Знахарка.
В свои 10 лет Минька уже был вполне самостоятельным мужчиной, как, впрочем, и все его тамошние сверстники. Они на равных с родителями трудились на земле, помогали в строительстве, участвовали регулярно в рыбалке и охоте. Последнее, как выяснилось, весьма беспокоило минькиного отца. Несмотря на суровый, непреклонный нрав, он очень любил своего единственного ребёнка и, как мог, стремился оградить его от разных опасностей, но и отрешить сына от естественных таёжных занятий никак не мог.
Тогда-то ему и пришло в голову обратиться к местной знахарке за советом. Нам, современным жителям мегаполисов 21 века, довольно чудно́ слышать: знахарка. Сегодня это слово стало синонимом шарлатанства и жульничества, а также наживы на людских бедах и болезнях. А в далёкой таёжной деревне начала прошлого века только на знахарку и была надежда, случись у кого недуг тяжёлый (не важно у человека или домашней скотины) или в хозяйстве не ладилось что. Больше за скорой помощью обращаться не к кому: до ближайшего города с кое-какой инфраструктурой десятки километров пешком через таёжные сопки или по реке на лодке. Пока доберёшься, помощь уже может и не понадобиться...
Так что настоящая знахарка ценилась в тех местах дороже золота, а сами они блюли своё мастерство в чистоте и секрете, платы никогда не требовали и скрупулёзно передавали знания по женской линии дочерям и внучкам. Минькин отец, Иван Гаврилыч, имел у односельчан большой авторитет. В любом дворе ему всегда были рады и готовы помочь в чём угодно. Вот и знахарка встретила его с сыном Минькой очень приветливо и пригласила в избу.
- Марья Тимофевна, - обратился Иван Гаврилыч к знахарке, усаживаясь на лавку и пристроив крепкие натруженные руки к себе на колени, - пришёл я к тебе с личной просьбой. Знаю, что помочь сможешь...
Тётка Марья молча выслушала минькиного отца, взяла Миньку за руку и усадила на невысокую табуретку посреди избы. А потом походила вокруг, пошептала что-то, вроде и по-русски, но непонятно ничего, и говорит:
- Ну вот, Иван Гаврилыч, теперь твой Минька не то, что не встретит в тайге медведя, он его даже не увидит!
Минька отлично запомнил эти слова и через много десятков лет, будучи уже учёным-физиком, рассказывая о знахарке, не находил никакого рационального объяснения тому, что за всю свою жизнь он действительно так ни разу в тайге и не встретился с медведем нос к носу!
Взять хотя бы такой случай. У деревенских пацанов была одна серьёзная обязанность - лущить кедровые шишки, добывать из них орехи и транспортировать их из тайги в деревню. Организовано всё было так: бригада мужиков отправлялась в тайгу, когда созревал урожай кедровых шишек. С собой они брали здоровенную колотушку - полено, насаженное на длинную жердь, которой ударяли по стволу дерева, придавая ему хорошую такую вибрацию. От вибрации созревшие шишки падали вниз, где их собирали в большую кучу и оставляли пацанам. Тот, кто колотушкой стучал по дереву, да и остальные сборщики всегда одевали на голову зимние шапки, набитые сеном, иначе можно было не только получить чувствительный удар по голове, но попросту погибнуть: ведь кедровая шишка порой достигала размера в четыре кулака здоровенного мужчины и весила соответственно! Покончив с этой опасной и физически тяжёлой работой, мужики возвращались в деревню, а оставленная без присмотра в тайге гора кедровых шишек привлекала множество всякого зверья - от белок и дятлов до медведей. Поэтому отряжённые для сбора орехов пацаны всегда брали с собой в тайгу ружья и хотя бы одну лайку.
В этот раз у стайки ребятишек тоже были и ружья, и минькина лайка - крупный зверовой кобель Воря, и обязательные инструменты для лущения шишек: две доски с глубокими зазубринами, деревянная лопата и мешковина. Шишку клали между этими двумя досками и прокатывали, сильно надавливая. Чешуи раскрывались, как живые, и орехи выпадали наружу. Голыми руками такую работу проделать невозможно - быстро умаешься и собьёшь в кровь пальцы. Но это ещё не всё. Когда орехов накапливалась целая гора, предстояло отделить хорошие от плохих. Труд сродни тому, что выполняла Золушка по заданию злой мачехи. И хотя ребят было несколько, перебрать такое количество орехов руками они не смогли бы и до самой зимы. Тут требовалось применить мало-мальскую смекалку: двое пацанов отходили на несколько метров и натягивали между собой кусок мешковины, а третий брал лопату и швырял ею горсти орехов прямо в эту мешковину. До неё долетали только тяжёлые с хорошими спелыми ядрами, а пустые и гнилые падали по дороге. На это занятие у ребят уходило порою несколько дней, и, чтобы не терять время попусту, приходилось ночевать прямо в тайге. Вечером зажигали костёр, готовили нехитрый ужин и болтали о том, о сём, продолжая лущить шишки...
Минька примостился на бревне, занятый добычей орехов, а два его приятеля по ту сторону костра упаковывали дневной урожай в мешки. Слышалось лишь потрескивание смолистых поленьев в костре да хруст кедровой шишки, зажатой между двумя досками. Уже почти стемнело, лес засыпал и трём мальчишкам тоже пора было готовиться ко сну, как вдруг, дремавший до сей поры у огня Воря взвился и с диким лаем метнулся куда-то за спину Миньке, едва не сбив его с бревна, а двое минькиных приятеля вскочили со своих мест и отпрянули назад с такими испуганными лицами, что Минька тоже сорвался с места и развернулся спиной к костру. Он едва успел увидеть, как сомкнулись ветки зарослей ольхи, потревоженные кем-то, а Воря продолжал яростно лаять, стоя между Минькой и этими зарослями, по которым метались отбрасываемые пляшущими языками пламени тревожные тени. Через несколько минут лайка успокоилась, гавкнула ещё пару раз и снова улеглась у огня. Только тогда Минька обернулся к своим друзьям, которые продолжали настороженно вглядываться в темноту с ружьями наперевес.
- А что это было-то? - спросил у них Минька.
- Ты разве не видел? - ответили ему. - Прямо за твоей спиной из кустов показался медведь! Хорошо, что Воря его спугнул...
И так продолжалось всю остальную жизнь: Михал Иваныч, неоднократно бродя по самым разным лесам, ночуя в тайге под открытым небом, видел и свежие медвежьи следы, и продукты жизнедеятельности зверя, и его лёжки, и даже берлоги, но ни разу не встретился с медведем лицом к лицу.
Ещё не раз Минька был свидетелем, как тётка Марья помогала односельчанам в повседневных делах. Однажды летней порою, когда травы набрали силу и напитались солнечным светом, пришло время перегонять колхозное стадо на острова, где луга были сочнее, а гнуса и других кровососов поменьше. Но бурёнки что-то заупрямились и ни в какую не хотели идти в реку. Сколько их ни понукали, чем только не подгоняли, как только ни заманивали - ничто не помогало. Рогатые строптивицы лишь трясли головами, отгоняя мошку, мычали и переходили с места на место, но в воду не шли. Деревенские утомились в край, употели на адской полуденной жаре и осатанели от туч мошки, налетевшей на дармовое угощение. Послали за тёткой Марьей: на неё одну осталась надежда. Она прошлась по стаду меж коровьих туш, огляделась спокойно и приблизилась к одной бурёнке. Потом наклонилась к её уху и словно что-то нашептала ей. Та, будто понимая, внимательно слушала и даже перестала прядать ушами. А тётка Марья подняла с земли какой-то прутик, легонько провела им по коровьему боку и чуть шлёпнула по крупу. Корова словно оттаяла, громко промычала и плавно, неспеша пошла в реку, а за ней следом дружно и её упрямые товарки...
Но коровы это ещё ладно - разумные существа всё-таки, привыкшие повиноваться человеку. А как понять следующую историю? Собрались деревенские женщины в баню. Её строили всем обществом на берегу реки и посещали тоже коллективно в мужские и женские дни соответственно. Однако в этот раз женщин подстерегало неожиданное и довольно неприятное препятствие: на пороге бани расположилась достаточно крупная для того, чтобы нагнать суеверного страха на желающих попариться, змея и, судя по настороженно-агрессивному поведению, никуда не собиралась уползать. Что уж ей втемяшилось в голову - шут её знает, но банный день грозил пойти прахом: попытки прогнать змеюку не увенчались успехом. Смешно, конечно, да не до смеха - банька истоплена, а доступа внутрь нету. Пришлось снова беспокоить Марью Тимофевну. Она ничуть не удивилась, когда ей объяснили из-за чего сыр-бор, и скоренько спустилась к реке. Подойдя к порогу бани, она спокойно опустилась на землю и опять стала что-то нашёптывать, видимо обращаясь к змее, которая приподняла голову, словно бы прислушиваясь. Через несколько минут знахарка встала с земли и отошла от бани, а змея, полежав ещё секунду, плавно утекла куда-то в траву и больше её никто не видел...
Прошло много лет, без малого полвека. Михаил Иванович приехал погостить к родителям со своей маленькой внучкой Лизаветой.
Она была мелкой, но шустрой и сообразительной: быстро нашла общий язык с деревенскими, перезнакомилась с соседями, с удовольствием каталась на грузовых машинах, возивших зерно и прочие колхозные грузы и не хотела ни минуты терять, сидя дома. Конечно, что делать в избе со стариками, когда вокруг столько интересного?! Позавтракав, Лизавета обычно выскакивала из-за стола, пулей вылетала в калитку и пропадала иногда на целый день. В то утро она тоже быстро закончила с едой, спрыгнула со стула и помчалась вон со двора, но, пробегая вдоль дома по мокрому после летнего дождя дощатому настилу, поскользнулась и грохнулась со всего размаха навзничь. Дед Миша даже вздрогнул, когда в избе услышал, как заголосила, заходясь, его внучка. Он выскочил на двор, схватил продолжавшую рыдать Лизавету в охапку и побежал к дому тётки Марьи. Самой её, конечно, уже не было в живых, но теперь обязанности знахарки приняла её дочь Катерина. Михаил Иванович зашёл в знакомую с детства избу с орущей внучкой на руках. Катерина всё поняла почти без объяснений. Она усадила голосящего ребёнка на стул, взяла сантиметр и измерила голову девочки по окружности от подбородка и ото лба.
- Смотри, Михал Иваныч, - сказала Катерина, показывая сантиметр деду, - видишь, какие цифры? Теперь присядь в сторонке и не мешайся тут. У девочки сотрясение, отсюда и сильный отёк. Надобно поспешать.
А дальше Катерина стала быстро шептать что-то над не замолкавшей ни на секунду Лизаветой и слегка касаться ладонями её головы. Так прошло некоторое время. Михаил Иванович тихо сидел на лавке и даже боялся пошевелиться, чтобы не повлиять ненароком на процесс излечения. Катерина продолжала что-то бормотать над головой девочки, которая вдруг перестала плакать и лишь тихонечко всхлипывала, быстро успокаиваясь. Знахарка снова взяла сантиметр и опять так же измерила голову Лизаветы по двум окружностям.
- Всё, Михал Иваныч, можешь подойти. С отёком справились. Вот, сам смотри.
Катерина протянула деду сантиметр. Действительно, длина окружностей стала меньше на пару сантиметров.
- Теперь дело за малым, - продолжала Катерина. - Девочке необходимо отлежаться день-другой и попить вот этот травяной настой. Всё у неё будет в порядке и обойдётся без последствий...
Все эти рассказы можно было бы назвать неправдоподобными или, как минимум, сильно приукрашенными. Я и сам в них не поверил бы. Но есть одно "но": последнюю историю может подтвердить моя жена, которая маленькой девочкой стала её непосредственной участницей и лишь благодаря уникальным знаниям и опыту знахарки быстро оправилась после сотрясения мозга в одной отдалённой сибирской деревне.