После сеанса пошли в ресторан. Саша обмирала немного и старательно слушала Евгения. Потому что от волнения, наверное, про жутко модное «артхаусное», как сдержанно объяснил спутник, чёрно-белое (подумать только!) кино Саша ничего не поняла. Пока неспешно прогуливались к ресторану, где, разумеется, столик был заказан заблаговременно, Евгений объяснял про символы и архетипы, Саша удивлялась и кивала, силясь вспомнить, про какой именно символ и про какого героя вещает кавалер. Тот символ, который бросался в глаза очевидно и даже навязчиво, был неприличным, и заговорить о нём на первом свидании Саша бы не решилась. Впрочем, и на втором, и на десятом.
В ресторане смущение стало ещё ощутимей. Она даже не вспомнит, сколько лет не ходила ни на какие свидания. В кафе и даже в ресторанах, конечно, бывала. Но на корпоративных вечеринках, например. Или вот в последние годы всё больше с Верунчиком. А Верунчик любила кафе демократичные, не брезговала чебуреками и хинкали и выбирала местечки с музыкой повеселее и попопсовей.
Ресторан, который выбрал Евгений, был как то самое чёрно-белое кино. Жутко модное и артхаусное. А представить себе, что рядом с таким спутником можно упоённо поедать хинкали, высасывая бульон и откусывая от огромной хинкалины большой кусок, было абсолютно невозможно.
Саша из всех сил старалась не дрожать. С утра и до самого обеда февраль притворялся мартом, птицы были такими звонкими, что даже в Питере можно было обмануться и поверить, что весна смело отвоёвывает своё время. Но когда добралась до кинотеатра, погода изменилась привычно резко, небо заволокло серым, острый пронизывающий ветер забирался под полы пальто, и коленки стали деревянными. И в кино, и в ресторане было прохладно. А под пальто Саша надела скромное платье и куцый пиджачок. Стильно, да, но ужасно холодно.
Саша изучала меню, приходя в окончательное смятение. Старательно читала состав блюд, ибо по названиям догадаться, что они из себя представляют, было совершенно невозможно! И надеялась, что Евгений закажет первым, а Саша тогда скажет: «Мне то же самое», – и ей не придётся делать выбор. Но Евгений будто ждал, чтобы она сделала выбор первой.
Узнав какую-то рыбу и добавив к ней самый простой по составу салат, Саша сделала заказ, чувствуя, что спутник весьма одобряет её действия и её саму в целом. Он заговорил о том, как ценит скромность и сдержанность, которые суть основа порядка и правильной хорошей жизни. Саша рдела, и даже сердце ёкало.
Верунчик, конечно, прокомментировала бы. Но Верунчик выбирает совершенно других мужчин. Ей не понять и не постичь, как нравится Саше тонкость черт и изысканность вкуса.
Евгений был безусловно хорош. И лицо с теми самыми аристократичными чертами, которые очень понравились Саше в первую встречу, и руки ухожены, и причёска, словом, вполне респектабельный мужчина. И Саша замечала, что на них обращают внимание, и это было приятно ей, и, очевидно, Евгению. Потому что его взгляд и поза демонстрировали удовлетворение и одобрение. Да, они безусловно смотрятся очень хорошо вдвоём.
Охлаждённое белое вино и холодный салат – это понятно. Но и рыба отчего-то была едва тёплой. Саше вдруг захотелось как раз каких-нибудь горяченных и острых хинкали, обжигающего шашлыка или огненного стейка, например. А вместо вина чай. И лучше всего с травами, которыми щедро одаривала коллектив Нинель Аркадьевна.
Но и чай Александру разочаровал. Он был таким же авторским, как то самое кино, и вкус был каким-то сложным, в котором цедра апельсина смешивалась с чем-то непонятным и приторным. Саша радостно сделала глоток и с ужасом подумала, что чай сейчас польётся обратно.
То ли от холода, то ли от того, что Саша слишком переволновалась, но всё чаще она теряла нить разговора, а скорее, монолога. И радовалась, что спутнику вполне комфортно говорить одному и милостиво принимать Сашины реакции. И Саша уже даже не следила за тем, что реакции могут идти невпопад. Она сдержанно кивала, слегка приподнимала бровь, как бы задумавшись, или плечо, как бы сомневаясь.
А думала про Верунчика, что та уехала к родителям в Ярославль и целых полдня сегодня не отвечала на звонки. И про Нинель Аркадьевну, и про Лизоньку. И даже улыбалась.
Надо же. Три года назад она думала, что уволится прямо через месяц! Уж очень женский и слишком тесный у них выходил их маленький коллектив в коллективе побольше. И вот эти имена: Верунчик, Нинелька, Лизонька – Сашу заставляли закатывать глаза и морщиться. Ну ей Богу! Верунчик – пухлая, звонкая, яркая и, простите, но всё-таки не девочка, а Сашкина ровесница, ну какой «Верунчик»? А Нинель все и вовсе звали «Нинелькой». Ужас! У Нинельки усики над верхней губой, великанский рост, плечи, как у каменной грубо отёсанной глыбы, и зычный с хрипотцой голос. А романтическое и трепетное «Лизонька» никак не подходило Лизе, вечно слегка растрёпанной и запыханной, с выражением на лице, которое говорило о том, что Лиза осознает свой крест материнства. И терпит, конечно, и мужа, и близнецов, и свекровь, которая очень выручает, но, Боже мой, как достаёт!
Тогда Сашка ужасно боялась, что станет такой же, как эти женщины. И что ей придумают нелепую форму имени, больше похожую на собачью кличку. Вроде какой-нибудь Шурочки, предположим. И держалась поначалу холодно и неприступно. И думала, что та самая кривая, которая ведёт её, кажется, с тех пор, как она решила круто поменять свою жизнь, вывернула её снова не туда! Потому что устраиваясь на эту работу, она думала, что это очень хорошо, что тут такой коллектив – женский по большей части. И не такой молодой, как на предыдущей работе.
А потом как-то неожиданно расслабилась. Никто не придумывал ей никаких нелепых имён. Напротив. Дамы единогласно, не сговариваясь, отчего-то записали Сашу в первые красавицы их маленького коллектива, который был обособлен от коллектива большого кабинетом на четыре стола. Коллеги называли её исключительно Александра и гордились, что такая красивая и стильная и вообще, самая что ни на есть леди – часть именно их компании.
– Верунчик, ну какая я вам первая красавица! – хохотала Сашка. – Скажешь тоже.
Но Вера была непреклонна. И смешно гримасничая, пыталась показать Саше, как та выглядит и как одевается, красится и волосы укладывает, как будто только что вышла из кабинета стилиста.
– Хотя, честно сказать, Александра, я бы тебя маленько растрепала бы. Вот тут, – Веруня взлохмачивала волосы, – и вот тут, – тыкала пальцем в строгий воротник рубашки.
– Может быть, всё-таки десерт? – мягко поинтересовался Евгений и снова окинул Сашу удовлетворённым одобрительным взглядом, когда та отказалась.
Саша постаралась сосредоточится на монологе кавалера. Получалось не слишком хорошо. Вдруг захотелось домой, в свою махонькую уютную квартирку. Заварить там Нинелькины травы и укутаться в своё «умопомрачительное нечто», связанное Верунчиком. Нечто, потому что это действительно было нечто среднее между пледом, халатом и пончо. Очень яркое и разноцветное, толстой вязки и очень тёплое.
Саша думала, что тогда она смотрела на Верунчика, как на ненормальную. У неё в квартире такое отопление, что впору спать с открытым окном, а не кутаться в «нечто». А Верунчик смеялась и говорила, что Саша просто позабыла, как оно бывает в межсезонье.
«А потом. Вот представь. Какой-нибудь загородный романти́к. Такие коттеджи с каминами. И вы вдвоём, среди жёлтых листьев, среди какого-нибудь «природы увяданья», вместе в этом пледе!». И демонстрировала, что туда действительно можно завернуться вдвоём. Верунчик, несмотря на свою живость, смешливость и грубоватый юмор, ужасно обожала «романти́к», искренне пуская слезу в трогательных моментах в мелодрамах.
В такси было так тепло, что даже немного душно. Саша слегка воспряла духом. И снова ей было в радость, что Евгений аккуратно держит самые кончики её пальцев и тихо говорит, как ему было приятно провести с Сашей вечер. И что он уверен, да-да, уверен, что готов продолжить встречаться и планирует сводить Сашу на выставку. Саше стало волнительно и немного тоскливо. Что Евгений хочет продолжить встречаться – это хорошо. И от его дыхания, почему-то ментолового, было приятно и немного щекотно щеке и уху. И Саша снова смутилась и стала думать, пригласить его «на кофе» или ещё рано? Вообще-то, они не юнцы. И Саша тщательно выдраила своё гнездо, прежде чем отправляться на свидание. И постель постелила.
И теперь от этих мыслей, от духоты в машине, оттого, что Евгений стал чуть более смел и проводил интимно большим пальцем по Сашиной ладошке, выводя завитки, Саша совсем разволновалась.
«Позову», – решалась и тут же сомневалась, потому что сегодня, пока ещё вино не испарилось, и волнение вполне присутствует, всё, может, пройдёт и хорошо. Но завтра же надо будет проснуться! Или он поедет домой?
«Господи, я – как школьница», – сокрушалась Сашка, – «осталось ещё запереться в ванной, звонить Верунчику и спрашивать, что теперь делать!».
Но ладонь, на которой Евгений уже уверенней выводил кружки и завитки большим пальцем, не отбирала. И когда он теснее придвинулся к её боку, обхватив другой рукой за плечи, не отодвинулась. Зато теперь стала боятся, что вспотеет. Жарко. Просто в машине очень жарко!
Может, оно и к лучшему, что такси проехало чуть дальше её дома. Было ещё время как-то решить. И пока шли от такси к парадной, Саша резко и как-то ещё сильнее, чем в кино и ресторане, замёрзла. И так хотелось вожделенного чая и кутаться в умопомрачительный плед-пончо, что она даже расстроилась. У парадной замедлила шаг, остановилась. Евгений мягко взял за обе руки. Ну вот, вот сейчас надо либо говорить «спокойной ночи, было очень приятно, встретимся в следующий раз», либо уж звать на чай-кофе. И Саша уже было решилась на кофе, хотя, разумеется, они выпьют вина, а вовсе не кофе, как домофон за спиной запиликал. И Саша едва не отпрянула от Евгения, вдруг снова ощутив себя школьницей, которую застукали взрослые. Обернулась и едва не чертыхнулась от досады. Сосед, будь он неладен.
– Вечер добрый! – улыбаясь во всю пасть, громко поздоровался сосед и как-то по-дурацки руку приложил ко лбу, будто честь отдавал.
И прошёл мимо к своей машине. Евгений снова заговорил про «было очень приятно», и что «он надеется», но момент был упущен как будто. Саша недовольно смотрела, как сосед что-то ищет в бардачке своей машины, не обращая внимания на парочку и не закрывая дверь.
Зря она отвлеклась от Евгения и смотрела на соседа. Евгений вдруг решился. И крепко взяв Сашу за плечи, придвинул к себе и впился в Сашкины губы.
Бог знает, как она в этот момент выглядела, но единственной мыслью было – как бы глаза не покинули свои орбиты!
И мятное дыхание Евгения, и настойчивые губы, и сосед, который продолжал что-то там искать в своём бардачке, завертелись каруселью. И отстраняться было глупо. Тем более, что Саша была в совершенно невыгодном положении. И губы у кавалера были всё настойчивей. Саша всё-таки умудрилась оторваться. И старательно не смотрела на соседа, хоть и знала, знала, что тот смотрит и улыбается, зараза!
– Я провожу до двери, – настаивал Евгений, бросал подозрительные взгляды на соседа.
– Нет-нет, – лепетала Саша.
Евгений, слава Богу, настаивать не стал, хотя на этот раз его взгляд и поза одобрения явно не выражали. Саша замешкалась у двери парадной, молясь про себя, чтобы сосед успел вызвать лифт и уехать. Глупо как-то. И поцелуй ещё этот. Такой момент испорчен!
Увы, сосед стоял у лифтов. Саша ещё поковырялась зачем-то в почтовом ящике, хотя понимала, конечно, что он не уедет, а будет, разумеется, любезно придерживать для Саши лифт.
Сосед улыбался:
– Хороший вечер?
Саша дёрнула плечом.
– Кажется, вашему спутнику повезло больше, чем мне, – сделал вид, что опечален, сосед.
Ответом Саша не удостоила.
Ужасно неловко! Неловко вот так стоять спинами друг к другу, ковыряя ключами в замках!
– Александра, – внезапно позвал сосед, Саша чуть ключи не выронила и резко рванула на себя дверь. Не хватало под конец этого волнительного дня ещё и выносить невыносимый его флирт!
– А у вас есть планы на выходные?
– Что? – глупо спросила Саша.
– Хотел пригласить вас в одно симпатичное место…
– Увы, у меня планы и весьма занимательные! – Саша имела в виду ту самую выставку, про которую говорил Евгений, но как назло, забыла, как та называется.
– Понятно, – сосед выглядел разочарованным, но смотрел на Сашу насмешливо, – ну что ж, спокойной ночи.
Саша закрылась, вопреки обыкновению, на оба замка и на все обороты.
В квартире было пусто. Обычно такое умиротворяющее, такое уютное Сашино гнёздышко вдруг показалось пустым, как будто здесь долгое время никто не жил. Когда Сашка была маленькая, она однажды уехала надолго, почти на всё лето к бабушке. А когда вернулась, то никак не могла узнать свою комнату. А теперь чужой казалась квартира.
– Зачем только такой марафет наводила? – бормотала Сашка.
Она пошла по квартире и стала выставлять обратно то, что убрала отчего-то перед свиданием. Весёленькие рамки с их с Верунчиком нелепыми и смешными фотками. Евгений бы точно не одобрил этого их кривляния. Свою детскую тряпичную куклу, уже реставрированную, в нарядном русском сарафане. Какие-то штучки. И полезла за своим умопомрачительным пончо. И перехватило горло, и жалко себя стало невыносимо. На плечиках висела «специальная» рубашечка. Сдержанная, идеальная рубашечка исключительно для свиданий. С тончайшими лепестками кружев на спине.
Какое-то время Саша ещё набирала и набирала Веру, уже понимая, что подруга не ответит. Уже сто раз перезвонила бы. А потом, заворачиваясь, как гусеница в кокон, в свой яркий плед, бормотала, что она, конечно, ужасно глупая. И сама виновата. И она очень-очень устала спать одна. Отчего-то именно эта зима так невыносима в одиночестве. И уже сколько раз подумала, что, может, зря она развелась? Ну и что, что отношения с мужем были добрососедские, но он был. Может, и правда кошку завести? Но это была совсем грустная мысль. Это они так с Верой шутили, что, мол, когда махнут окончательно рукой на себя и свою личную жизнь, заведут кошек. Или котов, всё равно.
Что вот Саша столько ухаживаний уже отвергла, но наконец решилась. И вечер, который несмотря на странное кино, холодную рыбу и ужасный авторский чай, был приятным, милым и волнительным. И пока Евгений не кинулся Сашу целовать на глазах у клятого соседа, даже несколько возбуждающим! Этот вечер теперь как будто смазан. И Бог знает, как теперь встречаться в следующий раз? Потому что финальный поцелуй Сашка совершенно упустила.
Давно, в юности, Сашка очень хорошо понимала про поцелуй на первом свидании. На первом свидании поцелуи бывают двух видов. И совершенно неважно, насколько они страстные, пылкие и приятные. Просто один поцелуй – это как обещание, интрига, интерес! Намёк на продолжение, надежда на новую встречу. А другой, даже самый что ни на есть пылкий – это конец, прощание и твёрдая уверенность в том, что это первое свидание станет и последним.
Но Сашка забыла, когда целовалась в последний раз. И думать страшно и тоскливо о том, когда это было? И вот теперь всё, что она помнит, это холодные настойчивые губы, которые казались ещё холодней от запаха ментола.
«Интересно. А откуда от него так мятой пахло? Жвачка? Или ополаскиватель? Или… леденец?». И Сашка, которая только что упоённо придавалась саможалости, тоске и удручённости, вдруг хихикнула.
Последней мыслью перед тем, как Саша всё-таки уснула, была совсем уж нелепая. Интересно, как бы они обращались друг к другу с кавалером завтра утром, если бы всё-таки Саша позвала? Представить, что сегодняшнего спутника можно назвать, например Женьком или даже Женей, Саша никак не могла.
Продолжение.
Светлана Шевченко
Редактор Юлия Науанова