- Ты меня правда любишь?
- Да любимая, очень!
- Только меня одну?
- Да, тебя единственную!
- А её? Её ты тоже любил?
- Ну как ты можешь сравнивать? Давай я тебя еще раз поцелую, любимая…
Губы тянулись, но рот не открывался, он как смолой был слеплен. И во рту уже запах просмоленной лодки. Воды бы, глоток воды, несколько капель…
Ведь, если есть лодка, то должна быть и вода? Руки были распяты вёслами. Не очень тяжелыми, но цепкими, не пускали ладони прижаться к девушке… нет, лучше к кружке с водой?
Ноги? Они тоже прикованы к вёслам? Но почему не слышно плеск воды? Только чьё-то тяжёлое дыхание в полной темноте…
Резкий поток воздуха и яркий, бьющий по зрачкам свет.
Рука дернулась – прикрыть глаза от режущей боли света. Но вёсла… нет, это вовсе не вёсла… это его руки туго притянуты старой бельевой верёвкой, край верёвки уходит под кровать. Другая рука натянута такой же веревкой с ржавыми пятнами.
А он лежит на кровати… в собственной спальне… Ноги распяты тоже, такой же серой веревкой. Что, жалко было новую купить? Даже на это потратиться не захотели… Что, ему совсем конец?
Ой… нет… он различил в изголовье кровати женский силуэт.
Это, наверное, ролевая игра такая?
Часть организма даже слегка оживилась, шевельнулась игриво между ног. Женский смешок, такой узнаваемый… Это его жена – Людмила? Никогда раньше он не замечал в ней стремления разнообразить их ин-тимную жизнь…
Язык дернулся облизать губы, но наткнулся на препятствие. Ну, на рту точно не веревка, глаза потянулись, чтобы увидеть препятствие, но даже у них был предел.
А беспредельщица подошла поближе, вот уже видна улыбка на ее губах, масляный свет в глазах…
Сейчас она захочет оказаться сверху? С одной стороны, он шевельнулся в предвкушении близости женского тела, а с другой… Больше ста килограмм сейчас обрушатся на него… Уже, наверное, все сто пять?
- Что, Валентин? Страшно? – за много лет совместной семейной жизни она хорошо изучила все движения его лица и тела. Валик решился слегка кивнуть – голова была не привязана. Тем более что Валентином его Люда называла в особо тревожных случаях. А так он давно стал Валиком.
Валиком, который послушно и лишь в случае крайней необходимости катится в выбранном женой направлении.
Только однажды, в самом начале семейной жизни он самонадеянно попытался применить к Людочке силу в осуществлении супружеских прав. Шрам на его лбу мужики потом долго называли «извилиной от фуражки».
Даже замычать он сейчас опасался. Кто знает, что у нее на уме? Перечить своей Людочке он больше не осмеливался, тем более, что в общем-то жизнь их внешне выглядела благополучной.
Двое мальчишек, которые подросли, но по жизни почему-то больше слушали и уважали мать, хоть и не стали «маменькиными сынками».
Выучились, работают, невестами обзавелись.
Под чутким руководством мамы - Люды заработали на свои квартиры.
А сейчас под бдительным присмотром невест вместе зарабатывают на свои свадьбы.
А Валик - непонятно чудесным образом, ему удалось найти свою отдушину. Звали ее Клава. Милая, тихая, послушно тающая в руках Валика. Вот она Валентину слова поперек не говорила. Даже взглядом ему подчинялась.
И опять же чудо, что Людмила эту отдушину не приметила. Или не замечала до определенного времени? Или делала вид?
- Ладно, Валентин, достаточно тебе быть в неведении. Тем более, что конец пришёл твоим мукам. – Людмила говорила негромко. И не страшно. Но слова «Валентин» и «конец пришёл» Валика деморализовали окончательно. Влага появилась – жидкость, о которой Валик мечтал. Но появилась не там, где она была ему нужнее всего… Нет…
Да неправильно Вы всё поняли!
Заплакал он просто, понял, что предстоит с жизнью прощаться. Вот слёзы и побежали. Он бы и рад был, чтобы эти слёзы на губы попали. Но сбегали они прямо на матрас. Нет, ну на подушку тоже. Людмила ему подушку под голову-то подложила. Повыше. Чтобы он, как очнется, видеть ее мог.
- Прощаюсь я с тобой. Хотелось бы, конечно, прощальные слова и от тебя услышать… - Людмила вздохнула. – Так ты ж сейчас орать начнёшь, визжать, как обычно. Люди услышат… А зачем мне лишнее внимание, правда?
Валик закивал, закачал головой, глазами задергал, пытаясь сказать, что не будет шуметь. Людмила чуть задержала взгляд:
- Вроде не врёшь, как обычно… Ладно. Даю тебе шанс. Я сейчас чуток приоткрою рот тебе для прощального слова. Не совсем же я бессердечная. – она подошла чуть ближе. Валик даже дышать забыл как. Выпученные в надежде глаза смотрели не отрываясь.
- Только ты заслужить это должен. – рассудительно произнесла жена мужняя. – Ты подумай, чем отплатить сможешь мне за мою… заботу, доброту… Может, у тебя есть что-то ценное, чем расплатиться со мной можешь? Заначка где какая припрятана? Ты ж не всю зарплату мне отдавал? – голос Людмилы был таким ласково-убедительным…
Как Валентин пожалел, что нету у него никакой заначки. Что всё, что мог и даже больше, отдавал своей ненаглядной Клавочке. Поникла его голова. И всё остальное тоже.
Людмила вздохнула.
- Ну что ж. Прощай. Обещать могу одно. Ты недолго будешь мучиться. – и жена, протянув руку, закрыла еще живому мужу глаза.
Завязала потуже повязкой, то есть.
На Валика опять обрушилась темнота. Тишина. И безнадёжность.
Сколько прошло времени? Даже на слёзы уже воды и сил не было.
И тут шорох, дверь открылась. Поток свежего воздуха и знакомых, им купленных духов. Не жене купленных, а Клавочке, любимой.
Мгновенный свет опять резанул зрачки:
- Валик, любимый! Успела! Какое счастье! – это чудо! Это – Клава. Рванула скотч с его губ. Дикий ор от боли она приняла за вскрик счастья. А он, бедняга, и сказать ничего не может, во рту, как в пустыне Калахари… голос провалился на глубину трёхсот метров.
- Пойдем отсюда скорее, она дала тебе свободу… Я вымолила. Теперь мы будем вместе! – тянет Клавдия Валентина, а он двигаться не может. Да и непонятно, хочет ли… И куда? Куда немолодому мужику на самом деле бежать из своего дома?
Но неугомонная Клава своё:
- Быстрее, ну что ты? Ты меня совсем не любишь? – что-то угрожающее Валику почудилось в голосе милой Клавочки. У него даже голос чуток прорезался, жутким скрипом, правда:
- Люблю, конечно… только ты моя единственная… - кончились силы Валика.
Но Клава женщина надёжная, раз любит, то спасёт любимого мужчину. Дотянула его до машины, усадила, пристегнула. И по газам. И тут же обрадовала:
- А я теперь у тебя не единственная, ребёночек у нас будет.
– и повернулась Клава к полуобморочному возлюбленному – Ты рад? - опять в её голосе Валику почудилась угроза.
Ну что ж за жизнь? Почему нету свободы мужикам? Связаны они цепью всю жизнь… И на конце той цепи – чугунное ядро. 😢
Спасибо за ваши лайки и комментарии, уважаемые подписчики! Они вдохновляют - очень. И поддерживают.