Музей
– А теперь все пройдёмте к этой экспозиции – «Битва при Фермопилах»! – Мейв провела группу в следующий зал музея. – Она произошла в 480 году до нашей эры между персидским войском под предводительством Ксеркса и войском греческих городов-государств, численность которого была на порядок меньше, чем численность войска персов.
Наверняка, вы все слышали историю про триста спартанцев и их царя Леонида, – Мейв обвела взглядом группу экскурсантов и, встретившись глазами с парой из них, удостоверилась, что все уже подошли и её слушают. – Нашествие произошло в ключевой момент истории Афин. Демократия – один из столпов современной западной цивилизации – к этому моменту истории была ещё очень молодой. И нашествие персов угрожало уничтожить её в младенчестве. Проиграй греки ту битву – вся мировая история могла пойти по другому руслу.
***
После экскурсии несколько человек окружили Мейв и задавали ей вопросы.
– А что это за отдел АИВВ, о котором столько говорят? – пожилой мужчина с залысиной и зачёсанными наверх остатками волос выпятил губу на манер Муссолини.
– АИВВ расшифровывается как «отдел Альтернативной Истории и Виртуальных Воплощений».
Улыбка мимолётно пробежала по губам Мейв. Она вспомнила, как муж, работавший в этом отделе музея, недавно пытался над ней неловко подшутить.
– Ваш отдел – отдел дармоедов!
Он намекал на то, что экскурсии в музее были бесплатными. И если бы музей жил только за счёт экскурсий – давно бы разорился. Отдел же, где работал муж, как раз кормил весь музей. Заинтересованные посетители могли – за досдректупную плату –пуститься в очень интересное путешествие во времени.
– Виртуальные воплощения? – покачивал головой мужчина. – Это что-то вроде виртуальных путешествий?
Был конец дня. Народ уже стал убывать, и слова собеседника гулко отозвались в фойе. Через высокие стеклянные витражи музея проникали солнечные зайчики. За окнами, не переставая, шли потоки людей, и Мейб предвкушала веселый обед с мужем в японском ресторане. Но профессионализм взял своё, и она стала терпеливо с улыбкой объяснять.
– Виртуальным путешествием в прошлое сейчас никого не удивишь. Любое такое путешествие можно купить недорого онлайн – и крутить на приставке. Но ширпотреб есть ширпотреб – голливудский шлак. Наш музей делает нечто, намного более интересное и аутентичное. Видите ли... учёные обнаружили, что у реальных исторических событий существует отображённая информационная матрица в одном из соседних подпространств общего с нами седьмого измерения. Это стало известно ещё лет двадцать назад. Но лишь недавно была открыта технология для отображения этого информационного подпространства в виртуальных устройствах. Открытие сделал один из сотрудников нашего музея, оно было немедленно запатентовано – и теперь используется только в отделе АИВВ.
– И в чём же состоит разница?
– Разница заключается в том, что для любого живущего сегодня человека можно найти информационное отображение его или её реальной предварительной жизни в другом теле. Таким образом, клиент может увидеть и пережить моменты своей прежней жизни или жизней.
– Неужели? – человек увлекался всё сильнее.
Теперь он стоял, уперев руки в бока, чем ещё больше стал похож на Муссолини.
- Но ведь тогда можно все узнать и о жизни каждого.
- Теоретически это так. Практически же, такая информация доступна только узкому кругу людей - как например секретным службам. Допуск нашего музея распостраняется только на время до рождения человека. Зато, наши клиенты могут не только пережить, но и изменить эти «истории».
– Изменить историю? Но это невозможно! – человек отрицательно помотал головой с категоричностью.
– Разумеется, изменения происходят не в настоящих исторических событиях, а только в их информационном отображении.
– А быть с «эффектом бабочки»?
– «Эффект бабочки» сильно преувеличен, – Мейв снова улыбнулась с профессиональной приветливостью. – Он может иметь исключительно сильное влияние только на некоторые ключевые события истории, вроде Битвы при Фермопилах. Изменения же событий в жизнях большинства людей, как правило, оканчивается лишь микроскопическим всплеском перемен, быстро убывающих по экспоненте исторической временной оси. Впрочем, вы можете пойти в отдел, там вам всё объяснят в деталях. За той дверью спросите Бэннона.
Бэнноном звали её мужа. Здесь, в музее, они и познакомились – пришли сюда как молодые специалисты. Сначала это была взаимная симпатия – оба любили историю и много говорили о событиях далёкого прошлого, затем эта общность интересов переросла в нечто более нежное и завершилась браком.
***
– У меня вот какая ситуация, – мужчина сидел напротив Бэннона в кресле. – Всю жизнь меня мучают кошмары. Как мы выяснили с моим психологом – это следствие психологической травмы. Но мы прошли по всей моей жизни – и даже под гипнозом не обнаружили никаких событий, которые могли бы стать причиной кошмаров. У меня было нормальное детство, любящие родители, потом хорошая работа, стабильный брак. И в то же время, я с детства видел и постоянно продолжаю видеть эти жуткие сны. Поэтому я хочу попробовать то, что предлагает ваша организация.
***
Пару дней спустя Мейв и Бэннон сидели в японском ресторане и ели суши. Это был не дешёвый японский буфет, где жужжала и гоготала толпа людей, а уютный ресторанчик с гравюрами на стенах и едва слышной восточной музыкой. Здесь не нужно было кричать, чтобы услышать друг друга.
– И чем же кончилось дело с этим «Муссолини»? – пародируя его, Мейб выдвинула вперед подбородок и выпятила губу. Оба рассмеялись.
– А вот чем. Мы прогнали его ДНК через наш опознаватель и установили, что в своей предыдущей жизни этот человек жил в Испании, в конце восемнадцатого века. Некто Хосе Эрнандес. Торговец, владелец скобяной лавки в Сарагосе, был сожжён на костре в апреле 1791 года по подозрению в ереси.
– Интересно. И что же вы предприняли?
– Мы запустили нашу модуляционную программу и установили, что лучшим – и наиболее безопасным с исторической точки зрения – способом будет для него забыть в лавке кошелек, по пути в винный погребок, где он проводит время по вечерам. В реальной жизни в тот злополучный день, будучи немного навеселе, он рассказал случайному собеседнику, что сомневается в целебной силе прикосновения к святым мощам. На его беду, собеседник оказался осведомителем инквизиции. В новом варианте событий, дойдя до погребка и обнаружив отсутствие кошелька, Хосе вернулся домой, а когда пришёл позднее в погребок, осведомителя там уже не было.
– А как вы добились того, что он забыл кошелек? Вы послали этого мистера Муссолини назад в восемнадцатый век?
– Нет. Просто поменяли кое-что в матрице данных. Наша программа просчитала, что «эффект бабочки» в этом случае будет минимальным.
– Хм... А бывали случаи, когда вам приходилось запускать самого человека назад в матрицу?
– Бывали. Но это более трудоёмко и поэтому намного дороже. Но если клиент пожелает, в принципе это возможно.
– Как же это делается?
Бэннон задумался и посмотрел наверх и влево.
– Как бы это лучше тебе объяснить? Ты же знаешь, что наши ощущения – не что иное, как воспринятые мозгом и интерпретированные электрические сигналы. Так вот, в данном случае нам приходится не просто менять что-то в матрице времени, а модулировать иную реальность так, чтобы у клиента возникло реальное ощущение, что он сам живёт в прошлом. Это сложный и очень дорогостоящий в смысле ресурсов процесс, и требует применения специальных патентованных математических алгоритмов.
– И ты понимаешь всю эту математику?
– Ну, в общем и целом – да. В своё время в универе я чуть не свихнулся, готовясь к этому экзамену.
Мейб хохотнула и, со счастливой улыбкой, наклонила голову к плечу Бэннона, прижалась к нему.
– Ну и как, Муссолини помогло?
– Обижаешь. Спит теперь как дитя.
Секрет женщины
Бэннон очень любил жену – и первые полгода их совместной жизни прошли как в тумане. Он вроде всё знал о ней: её привычки, жесты, мимику, мысли, тело. Но он, человек, который работал с математическими алгоритмами и помогал людям в их сложных психологических проблемах, до конца не мог понять Мейб. Загадка скрывалась и в неожиданном вздёргивании высоких бровей, и в мягком бархатном с поволокой взгляде, и в неожиданно смотрящем в пустоту взгляде, который он иногда ловил посередине их разговора. Эта загадка притягивала его, но вместе с тем бесила.
Бэннон был высоким, худощавым и регулярно качался. Но он осознавал, что была в нём определенная неотёсанность и неловкость. Он часто увлекался, говорил слишком громко и, по мнению Мейв, был немножко гиком. И хотя Бэннон готов был отдать за жену жизнь при необходимости, он понимал, что это не делало его брутальным альфа-самцом.
Когда гормональный огонь начал остывать, Бэннон стал замечать странное несоответствие между тем, что реально происходило в спальне и тем, как Мейв это выражала. Ему всё больше и больше казалось, что внешнее выражение страсти у Мейв было просто красивой фальшью. В конце концов, он уверился во мнении, что во время занятий любовью, в отличие от него, жена никогда не была по-настоящему страстной и скорее соглашалась удовлетворять его желания, чем сама желала близости и наслаждения.
Это его беспокоило, почти бесило. В постели он доводил Мейв чуть ли не до бесчувствия. Часто, в самый разгар страсти, Мейв говорила ему:
– Дорогой, может хватит?
– Тебе разве не хорошо?
– Хорошо, родной! Но я устала… Ты просто как молотобоец.
До женитьбы Бэннон был близок с другими женщинами – и ни одна из них не проявляла недовольства такого рода. Напротив, они выражали своё удовлетворение недвусмысленно и громогласно. Поэтому то, что происходило с любимой и желанной женой, его так беспокоило и даже тревожило.
Он сразу останавливался.
– Но тебе было хорошо? – настаивал Бэннон.
– Да, родной, очень.
– Правда?
– Конечно, правда! – и чтобы уверить его, Мейв продолжила. – Мне так хорошо, тепло с тобой, когда ты рядом, когда ты такой нежный и преданный.
Он поворачивался на спину и, расстроенный, молча смотрел в потолок. Тогда Мейв пыталась поправить дело:
– Ну извини, родной! Я отдохнула. Ты можешь продолжить, если хочешь.
Но он не продолжал, а шёл под холодный душ. А когда возвращался – жена уже спала.
Один раз Бэннон всё же не выдержал – и решил добраться до сути проблемы.
– Но... я не вижу, что ты получаешь то, что должна получать, то что я должен тебе давать… Я же вижу, чувствую. Скажи мне, в чём дело? Есть кто-то другой... был? Ты о нём думаешь?
– Нет, родной. Я люблю только тебя.
– Так в чём же дело?
Мейв тяжело вздохнула и на секунду опустила глаза.
– Не знаю. Мне самой это трудно понять. Сначала всё идет хорошо, и я очень возбуждена твоими ласками, но когда дело доходит до... ну ты понимаешь... меня как будто всю зажимает и становится неприятно, даже немного больно. Не потому, что это ты… – она ласково тронула его щёку тыльной стороной руки. – Не знаю, как это объяснить.
– А скажи... у тебя же был сексуальный опыт до меня?..
– Зачем ты об этом?
– Не бойся, я не ревную. Просто хочу знать...
– Я никогда не испытывала того, что ты имеешь в виду. Мне всегда это было несколько неприятно.
Бэннон задумался. Он подошёл к окну и долго смотрел на улицу, проезжающие машины, проходящих мимо дома людей с собачками, цветущую черёмуху.
– Прости, что я тебя это спрашиваю, но может быть, в детстве тебя кто-то ?.. Скажи мне правду.
– Нет, родной, у меня было нормальное, счастливое детство. Родители меня любили, баловали. Ты же знаешь, я была поздним и единственным ребёнком.
– Тогда в чём же дело? – Бэннон тёр виски руками. – А может быть... Может быть, что-то случилось в твоей предыдущей жизни?
Мейв пожала плечами.
– В предыдущей жизни? Кто знает? Прогони мою матрицу через ваш опознаватель. Может, действительно что-то откопаешь…
***
– Нашёл! – Джонатан, ассистент Бэннона, откинулся в кресле с несколько самодовольной улыбкой. – Точно она!
– Ну и?
– Её звали Эбигейл Гаррель. Она была дочерью крестьянина из деревни, принадлежащей баронам Монтескьё.
– Это что, у известного Монтескьё – энциклопедиста?
– Нет, этот Монтескьё – какой-то его предок в 17-м веке. Августом звали. Он воевал в армии
Людовика XIV, участвовал в Деволюционной войне в Голландии, где был ранен в ногу. Это на него как-то странно повлияло. Он стал извращенцем. Набирал себе молоденьких служанок и лишал их девственности. Это у него такое развлечение было по пятницам. На большее его уже не хватало. Как натешится – так прогонял и другую брал из деревни.
– Вот сволочь! – Бэннон скрипнул зубами. – Так что же случилось с Эбигейл?
– С ней всё кончилось плохо.
– То есть?
– Сбросилась с башни.
Бэннона прошиб пот. Он на секунду представил себе Мейв, распростёртую на земле, всю в крови.
– Почему?
– Эта Эбигейл не хотела поддаваться. У старого развратника уже сил не было, чтобы разжать ей колени. Пришлось слуг звать на помощь. В этот момент она оттолкнула старика, вырвалась из комнаты и взбежала по лестнице на самый верх, в башню. Когда слуги и старый барон появились, она им пригрозила, что бросится вниз. Ну а старик подумал, что блефует – и приказал хватать девчонку. Вот она и прыгнула.
Бэннон наклонил голову и зажмурился. Молчание продолжалось секунд пять. Затем он сказал:
– Надо что-то придумать, чтобы этого не случилось.
– Да, тяжёлая ситуация, – Джонатан почесал затылок. – Даже не представляю, что можно сделать.
Ведь Эбигейл была полностью зависима – старик мог делать с ней практически всё, что хотел.
– Гоняй модуляции, Джонатан, гоняй, пока не набредёшь на что-нибудь приемлемое! Мы должны что-то найти!
Гобелен
– Кто она? – Бернард спросил старого Карвера.
Прошло всего три дня с тех пор, как он вернулся домой из престижного университета, где провёл четыре года. Он приехал на неделю раньше срока, хотя и сам не понимал, почему.
– Новая горничная, сэр.
Карвер много лет служил в особняке Монтескьё, с того времени, когда Август, отец Бернарда, был совсем молодым.
– Какая красивая! – пробормотал Бернард. – Какие глаза, какая кожа! Как её зовут?
– Эбигейл, сэр.
– Эбигейл, – Бернард мечтательно повторил. – Прекрасное имя…
***
Он встретил её, когда она проходила мимо библиотеки с корзиной одежды.
– Подожди, красавица! - остановил её Бернард.
– Да, ваша светлость, - Эбигейл подняла глаза от корзины.
– Когда ты начала здесь работать?
– Неделю назад, ваша светлость. Я вас тоже раньше здесь не видела.
– Я только что приехал из Пуатье. Университет там окончил.
– Но мы ожидали вас на следующей неделе, ваша светлость.
– Это правда. Не знаю, что меня толкнуло приехать раньше?
– Наверное, соскучились по родине, ваша светлость?
– Пожалуйста, не называй меня «Ваша Светлость», это держит нас на таком расстоянии. Меня зовут
Бернард. А тебя? Подожди. Дай угадаю, – Бернард нахмурился, словно концентрируясь. – Тебя зовут… тебя зовут Эбигейл… – сказал он театральным голосом.
Бернард думал, что Эбигейл удивится. Но вместо этого она посмотрела на него с интересом, грустью и какой-то усталостью.
– Скажите, я вам действительно нравлюсь?
– Действительно нравишься? Да я без ума от тебя, детка!
Эбигейл продолжала внимательно глядеть в глаза молодого барона и, к его радости, перешла на «ты».
– Ты красивый.
Бернард счастливо улыбнулся.
– Я тебе нравлюсь?
Вместо ответа Эбигейл закусила губку, и слеза выкатилась из её левого глаза. Бернард очень удивился, и это его растрогало.
– А почему слёзки? – Бернард легонько дотронулся до её щеки и вытер слезу. – Кто обидел мою девочку? – он уже считал её своей. – Скажи мне – и я накажу его или её.
Вместо ответа Эбигейл улыбнулась и шмыгнула носом.
– Ты кажешься добрым, – она опять смотрела на него тем же долгим и оценивающим взглядом.
– Спасибо, моя сладость! Скажи, почему ты грустна? Что тебя печалит? Я вижу, тебя кто-то обидел.
Скажи, кто?
Вместо ответа Эбигейл прижала палец к его губам:
– Сегодня четверг.
– Четверг? – Бернард посмотрел на неё недоумевающе. – Тебя что, расстраивают четверги? Это такое народное поверье?
Он приподнял её лицо так, что их глаза были почти на одном уровне и, увидев вздутые губы девушки столь близко, не смог удержаться – и нежно поцеловал их.
Эбигейл не ответила на поцелуй, но продолжала смотреть на Бернарда серьезно и оценивающе. Вдруг она кивнула, как будто что-то для себя решила...
– Пойдём.
– Куда, моя сладость? – решительность девушки удивила его.
– К тебе.
– Сейчас мне нужно кое-что закончить в библиотеке. Отец просил. Но завтра...
Лицо Эбигейл побледнело.
– Завтра? Завтра уже не будет никакого завтра. Сейчас, – её голос был одновременно решительным и грустным.
Бернарду это показалось странным, но что-то толкнуло его на решимость.
– Пойдём! – он схватил девушку за руку.
Она покрыла его руку своей.
– Скажи, ты будешь нежным?
Сердце у Бернарда радостно забилось.
– Ну конечно, моя красавица!
И он поцеловал её снова, как можно нежнее. На этот раз она ответила. Бернард увлек Эбигейл в библиотеку.
Там, в тусклом свете единственной свечи, они долго целовались. Тёмные стеллажи книг вдоль стен библиотеки, от пола до высокого потолка, стояли как гигантские стражи их зарождавшегося чувства.
Сквозь окна второго этажа было видно чёрное небо, усыпанное звёздами. Часы в деревенской церкви пробили десять. Их поцелуи становились всё более страстными, а тела всё сильнее наполнялись желанием.
В библиотеке был твёрдый паркетный пол. Бернард быстро огляделся и заметил большой квадратный кусок материала на стене. Он сорвал его, расстелил на полу поверх белья, которое вывалил из корзины – и бережно опустил Эбигейл на ложе. Осторожно лаская друг друга, они разделись – и занялись любовью.
***
Человеческий акт любви довольно однообразен. Микеланджело даже назвал его «отвратительным». По его словам, Бог посылает временное безумие людям во время акта, чтобы они могли не заметить этого безобразия.
Не пренебрегая мнением великого скульптора, всё же скажем, что Бернард и Эбигейл, оба в расцвете юности, в темноте библиотеки выглядели прекрасно.
Оба были неопытны и немного неуклюжи, производили много любовного шума. Из-под двери библиотеки просочились их страстные выкрики и стоны удовольствия, несколько слуг подошли к двери на цыпочках, ухмыляясь и тихо хихикая. Один побежал сообщить о происходящем сэру Августу.
Когда молодые люди лежали на полу в объятиях, ещё полные нежности, дверь библиотеки внезапно распахнулась – и старый барон вошёл быстро, хоть и сильно хромая, большего не позволяла больная нога.
Вскочив, Эбигейл вскрикнула, схватила своё платье и прикрыла наготу. Бернард, застигнутый врасплох, не мог сказать ни слова.
– Ты! – крикнул старый барон Эбигейл и указал зажатым в руке подсвечником с четырьмя горящими свечами на дверь. – Убирайся!
Прикрывшись как можно лучше, Эбигейл быстро выбежала из библиотеки под насмешливые реплики слуг.
– Теперь все убирайтесь! –сердито фыркнул старый барон.
Когда он захлопнул дверь, слуги ушли, толпясь, обсуждая увиденное и хихикая.
– Молодой человек! – Август Монтескьё сказал холодно, но напористо. – Одевайтесь и марш в свою комнату!
Пока Бернард одевался, далеко не так быстро и ловко, как бы ему хотелось, старый барон приблизился к тому месту, где лежали молодые влюбленные. Обеспокоенный, он опустил свечи ниже и осмотрел ткань, распростёртую на полу. Выражение его лица сделалось гневным.
– Вы… Вы позор этой семьи! – рявкнул он с отвращением, указывая на пол.
– Прости, папа, – сказал Бернард дрожащим голосом. – Но разве ты не был молодым и страстным?
– Что? – рявкнул Август, его лицо становилось всё краснее. – Вы думаете, я злюсь на вас, потому что вы спали с прислугой?
Озадаченный Бернард смог только открыть рот.
– Известно ли вам, что вы использовали для своего грязного блуда?
Бернард, который ещё не полностью овладел своим голосом, запнулся:
– Коврик, отец.
– Коврик? Коврик?! – вскричал разъярённый Август. – Это гобелен ручной работы XV века из Бове!
Раньше он висел в Версале во времена правления Генриха Наваррского! Я заплатил за него тысячу пистолей на аукционе! Прочь с глаз моих, потаскун!
– Извини, отец, – пробормотал Бернард. – Что такое «гобелен»?
– Вы не знаете, сэр?! Ведь это французское слово! – Август покачал головой, словно не веря происходящему. – Чему они только учили тебя в этом проклятом Пуатье?
Бернард молчал, понурив голову.
– Убирайтесь отсюда! – старый барон с отвращением сплюнул и отвернулся. – И ради Христа, сэр, примите ванну и побрызгайте на себя духи, прежде чем спуститься к ужину! От вас несет деревней!
Он отвернул голову и в показном отвращении зажал ноздри.
После того, как Бернард ушёл, Август опустился на колени, чтобы осмотреть печальные, смятые останки его знаменитого гобелена «Китайский Император». Добрый Император и его прекрасные дамы, когда-то гордые и весёлые за солнечным столом, смотрели на него сквозь застывшую завесу высыхающих пятен, безмолвно оплакивая свой испорченный пикник, протестуя против того, что теперь они, вероятно, пахли как деревня.
– Боже мой, боже мой, – бормотал Август, лаская гобелен, слёзы текли по его испещрённым морщинами щекам. – О создатель, почему ты дал моему сыну член, но не мозги? Этот идиот не только испортил мой любимый гобелен, но и служанку! Теперь от неё никакого толку... Карвер, Карвер!
Старый слуга появился.
– Чем могу служить, ваша светлость?
– Вот что, Карвер. Отправь-ка ты эту Эбигейл домой – толку от неё все равно больше никакого нет.
И скажи, чтобы мне прислали другую – покрасивей, помоложе и чтоб непременно девственницу.
– Разумеется, ваша светлость!
– Поспеши. Завтра пятница.
Эффект Бабочки
После работы Бэннон и Мейв сели рядом в своём любимом кафе.
После всех перипетий, связанных с Эбигейл, в голове у Бэннона был сумбур. Он несколько раз зажмуривал глаза и тряс головой.
– Что с тобой? – Мейв нежно дотронулась рукой до его щеки.
– Ничего, родная, – Бэннон взял руку жены в свою и поцеловал её ладошку.
В этот момент произошло нечто необычное. Мейв хихикнула. Такого игривого смешка Бэннон никогда от неё раньше не слышал. Она притянула его голову к себе, легонько укусила его мочку уха и шепнула:
– Поедем домой.
***
Сказать, что Мейв никогда раньше не было так хорошо – значит, не сказать ничего. Она была словно окутана тёплыми облаками и витала где-то в небесах. Наконец, открыв глаза, Мейв увидела обеспокоенные глаза мужа. На его лице был словно выгравирован вопрос «Ну как, сработало?» Вместо ответа Мейв обвила его шею руками и, притянув его голову к себе, долго целовала его в губы.
– Ты опять меня сейчас возбудишь, моё сердечко! Но я боюсь, чтобы тебе опять не было больно…
– Не бойся, родной! Я так счастлива! Мне было совершенно не больно и, думаю, вообще больше не будет больно никогда.
***
После они лежали расслабленные. Страсти уже не было, осталось только нежность. Бэннону страшно хотелось спать, но он держался – и в конце концов рассказал Мейв всю историю того, что произошло в её прошлом, и о том, как они с Джонатаном гоняли компьютерную модель, и то, как нашли вариант модификации реальности с минимальным «эффектом бабочки». В конце рассказал, что в этом случае он не захотел доверять модели и решил, несмотря на дороговизну процесса, войти своим призраком в ауру Бернарда, чтобы побуждать его к правильным и своевременным поступкам.
– А в чём разница между обычным наблюдением и наблюдением в качестве призрака?
– Как бы это лучше объяснить?.. Разница в том, что в первом случае ты наблюдаешь за событиями как бы с другой стороны улицы, а во втором ты всё время являешься невидимым участником.
– То есть, ты участвовал в этом акте вместе с Бернардом?
– Не то чтобы участвовал, а скорее – направлял его.
– Не понимаю, как это?
– Ну знаешь, иногда ты вдруг выпалишь что-нибудь такое, что после и сам не рад. Потом удивляешься, как ты мог такое сказать?
– Но ты чувствовал то, что чувствовало тело этого Бернарда?
Не ожидавший такого поворота, Бэннон смутился.
– Но, дорогая, какое это имеет значение? Ведь Эбигейл – это ты... твоя душа, только в другом теле.
– Это не твоя забота, в другом или не в другом. Лучше скажи, что ты чувствовал?
Бэннон удивился. Разговор начинал приобретать неприятный оборот.
– Мейв, ну не будь такой глупышкой! Как может чувствовать твоё цифровое, виртуальное отображение?
– Как? Но ты же сам говорил, что наши чувства – это лишь электро-сигналы, интерпретируемые мозгом.
– Да, но там была только проекция моего сознания, а не дешифровщик ощущений.
Мейв смотрела на Бэннона испытующе и с некоторым осуждением.
– А вот я проверю!
Бэннон только удивлённо поднял брови.
– Да-да-да... Не строй из себя невинную овечку, когда рыльце в пушку. Ты запустишь меня в мозг Эбигейл!
– Но дорогая…
– Никаких «дорогая»! – в голосе Мейб послышались визгливые нотки. – Завтра же! Посмотрим, что я смогу почувствовать.
– Но Мейв, то, что мы сделали вчера – очень хрупко! Нельзя так рисковать твоей памятью! Ты неопытна в этих делах – и можешь нарушить всё, что было достигнуто… Да и неизвестно, что ещё ты можешь разладить. Разве тебе не было хорошо сегодня?
Мейв молчала, продолжая дуться. Вместо ответа она продолжила:
– Ты врёшь! Наверное, специально залез в этого Бернарда, чтобы трахнуть… – тут она немного запуталась, ища правильное слово. – Чужое тело!
Бэннон посмотрел на Мейв широко открытыми глазами.
«Ревность? Это что-то новое! – подумал он. – Может быть, мы всё-таки не до конца учитываем эффект бабочки»?
***
В понедельник Джонатан спросил Бэннона:
– Ну как, шеф? Каковы результаты? Как Мейв? Стоило это наших усилий?
– Прекрасно, старина! Лучше и быть не может! – Бэннон широко улыбнулся и показал ему пальцами знак «окей».
Но, когда Джонатан отвернулся, пожал плечами и подумал «Чёрт его знает!».
Автор: mgaft1
Источник:http://daybydayalgo.com/trader/stories/the_side_effects_ru.html
Больше хороших рассказов здесь: https://litbes.com/
Ставьте лайки, делитесь ссылкой, подписывайтесь на наш канал. Ждем авторов и читателей в нашей Беседке.
Здесь весело и интересно.
#проза #рассказ #литературная беседка @litbes мистика #дом #сын #дерево #главные ценности жизни #мир #жизнь Детектив