Об издании одной рукописи
Позвонил как-то Олег Дмитриев издателю Кононову:
– Слушай, – говорит, – сижу я тут, рукопись читаю. Замечательную! Думаю, тебе тоже прочитать стоит. Давай я ее прям щас привезу, сам увидишь.
Воскресенье. Вечер.
– Давай не сегодня, – недовольно кривится Александр Клавдиевич. И то правда – только ему и делать, что в последний вечер выходных работать.
– Давай в понедельник.
– Давай, – немедленно соглашается Олег. – Тебе первый том привезти или сразу оба?
– А она что, еще и длинная? – мрачно осведомился Кононов.
– Страниц девятьсот, тысяча, – с готовностью отрапортовал собеседник.
– М-да… – «Что тут поделаешь». – Привози оба.
– Только там надо сначала сквозь текст продраться.
«Час от часу не легче».
– Кто хоть автор?
Прозвучала незнакомая фамилия.
Итак, перед Александром Кононовым один за другим выкладывалась цепочка выразительных минусов:
1. Читать нужно срочно, хоть на очереди запланированного чтения шкаф не меньше.
2. Рукопись большая.
3. Нужно продираться сквозь текст.
4. Автор никому не известен.
Оставалось добавить, что книга еще и плохо написана, и можно будет смело ставить на этом деле жирный крест. Но подобной характеристики не последовало, и в назначенное время Олег Дмитриев действительно притащил две толстенные папки.
О том, что он вернет рукопись, Кононов знал с самого начала. Но возвратить, даже не попытавшись вчитаться, было невозможно.
Ладно, до точки ясности – и в сторону. Решил издатель, спокойно закончил рабочий день, улегся дома на диванчик, открыл папку, и... … … …. …. …
… … ….. ….. ….. ….. …. … ….
… … … ….. очнулся где-то на девятисотой странице.
– Есть книги хорошие и не очень, – рассказывает Александр Клавдиевич, – но эта впервые поставила предо мной вопрос: если мы не занимаемся этой книгой, то чем мы вообще занимаемся? Что мы вообще делаем?
Так был принят к изданию роман писателя О’Санчеса «Кромешник».
Одуванчики
Картинка из детства. Первые одуванчики, мы с братом гуляем за домом. Не во дворе, где новенькая детская площадка. Там дует, а бабушка — профессиональный ловец солнца, она выслеживает солнце, ходит за солнцем и таскает нас за собой. Поэтому мы меняем площадки иногда по нескольку раз в день, чтобы все время быть на солнце. Кроме нас выглянули полюбоваться солнышком веселые одуванчики. Мы собираем их в букеты и дарим бабушке. Мне лет пять, а брату три. Но букеты быстро надоедают, и тогда я нахожу песок и начинаю печь пирожки. Песок — мука, немного воды из лужи, а еще мне необходимо яйцо. Я точно помню, что мама клала в тесто яйцо. Я разрываю одуванчик, смешиваю его желтые лепестки с песком. Красота! Еще, еще… Все мои цветы быстро заканчиваются, и я беру одуванчики, протянутые братом. Больше, еще больше… Игра захватывает!
Помню огромные, удивленные и одновременно не много обиженные глаза Виталика.
Будто я сделала что-то не то… Одуванчики!
Когда я пропустила волшебный переход от цветка яйца к цветку-подарку?!
Я оглядываюсь. Но вокруг больше нет цветов! И бабушка уже нетерпеливо зовет нас домой.
Я смотрю на брата. Могу ли я хоть чем-то загладить свою вину? Судя по тому, что эта история преследует меня всю жизнь, — видимо, нет.
Старая школа
На юбилейном вечере Владимира Евзерова в Москве в Театре оперетты собралось великое множество исполнителей.
Концерт вел Валерий Леонтьев, были Люба Успенская, Песков с балетом, Катя Шаврина, Коля Басков, Аня Резникова, Тамара Гвердцители…
Представляете себе, что творится за кулисами: все приходят, здороваются, целуются, расходятся по гримеркам, одеваются, красятся, а затем выходят и продолжают общаться, разговаривать, делиться новостями… Закулисье гудит, точно улей. Блестят стразы на платьях дам, шуршат шелка, кому-то спешно подкалывают прическу, кто-то пытается разглядеть сквозь щель в кулисах сцену или кусочек зала. При этом все ждут выхода, волнуются или обсуждают последний футбольный матч, договариваются о встречах и совместной работе, флиртуют — словом, жизнь кипит.
Из общей суматохи выделялась могучая фигура Иосифа Давыдовича Кобзона, который в полном одиночестве ходил за сценой и учил текст.
Заинтригованный странным зрелищем, подходит к певцу поэт Юра Баладжаров и спрашивает:
— Иосиф Давыдович, зачем вам это? Все равно все поют под фонограмму, концерт давно записан и ничего уже не изменится.
— Губы должны совпадать, — строго ответил Кобзон. И продолжил свое занятие.
Тигрица в полете
— В ленинградском зоопарке до войны жила белая тигрица, любившая прыгать на руки ко всякому, кто зайдет в вольер, — рассказывает Борис Федорович[1]. — Кто-то приучил, когда была тигренком, вот и…
— И вам приходилось ловить тигрицу в полете?
— Да. Но только зимой, — лицо Бориса Федоровича делается серьезным.
— Почему зимой? — не понимаю я.
— Потому что падать удобнее на мягкое.
Весна, любовь и красное платье
Цвела весна, на мне красное платье и туфельки на каблуках. Я почувствовала твое приближение и выпорхнула навстречу, радостно распахнув объятия. И только тут вспомнила, что мне нельзя целовать тебя на людях и нежелательно летать. Я попыталась остановиться в воздухе, но на моих каблучках давно стерлись кнопки обратного хода.
За спиною стрекотали сделавшиеся уже видимыми крылья, я трепетала в воздухе не в силах ни вновь обрести твердь под ногами, ни пристыженно улететь прочь.
А ты — ты смотрел на меня, не говоря ни слова, но, как кажется, и не досадуя на то, что я опять все испортила, невольно выдав нашу тайну.
Ты уж прости меня. Женщины — они как дети. А тут еще весна, любовь и красное платье…
* * *
Мы запутались в наших крыльях.
Белых роз букет
Эдита Станиславовна Пьеха сломала ногу. Состояние удручающее: крах тщательно выверенных планов, депрессия…
Навестить певицу отправился поэт Юрий Баладжаров.
А как обычно принято навещать прекрасных женщин — неважно, двадцать им, сорок или семьдесят два? Юра заторопился к цветочному ларьку.
— Пожалуйста, подберите мне букет белых роз. Только пусть они будут действительно свежими, без черных точек и прочей ерунды. Я хочу подарить их необыкновенной женщине.
Разумеется, продавщица тут же пожелала узнать, кого имеет в виду покупатель. И выяснив, что направляется он к Эдите Станиславовне, подобрала букет белых роз, не взяв за это с Юрия ни копейки.
— Мне важно, чтобы эти цветы попали к Пьехе. Можете ничего не говорить обо мне. Главное, что они уже сегодня будут у нее.
В тот же день, вдыхая аромат дивных роз, Пьеха призналась в своей давней мечте — спеть песню, в которой будут невеста Белая Ночь и жених Питер. И чтобы этой невестой была она…
Мы разговаривали с Юрой Баладжаровым, наблюдая за играми его озорного кота сфинкса Бастиана с розовыми ушами и грациозной походкой. А потом в метро я вдруг услышала голос Пьехи — был такой проект, в котором известные актеры и певцы объявляли следующую станцию следования. Эдите Станиславовне досталась моя первая ветка.
Французко-польский акцент нежно проник вдруг в звучание интервью, которое я прослушивала по дороге домой. «Осторожно, двери закрываются», — задушевно произнесла певица. Я машинально взглянула на пустынный в этот поздний час вестибюль станции. И точно в подтверждение этой магической связи из диктофона раздался голос Юры:
…Взмахнет с перрона кто-нибудь рукой,
Устало подо мною скрипнет полка;
И за окном просторы и покой
Вдруг замелькают призрачно и долго.
И, может быть, сойду я поутру
На маленьком затерянном перроне,
И рук моих, озябших на ветру,
Коснутся чьи-то теплые ладони...[2]
Свадьба
Летом 2010 года в прессе появились сообщения о предстоящей свадьбе певицы Афины с поэтом Юрием Баладжаровым. Надо ли говорить, что ни «жених», ни «невеста» понятия не имели о предстоящих событиях.
Датой свадьбы неопределенно назывался декабрь 2010 года.
Несмотря на попытки обеих сторон добиться от прессы опровержения, ничего не удалось сделать.
«Ну что же. Теперь тебе, как честному человеку, придется на мне жениться», — нашла выход из создавшегося положения Афина.
[1] Имеется в виду Борис Федорович Сергеев.
[2] Строки из стихотворения Ю. Баладжарова «Со мною так бывает
иногда».
Это был фрагмент из книги "Ближнее море". Полностью книгу можно скачать на сайте АвторТудей: https://author.today/work/169183