Об этом вечере сохранилось такое свидетельство, записанное, впрочем, значительно позже, в 1844 году:
«Однажды в субботу сидели у него [у Жуковского] Крылов [Иван Андреевич, баснописец], Краевский и еще кто-то. Вдруг входит Пушкин, взбешенный ужасно.
— Что за причина? — спрашивают все.
А вот причина: цензор Крылов [Александр Лукич] не хочет пропустить в стихотворении Пушкина — Пир Петра Великого — стихов:
чудотворца-исполина чернобровая жена…
Пошли толки о цензорах».
Жуковский со свойственным ему детским простодушием недоумевал, почему случай Пушкина вызывает у цензора такое затруднение.
— «Какой ты чудак! — сказал ему Крылов [Иван Андреевич, баснописец]: ну, слушай. Положим, поставили меня сторожем к этой зале и не велели пропускать в двери плешивых. Идешь ты (Жуковский плешив и зачесывает волосы с висков), я пропустил тебя. Меня отколотили палками — зачем пропустил плешивого.
Я отвечаю: «Да ведь Жуковский не плешив: у него здесь (показывая на виски) есть волосы». Мне отвечают: «Здесь есть, да здесь-то (показывая на маковку) нет».
Ну хорошо, думаю себе, теперь-то уж я буду знать. Опять идешь ты; я не пропустил. Меня опять отколотили палками. «За что?»
— «А как ты смел не пропустить Жуковского».
— «Да ведь он плешив: у него здесь (показывая на темя) нет волос».
— «Здесь-то нет, да здесь-то (показывая на виски) есть».
— «Черт возьми, думаю себе: не велели пропускать плешивых, а не сказали, на каком волоске остановиться».
Жуковский так был поражен этой простой истиной, что не знал, что отвечать, и замолчал».
Этим стихотворением Пушкин собирался открыть первый номер своего журнала «Современник». В стихотворении речь идет о реальном историческом случае: Петр простил знатных преступников и пушечной пальбой праздновал с ними примирение. Образ явно адресовался Николаю I — с намеком помириться с декабристами. А этот болван Крылов докопался до «чернобровой жены»!
Впервые опубликовано: Пушкин и его современники. Спб., 1878. Т. 6. с. 22. 1910. Вып. 13. С. 35,36.