В нашей стране всё ещё помнят времена жёсткой цензуры частных проявлений культуры, борьбу с субкультурами, инакомыслием. Авторы, которые не могли не творить, уходили в подполье. В подполье они были не одиноки, собирались кружки, проводились встречи единомышленников. Поскольку официальные, государственные издательства печатать подпольные произведения не могли по-определению, копии распространялись методом самиздата и имели хождение из рук в руки, где в царские времена переписывались и назывались списками, а в советские времена перепечатывались на машинках.
С возникновением любительской звукозаписи появился музыкальный самиздат - магнитоиздат, музыкальные альбомы, записанные сперва в домашних условиях на бытовые магнитофоны, позже, с появлением кружков и любительских студий писались в условиях вполне профессиональных. Отцами советской подпольной звукозаписи были Андрей Тропилло в Ленинграде и Александр Гноевых в Свердловске. Первый записывал студийные альбомы питерских групп Аквариум, Зоопарк, Кино, Странные Игры, Телевизор, Пикник, Алиса, Ноль, Автоматические Удовлетворители. Второй же известен как звукорежиссёр екатеринбургских коллективов Сонанс, Трек, Кабинет, Степ, Nautilus Pompilius. А команда Александра Пантыкина "Урфин Джюс" умудрялась даже записываться в свердловской телестудии. Все эти записи распространялись аналогично печатному самиздату: бобины и кассеты с магнитоальбомами передавались из рук в руки и копировались на бытовых магнитофонах.
С потеплением отношений между партийными организациями и молодёжью, с приходом "гласности" и "перестройки" творцы стали выходить из подполья. Музыканты начали получать приглашения от Всесоюзной Фирмы Грамзаписи "Мелодия" на запись и тиражирование альбомов, писателей стали приглашать издательства. Пришло время дозволенности, создавай, издавай!
Время шло, появлялись и распадались коллективы, открыто записывались и шли на прилавки тиражи пластинок, кассет, компакт-дисков, печатались книги. Частные коллекции пополнялись, новыми изданиями, слушатели и читатели выискивали в магазинах и киосках интересующие их альбомы и книги. Пришло время благоденствия, когда не надо было скрываться в подполье, тайно записывать и распространять воплощения своих творческих идей. Пропало само понятие подполья, исчезла необходимость в нём. Отныне можно всё, на любой вкус, на любую прихоть, на любую безвкусицу.
С приходом Internet сперва в публичные библиотеки, потом почти в каждый дом и каждое мобильное устройство, получить доступ к литературе и музыке прошлого и настоящего стало ещё проще. Сообщества неравнодушных к культурам и субкультурам людей продолжают делиться электронными копиями книг и музыкальных произведений точно так же, как делали это в эпоху самиздата. Жизнь стала ещё насыщеннее, появилась возможность познать то, о чём ранее и мечтать было нельзя: концертные записи и бутлеги, никогда ранее не издававшиеся студийные записи, альбомы, издававшиеся ничтожно малыми тиражами, редкие тиражи известных записей, неведомые записи забытых исполнителей прошлого...
В таких идиллических условиях уже можно и не вспоминать о подполье. С тем, что где-то запрещает цензура, при желании можно найти способ ознакомиться. Завывания правоторговцев, чью неуёмную жадность уязвила свобода обмена информацией, пока ещё можно игнорировать у нас, но в странах Европы и США надо быть осторожнее. И всё же, нового подполья не возникло, ибо нет прямых запретов. Но возникло другое явление - аутсайдерство.
Аутсайдерами стали люди, имеющие желание творить, но не имеющие желания подстраиваться под массовый вкус или, более вероятно, его отсутствие. Зачастую, это одиночки, имеющие свои уникальные взгляды, изобретающие собственные творческие приёмы, способы передачи идей посредством букв или звуков. Произведения аутсайдеров от музыки и литературы нередко бывают не хуже более известных образцов индивидуального творчества, и уступают им всего лишь в известности. В условиях всеобщего изобилия стало крайне трудно заявить о себе, слушатели и читатели пресытились доступными и раскрученными явлениями, выработали иммунитет к шокирующим решениям, обрели брезгливое презрение к тому, что не соответствует стандартам, укоренившимся в их сознаниях посредством всё тех же массовых произведений искусства. Аутсайдеры оказались лишены и подполья, как доступного способа в условиях запрета обратиться к аудитории, ведь никто их не запрещает, они просто никому не нужны и не интересны.
Может быть, таким образом проявляется естественный отбор в творческой и культурной среде. Может быть, аутсайдеры по нынешним меркам вовсе недостойны внимания. Но разве подпольщики в своё время не обладали чертами аутсайдеров, когда самостоятельно, на самодельных инструментах играли собственную, уникальную музыку? Разве писатели, писавшие в стол или рискнувшие публиковаться в самиздате, писали то, чего от них ожидали народные массы? Современные аутсайдеры одиноко творят в индивидуальных подпольях за чертой восприятия и сферы интересов, имея гораздо меньше надежд быть услышанными или прочтёнными, чем имели их предшественники из коллективного подполья времён запретов и цензуры.