Из сильных мира сего моя бабушка уважала только Косыгина.
― Ни пьёт, ни курит, а ещё и физкультурник! Мы как Ладогу переехали – сразу каждому по целому хлебу выдали. Косыгин всё организовал, молодец! И скромный он.
Сталина бабушка боялась. До самого последнего дня.
Над Брежневым посмеивалась:
― Ну ладно мне, старой дуре, не могут протезы нормальные сделать. Но Брежневу-то! А он сам, небось, и не слышит, что шамкает. И с какого перепугу на трибуну полез?
Жданова ненавидела. Если карточки потерял ― всё, иди умирай. Это Жданов распорядился взамен не выдавать. А сам мандарины жрал, сволочь. Ему мандарины самолётами возили. Дуська с Маней, покойницы, на обкомовскую помойку лазали ― кожуру собирать и есть. Потом их прогнали оттуда, прикладами, Маня оглохла на одно ухо.
― Наследник Алексей был мальчик вредный, ― рассказывала бабушка. ― Бывало пройдет по десять раз перед караулом, чтоб те по струнке вытягивались. А ему смешно. Папаша его, Николай, как царь ― совсем никудышный. Но смерть лютую принял. И тем всё искупил.
Ленина бабушка называла «плохим пациентом». Памятник у Финляндского вокзала ― «Вертлявый на броневике». Ссылалась на своего дядю, Владимира Ивановича Андрусона, врачевавшего кожные и венерические недуги. До семнадцатого года о Ленине, как принято говорить, знали только специалисты. А в июле семнадцатого знали уже все.
― Тут дядюшка-то и заявляет, что помнит его! Лечился, говорит, у меня. Лет двадцать назад. Плохой пациент, уж больно вертляв.