть выход и, как правило, существует несколько возможных вариантов решения какой-либо обрамляющей проблемы, затуманивающей разум.
Мы ехали в старой электричке, той, что пустили когда-то в двухтысячных: проводница в коротенькой приталенной юбке чуть выше колена, белой блузке и в сером жакете с бейджиком на груди с левой стороны "Ваша проводница Алевтина" толкала своими хрупкими, тоненькими руками металлический столик на колесиках, он слегка поскрипывал, на подносе которого бренчали и звякали кружки, касающиеся друг друга вложенные в железные подстаканники, чайные ложки, небольшая круглая темно-синяя баночка с сахаром, напоминающей живот у статуи медитирующего будды и предлагала ангельским голоском: "Чай, кофе, что желаете?", "А что будет ваша дама?" — спрашивала Алевтина кавалеров, едущих со своими женщинами. Ее голубые глаза и блондинистые волосы ниже плеча сводили мужчин с ума и даже, если не хотелось чай, все же просили ее налить этот горячий напиток, чтобы лишние секунды посмотреть ей в лицо и утонуть в омуте красоты ее глаз, полюбоваться румяными щеками и восхитительной улыбкой, от которой взгляд ее становился еще добрее и милее, накрашенными губами нежно-розовой помадой. Сам невольно улыбался ей ответ.
Искушение было велико и преобладало над телом, волнуя его и возбуждая пламенные мысли.
Вагон хоть и был старый, но все же его немного модернизировали — мягкие разделяющиеся сидения с регулирующими высоту подножками, обогрев внутри таков, что просто необходимо было снять верхнюю одежду и повесить ее на крючок подле огромного окна почти в пол, смотря в него не понимаешь, есть ли там стекло или нет до такой степени оно было чистым.
Замечательная проводница, от красоты которой таяли и наслаждались ее видом зачарованными глазами, проходя мимо меня предложила чай. Я, конечно же, согласился, — ну вот скажите, как не полюбоваться такой красотой и не получить удовольствия от лишнего мига пребывания ее рядом, да, признаю, я тоже попался на эту уловку неземной прелести. Выдвинул столик из спинки сидения напротив и ждал свой вкусный английский чай с добавлением трав. Мой спутник отказался, решительно сказав, что пить не хочет и продолжил задумчиво смотреть в окно прищуренным взглядом, опирая подбородок на ладонь, немного ею прикрыв рот, за которым быстро сменялись кадр за кадром, он всегда так смотрит, когда вынашивает какой-то план или размышляет о небесном: иногда можно было его не дозваться, настолько сильно и глубоко его поглощали думы, держа некоторое время в напряжении, будто он находился не на земле, а в каком-то другом месте.
Пока остывал чай на выдвижном подиуме, запах богатого букета, с нотками бергамота и раскрывшихся крупных листьев доносился до меня из кружки и манил еще больше.
После долгих раздумий мой спутник взял книгу "Сокровищница духовной мудрости" в старинном кожаном переплете, страницы которой немного потерты и стал искать какой-то определенный раздел, как я понял, и вдруг он снова направил свой внимательный, серьезный и в то же самое время добрейший взгляд в окно, увлекаясь необычайной красотой, таящейся за ним: мы проезжали мимо станций, людей, ждущих свою электричку, стареньких деревянных домов, огороженных немного поваленным на бок забором, и вновь возведенных кварталов, помимо всего прочего начало смеркаться и было кое-что еще, от чего действительно не оторвать глаз — где поменьше, где побольше горы пушистого снега, хлопья снежинок которого танцевали в вальсе несколько часов тому назад и мягко приземлялись, образуя эти самые бесформенные сугробы, освещенные тусклым желтым светом невысокими черными фонарными столбами. Складывалось такое впечатление, что за окном не сугробы, а сахарная вата. Ветви деревьев были окутаны пушистым одеялом, словно природа проявила искреннюю и радостную заботу о том, чтобы им не было холодно, как бы это парадоксально не звучало, и накрыла им свое творение. Стволы других деревьев были припорошены снегом, как будто они попали в капкан, из которого никак не выбраться, на небе моментально появлялись белые продолжительные полосы и медленно пропадали, не давая возможности проследить весь путь. Это самолет, оставляющий за собой след.
Неописуемая красота ввела Александра в транс, медитативное состояние, и такое состояние, помнится мне, ощущаешь, когда слушаешь мантру “Ом”.
Подошедшая проводница Алевтина аккуратно дотронулась до моего плеча и я увидел ее маникюр: короткие ногти нежно-розового цвета с разными белыми узорами, китайскими иероглифами, как раз подходящими под этот стиль, и сказала: "Молодые люди, если я не ошибаюсь это ваша остановка согласно билету. На всякий случай предупреждаю, чтобы вы не пропустили ее”.
"Ох, да, премного вам благодарен. Вы очень добры", — ответил я, отрываясь от природы, которая рассказывала о себе посредством великолепного вида и допивая ароматный чай.
Мы приехали на станцию Аникеевка и на вокзале нас встретила встревоженная женщина в полушубке и валенках лет так пятидесяти пяти с маленьким мальчиком, по всей видимости, он приходился ей внуком, глаза мальчика заплаканные, видно, что он часто тер их незадолго до нашей встречи. Увидав нас Ольга заулыбалась во весь свой рот и поспешила к нам, оставляя на месте мальчика. Она кинулась к моему другу, попутно накладывая правую ладонь на левую, опустив вниз голову, прося благословения. Отец Александр с длинными темными волосами по плечи, с синими глазами как волны океана, с окладистой, густой и ухоженной бородой, облаченный в просторную черную рясу до самых пят теплых туфель, начищенных до блеска, золотой крест спрятан внутрь рясы, с широкими рукавами, пальцы правой руки сложил как полагается священникам в таких случаях и благословил убитую горем женщину, перекрестив ее, проговаривая тихо и благоговейно: “Во имя Отца и Сына и Святаго духа”, нежно притронувшись к макушке ее головы. Мальчик лет десяти на заднем плане начал было подмерзать — ерзал с одной ноги на другую. Пока Александр разговаривал с Ольгой я подошел к нему и заговорил:
- Привет! — Легко улыбаясь, радостно начал я, протягивая руку в знак первого знакомства и последующей дружбы.
- Здравствуйте, дяденька. — Довольно таки раздосадовано произнес мальчик, что и насторожило и без того неспокойное мое внутреннее состояние.
- Как тебя зовут? — Присев на одно колено, продолжил с ним общение.
- Меня Федором зовут. А вас как? — Он спросил заинтересованно и уже без той первоначальной тревоги.
- Меня Борис.
- Моя мама приболела очень сильно. Я переживаю, ночами иногда не сплю, она стучит чем-то в стену. Этот стук пугает меня. И так уже неделю примерно. А вчера я увидел, как она летает по комнате.
- Ничего, малыш, мы с дядей Александром разберемся. — И тут я заглянул в его глаза. Он до ужаса напуган увиденным и это зрелище будет долго еще преследовать его в кошмарных сновидениях.
- Я не малыш! Я уже взрослый. — Недовольно произнес Федор и насупил свои маленькие брови.
Вид Федора меня умилял, я вспомнил себя в детстве, когда в таком же возрасте все твердил, что я взрослый и уже давно не маленький, требовал отношения к себе как к мужчине, а не мальчику и в конце своих речей мог топнуть ногой в подтверждение своих слов, придавая себе напыщенную серьезность. Его желтая шапка-ушанка натянута до самых бровей, он постоянно поправлял ее, отодвигая вверх, давая лбу небольшую свободу, но она его будто не слушалась и раз за разом опускалась вниз, чуть ли не на самые глаза карего цвета, темно-синяя теплая, зимняя куртка до колен, серые шерстяные вязанные варежки, желтые дутые штаны с подкладками и такие же валенки, как у его бабушки. Казалось бы, мальчик утеплился, что надо, но все-таки прохладный ветер пробирал сквозь одежду и становилось постепенно холодно.
- Ничего, мы вылечим твою маму. — С уверенностью заявил я, поворачивая голову назад в сторону Ольги и моего спутника. Они обратили на нас внимание и двинулись к нам, толкуя что-то между собой. Лицо Александра не выражало никаких эмоций, оно было каменным, ничто не поколеблет этого стойкого человека с твердым характером, только в конце предложений Ольги он томно вздыхал, продолжая сосредоточенно слушать ее рассказ. Кажется, его уже ничем не удивить в этой жизни. Чего только мой друг не повидал за свои сорок то лет.
- Надеюсь. — Снова поникнув сказал мальчик, опустив при этом голову вниз. И я увидел, как на его невинном лице образовалась гримаса, детская маленькая слезинка покатилась сначала по правой его щеке, затем по левой, услышал, как он шмыгнул носом, вбирая в себя воздух.
К этому моменту подошли Александр с Ольгой. Мальчик увидел священника и в лице Федора что-то изменилось.
- А я знаю вас! — Торжественно сказал Федор, улыбаясь, забыв про свою печаль.
- Да? И где же ты меня видел? — Глаза Александра сияли от счастья.
- Вы ко мне приходили во сне. Мы с вами пили чай, а потом играли в футбол. Вы стояли на воротах, а я вам забивал. — Федор стал увлеченно проводить ногой по воздуху, демонстрируя, как он бил по мячу.
Тогда мой друг засмеялся, а вместе с ним и мальчик, он приложил руку к его голове и Федор неожиданно для меня обратился в статую, он перестал моргать и смотрел только в глаза Александра. Я на минуту подумал, что мой спутник околдовал маленького мальчика. Мы стояли так с минуту. Затем Федор тихо-тихо почти шепотом произнес:
- Теперь больше не болит. Спасибо вам. — И крепко обнял отца Александра.
Мы с Ольгой переглянулись, пребывая в шоковом состоянии, и вопросительно смотрели друг на друга, не понимая до конца, что происходит.
- У него что-то с пальцем было, верно? — Устремляя взгляд на Ольгу спросил мой спутник.
- А как, собственно, вы узнали? Да, он давно сломал палец на правой ноге, но кость плохо срослась, врачи потом Федору сломали уже намеренно этот палец, чтобы заново наложить гипс, но стало только хуже — больное место реагирует на изменение погоды, атмосферное давление, беспокоя моего любимого внучка и заставляя прихрамывать на правую ногу. А у меня аж душа в пятки уходит, когда я вижу его сидящего на кровати, на взрыв рыдающего и активно дующего на свой маленький пальчик, раздувая щеки. — Ошарашенно ответила бабушка.
- Теперь нестерпимые боли позади.
А Федор с детскими довольными криками побежал быстро к выходу, раскинув в стороны руки, затем резко сменил направление и поспешил обратно к нам, обегая нас вокруг.
- Баушка, баушка, смотри, я теперь не хромаю и могу бегать!
Мне до такой степени стало приятно в душе и радостно за мальчика, что моя улыбка не сходила с лица до самого дома, куда мы и направлялись на помощь. Федор, набегавшись, взял Александра за руку и мы шли вчетвером так до такси, которое я вызвал через приложение. Таксист, завидев нас, мигом выскочил из машины, учтиво поздоровался, открыл переднюю дверь Ольге и взял наши сумки, сложив их аккуратно в багажник. Федор сел сзади рядом с моим спутником и рассказывал о том, как он проводит свое время, чему уже научился в школе, о девочке, с которой вместе ходят на продленку, запавшей ему так сильно в душу, о желании снова заиграть в футбол, когда его палец больше не беспокоит. Мы ехали не долго. Приблизительно через минут двадцать добрались до нужной точки. Таксист высадил нас и также услужливо попрощался, пожелав всего доброго и хорошего настроения.
Подойдя к калитке нас уже встречал лабрадор-ретривер по кличке Кузя, шерстка гладкая, ухоженная, кремово-белого цвета, чуть приоткрытая пасть, на его моське ярко выражена улыбка и активно виляет хвостом, кружась вокруг своей оси, как будто он находился в ожидании того, что сейчас с ним будут играть. В морозные дни, как сегодня, Ольга его обычно впускает в дом и Кузя должен был находиться именно там на своей лежанке возле миски с едой, но почему-то он встречал их на улице, а уходя из дома, Ольга закрывала все двери и окна.
- Очень странно. — С недоверием произнесла Ольга. — Перед нашим с Федором уходом я впустила Кузю в дом, в одну миску положила еды и налила в другую миску воды, закрыла двери и все окна.
- Возможно мама Федора выпустила его? — Предположил я.
- В том то и дело, что Катерина лежит без памятства уже как неделю, она никуда не выходит, ничего не ест и не пьет, не разговаривает. — Заметила Ольга, предварительно осматривая взглядом дом и немного наклоняясь в стороны, чтобы увеличить обзор и больше рассмотреть деталей. — Да и к тому же, если Кузя видит чужака, начинает лаять, давая нам сигнал, что кто-то пришел нас навестить, а увидев вас, отец Александр, он очень обрадовался, признал в вас своего друга, стал кружиться, выражая скуку по вам, словно вас разъединила долгая разлука и спустя время вы встретились.
Баушка Оля, как называет ее любимый внучок, чтобы открыть засов калитки с внутренней стороны, с легкостью просовывает руку между деревяшками и одним движением отпирает ее, толкая калитку чуть вперед. Не успев зайти во двор, как они услышали очень громкий и пронзительный, душераздирающий и наводящий страх крик, отчего с треском повылетали все стекла, пришлось закрыть уши руками, заставляя немного морщиться, как будто одновременно у нас заболели животы. Вскоре этот крик прекратился и сменился кряхтением с кашлем, раздирающим глотку. Собака во время этой невообразимой сцены спряталась за моим другом и жалостливо скулила. Мальчик Федор горько заплакал и не хотел идти дальше по тропинке, по обе стороны которой летом цвели, пахли и благоухали разного вида розы, ведущей к маленькой веранде с деревянной крышей обитой шифером.
Успокоившись мы все-таки прошли друг за другом по узенькой тропинке без происшествий и эксцессов, добрались до веранды и Ольга прокручивала уже ключ в дверном замке и казалось, что он уже поддался, потянув дверь на себя за ручку, она приоткрылась так, что образовалась маленькая щель, в которую пролезет мизинец и в этой щели я увидел нечто страшное, а после моментально закрылась с хлопком так, что немного оглушило! Мне показалось, что глаз цвета пламени, черный зрачок которого напоминал кошачий, посмотрел на меня, три раза моргнул и исчез за закрытой дверью. Александр попросил Ольгу и ее внука посидеть в пристройке напротив веранды, это была летняя кухня, чтобы они не видели ничего и плюс ко всему окончательно не травмировать психику ребенка.
На улице совсем уже стемнело и еще больше похолодало, температура опустилась до минус тринадцати градусов. У меня внутри все колыхало, думал сердце вот-вот выпрыгнет из груди, чувствовал как пульсируют виски, и страшно и интересно, а вместе с тем холодно и темно.
Мы во второй раз потянули на себя деревянную дверную ручку и она отворилась, внутри нас никто не встретил за исключением сквозняка, возникшего из-за отсутствия окон, все было спокойно. Но это до поры до времени. Прошли по коридору шагов пять и услышали чье-то урчание, повернув голову вправо, где был расположен зал, за шторой мы увидели медленно поднимающееся очертание, сбивающее гардину и срывающее в итоге штору. Все с грохотом падает на рядом стоящий стол. Это чудовище двинулось на нас, сбила меня с ног, но Александр продолжил непоколебимо стоять, доставая из за пазухи крест, выставляя его вперед на вытянутые руки, читая молитву, четко произнося каждое слово:
- Да воскреснет Бог, и расточатся враги Его, и да бежат от лица Его ненавидящии Его. Как исчезает дым, так исчезнут; как тает воск от лица огня, так да погибнут бесы от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, и в веселии глаголющих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоняй бесы силою на тебе пропятаго Господа нашего Иисуса Христа, во ад сшедшаго и поправшего силу дьяволю, и даровавшего нам тебе Крест Свой Честный на прогнание всякаго супостата. О, Пречестный и Животворящий Кресте Господень! Помогай ми со Святою Госпожою Девою Богородицею и со всеми святыми во веки. Аминь!
Одержимая еще пуще взбунтовалась и стала крушить все на своем пути, переворачивая стол вверх тормашками, кидая стул в стену с такой силой, что он развалился как хрусталь, лишь щепки от него полетели в разные стороны, посуда вдребезги разбитая, успевай только осколки собирать по всей комнате и все это сопровождается нечеловеческими криками и стонами, завывающим сквозняком. Она говорила на каких-то древних языках, сквернословила, проклинала нас. Все это время я сидел на полу, забившись в угол, оцепеневший от страха, с широко раскрытыми глазами, поджав к груди ноги, а мой друг продолжал читать молитву и держать крест на вытянутой руке, параллельно с этим свободной рукой доставая из своей сумки какие-то атрибуты:
- Боря, хватит там сидеть съежавшись, давай помогай мне! — Крикнул отец Александр. — Достань Новый Завет и святую воду с кропилом.
Слова моего друга меня ободрили и я тут же пришел в себя, повиновался и сделал как меня просили — достал нужные вещи.
Одержимая снова налетела на нас, сбив в этот раз и Александра, не давая ему возможности взять в руки святую воду с Евангелием. Оправившись и встав на ноги он начал цитировать Христа, когда Тот изгонял бесов из человека и перенаправил их в стадо свиней, что бросились с обрыва прямиком вниз, продолжая держать крест перед собой.
Нам показалось, что одержимая стала успокаиваться и мы твердой поступью, короткими шагами направились к ней, сокращая до нее расстояние. Между нами и Мефистофелем, как отозвалась женщина на вопрос священника об ее имении, осталось пару шагов, она стихла, села возле кровати в гостинной, спрятав голову в сложенные на коленях руки и плакала, затем плач сменился диким смехом, ее глаза выпучились и я было подумал, что одержимая сейчас будет стрелять огнем из глаз. Мне снова стало до ужаса страшно. Она встала во весь рост, отталкивая от себя своей аурой, непонятной и невидимой силой, но Александр был неприступен и продолжал сокращать дистанцию, пока она не оказалась на вытянутой руке. Мой друг окропил ее святой водой, продолжая читку, потом приложил крест к взъерошенным, черным как смерть волосам. Одержимую стало ломать, я даже услышал как хрустят ее кости, руки выворачивало в разные стороны, голова сильно наклонялась то влево, то вправо, она открыла широко рот и высунула язык, моля о пощаде не своим голосом и скорчившись:
- Не трогай ее, ты, недоразвитый. Мне хорошо в ее теле. А кого ты там с собой привел, а? Скептика? Он тебя только тянет вниз на дно, погубит! Освободись от него!
Александр, не обращая внимания на обзывательства, проклятия, провокацию со стороны одержимой, продолжал без малейших колебаний выполнять свои действия.
На улице уже светало. Борьба за душу Катерины продолжалась всю ночь. Вспышка агрессии Мефистофеля погасла, урчание прекратилось и вместо него девушка, тяжело дыша, лежала на полу не шевелясь. Мы подошли к ней поближе, я с опаской приложил указательный и безымянный палец к ее сонной артерии, пульс прощупывался, но слабый, тревожно предупредил об этом Александра, он ответил, что вскоре она придет в себе и ей полегчает, сможем с ней поговорить.
Так и произошло. Катерина зашевелилась, громко стоная от боли, что-то бурча себе под нос, она встала на колени, но еще слаба для того, чтобы стоять уверенно на ногах, поэтому корпус тела подала вперед, одной рукой опираясь об пол, дабы совсем не упасть, другой — держась за живот.
- Что произошло? Вы кто такие? Где мой сын? Требую немедленно ответить! — Волнительно вопрошала Катерина, вместе с этим кашляя.
Когда она очнулась я побежал за Федором и Ольгой в ту пристройку, куда их прошлым вечером отправили для собственной безопасности. Мы вернулись втроем в гостиную, где лежала Катерина и сын побежал обнимать свою матушку со словами:
- Мама, мамочка!
И мама встретила Федора с распростертыми объятиями. Подошла к Катерине Ольга, помогая ей встать и оправиться после всего, что было. Они перебазировались на кровать. Мама что-то спрашивала, но это было невнятно и непонятно, тогда священник сказал, чтобы они оставили ее на время и дали возможность отдохнуть, а после обязательно покормите ее.
Мы с отцом Александром и еще несколькими соседями помогали заделывать окна во всех комнатах, после того, как работа была сделана, Ольга нас пригласила на чаепитие и сначала мы сидели вчетвером без Катерины, сидели в безмолвном молчании, но когда она выспалась и пришла в чувства, то присоединилась к нам. Серьезно поговорив и обсудив душетрепещущие темы, наша беседа ушла в другое русло, она имела позитивное ответвление и жизнерадостный вектор, более эта семья не возвращалась к прежней жизни — мать Катерина перестала заниматься проституцией, устроилась на нормальную работу и покрестилась, Ольга прекратила гадать на чем только угодно, проводить обряды на кладбище, разводя там костер, принося разных животных в жертву, и записалась в певчие в Церквушку у них в маленькой деревеньке.
А мы с Александром выдвинулись обратно, держа путь в Москву. Вот так и прошел мой первый выезд к одержимой. Мой друг всю дорогу улыбался, смотря в одну точку в окне, поезжая на электричке домой, словно его здесь не было, вернее тело-то присутствует рядом со мной, здесь на земле, но мыслями и душой он предстоит где-то в другом месте и мне все было интересно, где он находится в такие моменты но я не решался спросить об этом.