Большая, очень большая статья, которая начнётся сразу после пары вступительных абзацев, больше приглашение к дискуссии. Поговорим об одном известном человек, которого одни любят как писателя за его великолепную и безграничную фантазию, а вторые терпеть не могут за то, что он делал как чиновник.
Два взгляда на этого фантаста сформулировал Виталий Черников, автор цикла романов "Удел Ориона", соавтор блога Переплёт.
Сразу стоит предупредить: публикуя эту статью, мы прекрасно осознаём возможность излишней пылкости в суждениях некоторых комментаторов, так что предупреждаем сразу - не нужно грубостей, это лишь мнение и обсуждение, а не осуждение.
Хотя читатели фантастики, как, наверное, никто другой, максимально категоричны в суждениях. Мы вечно пытаемся запихнуть многозначность и противоречивость человеческой личности в прокрустово ложе упрощённых бинарных схем. «Он либо хороший, либо плохой». «Он либо с нами, либо против нас». «Он или союзник, или враг».
На мой взгляд, такая бескомпромиссная схема деления людей на «своих» и «чужих», досталась нам в наследство от идеологии СССР, уходящей корнями во времена «красного террора» и гражданской войны. В первые годы после революции подобная селекция была вынужденной, играя роль иммунитета общественного организма. После 1917-го года в стране осталось множество людей, не принявших революцию, готовых уничтожить Советскую Россию изнутри при первой же возможности.
В благоприятные, мирные времена такая проблема решается парламентскими путями: созданием многопартийной системы и здоровой конкуренцией идей и позицией. Но во время войны за существование государства парламентаризм - непозволительная роскошь. К сожалению, удобный и простой способ физического уничтожения инакомыслящих вошедшие во вкус сталинисты сохранили и довели до абсолюта и в мирное время.
Многие из молодых людей «рождённых революцией» стали жертвами репрессий, многие из выживших впитали этот принцип, как бинт впитывает кровь… Впитали и передали своим потомкам. И, как мне кажется, именно сейчас как никогда важно суметь преодолеть желание разделить мир на белое и чёрное и взглянуть на него, наполненного цветами и оттенками, незамутнённым взглядом.
Чтобы увидеть разницу между этими подходами, давайте попробуем сравнить два восприятия: дагерротипное черно-белое и цветное. Я попытаюсь провести этот эксперимент на примере одного из советских писателей-фантастов, имя которого я назову чуть позже. Моя цель – показать ущербность одностороннего подхода к человеку и его труду. Итак, начнём.
Негативное мнение об этом человеке
Обладатель довольно скромного писательского дара, Писатель Имярек с лихвой компенсировал этот недостаток неукоснительным следованием линии Коммунистической партии. Чутко следя за любыми изменениями в настроениях «наверху», Имярек весьма своевременно менял тональность своих произведений.
Так, в созданном им в предвоенные годы романе «Пылающий остров» США выставлена империей зла, в то время как в произведении «Арктический мост», датированный военным 1941-ым годом, акценты уже смещены с учетом военного союза СССР и США. Следование «линии партии» позволило Имяреку сделать успешную карьеру в аппарате Союза Писателей СССР.
В 1958-ом году Имярек стал инициатором резолюции московского собрания писателей, жестко осуждавшей Бориса Пастернака. «Тут в форме вопроса стоит: «кому он нужен?» Мне кажется, что надо сказать, что он нам не нужен, и мы должны просить правительство, чтобы был сделан вывод» - заявлял он в прениях по резолюции.
В разные годы Имярек являлся редактором журналов «Вокруг света», «Мир приключений», «Изобретатель и рационализатор», «На суше и на море», «Искатель», осуществляя отсев всех произведений и писателей, которые, по его мнению, не соответствовали идеалам марксистско-ленинской литературы.
В 70х – 80х годах являлся одним из рецензентов Государственного комитета РСФСР по делам издательств (Роскомиздат) в области фантастических произведений. Можно только догадываться, скольких неординарных произведений мы лишились в результате подобной «деятельности» Имярека на этих высоких постах. Не случайно Имярек, наряду с «академиком» Лысенко, стал прообразом одного из самых отвратительных персонажей советской фантастики, созданных пером А. и Б. Стругацких – профессора Выбегалло.
Казалось бы, из вышесказанного следует однозначный вывод: писатель Имярек – негодяй и вредитель, каких мало. Но давайте не будем торопиться.
Мнение об этом фантасте с другой точки зрения
Писатель Имярек вошёл в историю советской фантастики, как человек многогранных дарований. Сразу по окончании Сибирского технологического института Имярек был назначен главным механиком металлургического комбината.
В 1931-ом году Имярек представил Орджоникидзе и Тухачевскому свой проект пушки Гаусса – электромагнитного орудия, способного осуществлять межконтинентальную стрельбу. В результате Имярек был переведён в Москву, где получил в своё распоряжение прекрасно оснащённую лабораторию. В 1939-ом году Имярек году был главным инженером промышленного отдела советского павильона на Всемирной выставке в Нью-Йорке.
Тем не менее, после начала ВОВ, имярек отправился на фронт рядовым. В первые же месяцы службы организовал ремонтную базу для автомобильной техники, а затем изобрёл и собрал дистанционно управляемую танкетку-торпеду, которая была принята на вооружение и немедленно засекречена. Войну закончил в звании подполковника. Как после окончания войны узнал сам Имярек, его сухопутные торпеды сыграли большую роль в прорыве блокады Лениграда.
В послевоенные годы Имярек посвятил себя писательской и просветительской деятельности. Имярек считается одним из первых советских уфологов. Убеждённый сторонник теории палеоконтакта, Имярек написал ряд статей, в которых рассматривал артефакты древних цивилизаций Земли, создание которых было невозможно при том уровне технологий.
Именно Имярек первым выдвинул предположение об искусственном происхождении Тунгусского метеорита, и даже организовал несколько экспедиций в район Подкаменной Тунгуски. Убеждённый сторонник «твёрдой» научной фантастики, соратник И. Ефремова, Имярек неустанно боролся с попытками превратить научную фантастику из средства воспитания рабочей молодежи в литературу социально-психологического эксперимента и яростно полемизировал с такими авторами, как Лем и Стругацкие.
- «Цель моя была ясна и совпадала с государственной — все силы отдать созданию непобедимой индустриальной державы, но нужны люди для воплощения этой мечты. А побудить в крестьянской стране страсть к науке, изобретательству могли книга, кинофильмы и прежде всего — научная фантастика» - писал он.
Вся его писательская деятельность была посвящена этой великой цели. На произведениях Имярека выросло не одно поколение советской молодежи.
Своим убеждениям Имярек оставался верен до последнего дня.
- «Я старый коммунист, который не вышел из партии, когда партия вышла из самой себя. У нас в стране никогда не было коммунизма. Коммунизмом у нас прикрывались негодяи, стоящие у власти. Точно так же как и христианством, которое во многом совпадает с коммунистическим учением, прикрывались в своих злодеяниях инквизиторы, сжигая великих людей, таких как Джордано Бруно и другие. Нам необходимо поднимать нравственное здоровье народа, его надо воспитывать» - говорил он за год до смерти, в 2001-ом году. И эти слова великого писателя справедливы сейчас, как никогда прежде.
Согласитесь, писатель Имярек – прекрасный человек, подлинный патриот своей страны и её народа. А теперь давайте, наконец, назовём все вещи своими именами.
Александр Петрович Казанцев: кто он?
Пришло время назвать имя этого писателя, хоть я и не сомневаюсь, что многие читатели «Переплёта» уже и сами поняли, о ком идёт речь. Наш имярек – это Александр Петрович Казанцев.
Так всё-таки, кто он? Обскурант и мракобес, стремившийся искоренить всё то, что не укладывалось в его картину мира, или же рыцарь без страха и упрёка, несущий факел нравственности и прогресса? Здесь, по законам журналистики, следовало бы написать: «ни то и не другое». Но я скажу несколько иначе: и то, и другое.
Будучи сыном зажиточного купца, Александр Казанцев всю жизнь нёс клеймо «непролетарского происхождения», которое при неблагоприятном стечении обстоятельств могло стать для него роковым. Естественно, Казанцеву приходилось идти на компромиссы, быть вдвойне осторожным.
К примеру, тот же «Пылающий остров» он редактировал целых четыре раза в разные исторические эпохи, каждый раз смещая акценты, подгоняя книгу к требованиям «текущего момента». Но это не означает, что Александр Петрович угодничал и заискивал перед сильными мира сего.
Одно то, что после крушения СССР Александр Петрович остался верен ставшим вмиг непопулярными идеям коммунизма, говорит о том, что он не искал личной выгоды, не пытался подстроиться под власти в карьерных целях. Он делал только то, во что искренне верил.
Именно поэтому он и выступил в осуждение Пастернака. Деятельному, устремлённому в светлое будущее Казанцеву творчество Бориса Пастернака было не просто идеологически чуждо. С его точки зрения, оно наносило читателю вред, тормозя его развитие, проповедуя давно изжившую себя мелкобуржуазную эстетику «серебряного века». Прав ли был Казанцев? На мой взгляд, нет.
Но это не означает, что он не имел права на собственную, обоснованную точку зрения. А что это была именно его точка зрения, а не порождение политической конъюнктуры, доказывают события 1972-го года, когда КГБ СССР начало следственные действия в отношении недавно скончавшегося писателя Ивана Ефремова, с которым Казанцева связывали многие годы дружбы. Возмущенный обыском в квартире усопшего всего через месяц после похорон, Казанцев не побоялся направить гневное письмо в Политбюро ЦК КПСС, в котором писал следующее:
- «Не остыла еще горечь утраты у всех, кто любил и ценил Ефремова, как накануне Октябрьских праздников 4 ноября 1972 года на квартиру покойного писателя явились двенадцать работников Комитета государственной безопасности и, даже не предъявив ордера на обыск, а лишь устно сославшись на якобы имеющуюся санкцию заместителя Генерального прокурора СССР, в течение тринадцати часов перевернули вверх дном квартиру «певца коммунизма»».
Благодаря смелости и бескомпромиссности Александра Петровича, распоряжением «сверху» дело в отношении Ефремова было прекращено. И, возможно, тем самым в зародыше был подавлен новый виток «охоты на ведьм»,жертвами которого могли бы стать многие писатели-фантасты «ефремовской» школы.
Таким образом, попытки выставить Казанцева приспособленцем и карьеристом лишены каких-либо оснований. Переходя к произведениям писателя, следует отметить, что художественные недостатки его литературного стиля с лихвой окупаются размахом писательской фантазии и благородством посыла его творчества.
Отмечу лишь несколько из его работ, которые лично на меня произвели наибольшее впечатление.
Трилогия «Фаэты», охватывающая события, разделенные десятками тысяч лет и разнесённые по всей солнечной системе, стала одной из самых первых советских «космических опер». Трилогия содержит массу идей и посылов. Здесь и антивоенная составляющая, повествующая о катастрофических последствиях термоядерной войны (которые Казанцев обсуждал на личной встрече с Нильсом Бором). Тут же – столь любимая Казанцевым теория палеоконтакта. А вслед за ней теория терраформирования Марса.
Гибель Фаэтона, участие выживших фаэтов в становлении человечества на Земле, их контакты с древними земными цивилизациями, вымирающий в подземельях Марса когда-то великий народ… иному писателю этих сюжетов хватило бы на всю жизнь!
Но самыми моими любимыми романами Казанцева, книгами, которые в какой-то степени открыли мне Казанцева – человека, стала дилогия «Клокочущая пустота» и «Острее шпаги», в которых реальность переплетена с фантазией настолько туго, что отличить одно от другого далеко не всегда возможно. Эти романы принято выделять в «мушкетерскую» серию историко-фантастических произведений Казанцева.
«Клокочущая пустота» посвящена жизни Сирано де Бержерака, в котором, в отличие от известной пьесы Ростана, Сирано предстает в первую очередь ученым и рыцарем без страха и упрёка. Среди героев романа можно встретить кардинала Ришелье и философа Томмазо Компанеллу, которого Сирано вырывает из лап инквизиции. В своё время этот роман стоял у меня рядом с «Тремя мушкетерами» Дюма. И ничуть им не проигрывал.
Еще большее впечатление на меня произвел роман «Острее шпаги». В нём фантастическая составляющая сведена к минимуму. Зато в нём поистине исполинской мощью наделяется человеческий разум. Ведь эта книга описывает (конечно, весьма вольно) биографию великого математика Пьера Ферма. Следить за интеллектуальным поединком Ферма с кардиналом Мазарини, поверьте, не менее увлекательно, чем за дуэлями мушкетёров с гвардейцами кардинала. Ведь одинокий рыцарь Пьер Ферма использует в борьбе оружие, которое острее шпаги – силу разума.
Этой искренней верой в торжество разума над косностью, добра над злом пронизано всё творчество Казанцева. И поэтому оно не будет забыто. И пусть его яростный разум, его горячая вера в правоту своего дела иногда опаляли тех, кто находился рядом, но всё же те идеалы, во имя которых жил и работал Александр Петрович Казанцев, на мой взгляд, достойны, по меньшей мере, уважения.
Думаю, можно подводить итоги. Александр Казанцев, как и любой талантливый человек, был фигурой сложной и противоречивой. В чём-то он был прав. В чём-то ошибался. К сожалению, цена ошибок гениев значительно выше цены ошибок нас, простых людей. Но зато и их созидательный потенциал на порядки превышает наш.
Каков же вывод? Это уже вопрос не ко мне. Возможно, он будет сделан в одном из комментариев к этой статье. Тем более, что в числе постоянных активных комментаторов Переплёта есть немало людей, чьё мнение заслуживает не меньшего внимания, чем наши статьи.