– Мам, вот твоя комната. Располагайся. Чувствуй себя как дома, ведь теперь это и есть твой дом, – Оксана нежно обняла мать, попутно жестами указывая мужу, куда лучше поставить чемодан.
– С приездом, Римма Викторовна. Добро пожаловать, – Михаил по-свойски похлопал тёщу по плечу.
– Пойдём за стол. Хоть чаю попьём, а то сейчас Маша и Даша с института вернутся, даже поболтать не успеем.
Теперь бабушка переехала жить к нам. Мне всегда было её жаль. Она вышла замуж в восемнадцать, в девятнадцать уже стала мамой. А к двадцати пяти она обслуживала троих детей и престарелого свёкра, который после смерти жены совсем слёг.
Молодости у бабушки не было, детство тяжёлое. Только дети выросли, не стало свёкра – родились мы с Дашей. Бабушка стала помогать маме. Мама говорит, если бы не было этой помощи, она бы вышла в окно или сошла с ума от такого двойного счастья, которое на неё свалилось.
Только с нами стало полегче, и бабушка наконец вернулась в посёлок к мужу, средний сын одарил внуком, а потом и младший внучкой. Бабушка разрывалась между городом и посёлком: в городе дети и внуки, а в посёлке муж и хозяйство, которое с каждым годом становилось всё меньше, а потом и вовсе свелось к паре грядок с зеленью и нескольким кустам картошки.
Где-то с конца мая все внуки перебазировались в посёлок на свежий воздух на ягоды, возвращались в город только к сентябрю. Четверо строптивых деток как только не сводили с ума бабушку, но она держалась молодцом и безумно нас любила, стараясь почаще баловать мороженым.
В восемьдесят шесть она осталась одна. Дедушки не стало, всё меньше становилось вокруг соседей – все устремлялись в город, в комфорт.
В итоге бабушка сдалась и согласилась переехать к нам. У родителей была четырёхкомнатная квартира, поэтому места хватало всем. Мы с Дашей представляли, как будем по утрам завтракать бабушкиными блинчиками и сырниками, но не тут-то было.
После переезда у бабушки открылось второе дыхание, она вспомнила, что не нагулялась в молодости и решила срочно наверстать упущенное. Просыпалась ближе к полудню, спать ложилась поздно, пересмотрев несколько сериалов.
После первой пенсии прикинула, что за жильё ей платить больше не надо, о продуктах заботится тоже, а на последний путь она уже накопила даже больше, чем достаточно, собрала небольшую сумочку и рванула с приятельницей на море.
Мы неделю не знали, где бабушка. Телефон выключен, а в записке только: “Всё хорошо. Будет время – позвоню. Не переживайте”.
Через неделю и правда позвонила. Отдохнули они с подружкой и не просто на море, а в каком-то дорогущем отеле, который занимает чуть ли не первую строчку в рейтинге отечественных курортов. Спустили пенсии, гробовые, так оторвались, что на обратный билет не осталось денег. Пришлось звать на помощь детей.
Мама с папой решили сами бабушку забрать. Мама всю дорогу ворчала, а папа не переставал смеяться и, пообещав сделать бабушке загранпаспорт, попросил в следующую поездку пригласить его, а не подругу.
Мама тряслась над бабушкиным здоровьем – таскала по врачам и обследованиям. Не зря. У бабушки обнаружили сахарный диабет и какие-то проблемы с сердцем. Когда врач зачитывал список того, что ей делать и есть категорически нельзя, бабушка сначала кивала, а потом спросила:
– А что будет, если я всё-таки буду это есть и не буду ложиться спать в девять вечера?
Врач, округлив глаза, серьёзным голосом произнёс:
– Вы можете умереть.
– Нашли чем пугать меня в мои почти восемьдесят семь, – лишь усмехнулась бабушка, – Что с сахаром, что без всё одно – каждый день двигаюсь к смерти. Но, как по мне, так с тортиком в желудке, помирать куда приятнее, чем на воде и хлебе.
Диету бабушка не соблюдала. Колола уколы и ела всё подряд. Спать ложилась и вставала, во сколько ей хотелось и вообще считала, что наконец достигла того возраста, когда можно игнорировать все ограничения.
Любила с нами ездить на дачу, но не чтобы ковыряться в земле, а лишь раздавать указания. Ходила на танцы, которые для пенсионеров организовывала управа района. Там встретила Ивана Семёновича. “Молодой кавалер” – именно так бабушка назвала этого деда, когда мы, приехав с дачи, застукали этих двоих храпящими в обнимку перед телевизором, у нас в гостиной.
Мама была вне себя от гнева и шока. Она то и дело причитала, говоря, что за матерью теперь контроль нужен ещё больше, чем за её детьми-подростками. Бабушка лишь улыбалась и ничего зазорного в своём стремлении наладить личную жизнь не видела.
Папа снова смеялся от души, подшучивая, что скоро тёща пригласит их на свадьбу.
Иван Семёнович правда был моложе бабушки, правда, всего на три года. Он довольно быстро сошёл с дистанции, не выдержав бабушкиного темпа. Она успевала и на танцы, и на йогу, и на прогулку со скандинавскими палками.
Вторая молодость бабушки добавляла в нашу жизнь адреналина и какого-то драйва. Мы постоянно вытаскивали её из каких-то передряг. Становились свидетелями каких-то комичных историй, в которые бабушка влипала с завидной регулярностью. То врачу ультиматум выдвинет относительно недостаточной белизны её вставных зубов, то соседям замечание сделает за то, что они назвали её бабушкой, а не девушкой. Ведь такое обращение, по её мнению, уместно к женщине любого возраста.
Она красила волосы в самые модные цвета и спускала пенсию на какие-то невероятные косметические процедуры, при этом не забывая сказать нашей маме, что той тоже неплохо было бы начать уже следить за собой, пока все вокруг не стали принимать её за бабушкину старшую сестру.
Однажды она сменила свои растоптанные сандалии на лабутены и звонила папе с просьбой забрать её от магазина, поскольку сделать в этих туфлях больше десяти шагов она не смогла, а идти обратно за старой обувью, которую она демонстративно выбросила в мусорку около магазина, как-то неловко.
Мы потом с Дашей почти дрались за право носить эти шикарные лаковые туфли на платформе и с огромным каблуком. Бабушка лишь гордо вошла в них в квартиру и, получив от нас порцию комплиментов, а от мамы ворчания, поставила их на полку и больше не надевала.
Каждая выходка бабушки непременно вызывала приступ смеха у папы и ступор у мамы. Папа даже говорил, что если его старость будет не похожа на тёщину, лучше вообще до неё не доживать.
Бабушки не стало в девяносто два. И только последние полгода она перестала вставать с постели и веселить нас своей второй молодостью. После её ухода, мне стало казаться, что это мы старики, которые монотонно проживают день за днём, постоянно приближаясь к кончине. А бабушка наслаждалась каждым днём и получала от жизни по максимуму, пусть и удалось ей начать такую жизнь только в восемьдесят шесть, а не в восемнадцать.
_____
