Есть ли фильм, книга, автор, фанатами которых вы можете себя назвать? Подражаете в манерах, одежде, поведении, говорите с друзьями их фразами, перекидываетесь мемами, косплеите? Наверняка да, пусть в разное время это разные фигуры.
В детстве я обожала Электроника, мушкетеров и Филеаса Фогга из мультика «80 дней вокруг света», изрекавшего сентенции вроде «В дело всё пускай опять, и нужды не будешь знать», предвосхитившие концепцию безотходного производства и экологическое мышление. В тринадцать лет, прочитав «Мертвую зону» — первый роман Стивена Кинга на русском языке, стала кингоманкой, и это уже, кажется, на всю жизнь. Лет с четырнадцати заболела Братьями Стругацкими, с пятнадцати «Грозовым перевалом» Эмили Бронте, с семнадцати Джейн Остен, а Терри Пратчетта узнала и полюбила только в тридцать. Кто-то остался со мной навсегда: охочусь за новинками Кинга, теперь уже не дожидаясь перевода, потому что и английский выучила в немалой степени для того, чтобы читать его, кого-то перечитываю время от времени. Кто-то входил в мою жизнь надолго или не очень, но со временем притяжение ослабло, а сияние поблекло.
Так или иначе, книги живы, пока их читают, перечитывают, обсуждают, пишут на них отзывы. И я говорю не о литературоведах и критиках, для которых «это наша работа», даже не о студентах, которые, кляня, впихивают в голову колоссальные объемы литературы, необходимой для зачета, оценки, стипендии, видов на диплом и грядущее трудоустройство (хотя тут я наверно хватила лишнего, с трудом могу представить, чтобы «Золотой осел» Апулея в читательском активе как-то содействовал топовой вакансии в корпорации «Газпром»). Но тем не менее, вы понимаете, что я имею в виду — нас с вами, читателей, которые любят книги и делятся впечатлением от прочитанного не ради материальных стимулов. И речь не только об отзывах и рецензиях. Цитаты, которые попадают в резонанс с настроением и состоянием, не менее важны. А теперь скажите, кто по-вашему самый цитируемый автор всех времен и народов? Позвольте я угадаю, кого вы назвали: это был Шекспир. Не правда ли? Та-дамм!
В 2017 году эксперт антикварного шоу BBC one Antiques Roadshow «Выставка антиквариата» Мэтью Хейли обнаружил первый фанатский блокнот, вдохновленный Шекспиром. Но прежде несколько слов об Antiques Roadshow. Это британская телепрограмма, транслируемая BBC, в рамках которой оценщики антиквариата отправляются в различные регионы Соединенного Королевства (а иногда и в другие страны), чтобы оценить антиквариат, привезенный местными жителями. В 2017 году эксперт на выставке антиквариата BBC One пришел в восторг от миниатюрной записной книжки семнадцатого века с именем Шекспира на обложке. Надпись была такой крошечной, что ее трудно было прочитать невооруженным глазом. Рукопись настолько мала, что умещается на ладони. Тем не менее, некто втиснул на сорок восемь страниц двенадцать с половиной тысяч слов — сотни цитат из тридцати шести пьес Шекспира.
С тех пор книжка была переписана и изучена ведущими учеными, а ее анонимный автор стал, как полагают, первым фанатом драматурга. Наиболее плотно с рукописью работала профессор Тиффани Стерн из Института Шекспира Бирмингемского университета. Она датировала особенности почерка относящимися к 1630–1650 годам. «Завораживает, — говорит Стерн, — то, как за цитатами проступает облик этого поклонника Шекспира. Он явно мужчина, потому что в конце книги приведены конспекты лекций по Аристотелю на латыни, а женщины не могли поступить в университет и, как правило, не изучали латынь. Мы получаем представление о его характере. У него нюх на слова, которые хорошо сочетаются друг с другом, он остроумен и ценит хорошую шутку. Это великий труд любви».
Интересно и наиболее интригующе то, что самые расхожие на сегодняшний день цитаты были проигнорированы автором, который отдал предпочтение строкам, забытым нами, но, возможно, представлявшим больший интерес для ранних поколений читателей Шекспира. Например в «Ричарде III» вместо привычной «Зимы тревоги нашей» — знаменитой фразы, взятой Стейнбеком в качестве заглавия для своего романа и «Коня, коня, полцарства за коня!», он приводит «Пока в глаза твои, как якорями, ногтями б не впилась» (пер. Анны Радловой), очевидно очарованный метафорой ногтей-якорей.
Из «Гамлета» он выбрал не любимые нами «Быть или не быть?» и «Есть, друг Горацио на свете такие вещи, что и не снились нашим мудрецам», а фрагмент третьей сцены третьего акта с молитвой Клавдия: «И сделайтесь брюхатыми колени», который перевел с шекспировского английского: «и выгнитесь беременным животом колени». В переводе Гнедича тот же фрагмент звучит как: «Упрямые колена, сгибайтесь. Будь младенчески невинно стальное сердце», а у Пастернака как: «Скорей колени гнитесь, сердца сталь стань как хрящи новорожденных мягкой». То есть в обоих приведенных переводах тематика младенчества присутствует, но образ коленей выпирающих, подобно животу беременной женщины, наверно оказался непереводимым.
Как видите, со временем то, что мы ценим у Барда, изменилось. Тем более поразительно, что он продолжает оставаться созвучным всем временам. А всё же, кем был этот человек, так любивший Шекспира? Предполагается, что крошечный блокнот, переплетенный внутри старинной нотной тетради, принадлежит путешественнику и филологу из Кавершема Джону Лавдею. На шоу ноты привез его правнук в пятом колене, нашедший записную книжку среди вещей, унаследованных матерью от этого своего предка. Приятным сюрпризом для него стала оценка того, что было внутри, в тридцать тысяч фунтов.
Необыкновенный артефакт будет экспонироваться в Стратфорде-на-Эйвоне в рамках выставки «Великое множество читателей — 400 лет первому фолианту Шекспира», таким образом, самый большой из известных книжных форматов in-folio (48*64 cм) будет соседствовать с самым крохотным откликом, вобравшим впечатления от его пьес.
Текст: Майя Ставитская