НОЧЬ МОЕЙ СМЕРТИ
Глава 10 | Начало
Покинув Зарецкого, я оставил сыщика разбираться с собственными доводами, устремившись в больницу. Непреодолимая сила влекла меня обратно, и я терялся в догадках: мертвое тело не желает отпускать душу или воровская чуйка определила, что Кузнецов припрятал-таки шкатулку с драгоценностями в больнице? Кружа по коридорам, заглядывая в палаты, я интуитивно вернулся к прежнему образу жизни, размышляя, куда хозяин дома способен спрятать сокровища. А ведь ассистент после доктора Звягинцева слыл значимой фигурой при лечебнице и чувствовал себя по-хозяйски.
Я замер, прислушиваясь к ощущениям, мысленно влезая в шкуру Кузнецова. Вот я вхожу, скидываю пальто, извлекая шкатулку. Она привлекает внимание резным орнаментом, не сильно громоздкая, но хранящая в себе весьма ценные ювелирные изделия. Куда я спрячу сокровище, осознавая, что у пронырливого Юровского хватит сыскного навыка вычислить причастность к убийству? Ну дадут срок, отсижу, размышлял я от лица Кузнецова. Организм крепкий, выдержит и каторжные работы. Я выйду и достану сокровища, и заживу лучше прежнего, а со временем и ценность на бриллианты повысится.
Где же то укромное местечко, в которое никто не заглянет, пока Кузнецов отсидит срок? Допустим, его оправдают, посчитав представленные доказательства недостаточными для оглашения приговора. В любом случае, сокровище благополучно пролежит, дожидаясь хозяина.
Мое сердце уже сутки не билось, но я отчетливо услышал стук, настолько яркой молнией пронзила призрачную сущность очевидная догадка. Какая ирония! Кто лучше всего сохранит похищенные ценности, как ни вор, сотворивший кражу! Вор, ныне замолчавший навсегда, готовый унести сокровище с собой в недра земли.
Я переместился в помещение, где среди прочих трупов покоилось и мое тело, дожидаясь момента, когда отправят в божий дом, а после закопают. Я не стал церемониться и проверил: шкатулка, обернутая в прочную ткань, благополучно покоилась внутри тела под грудной клеткой. Кузнецов имел доступ к покойникам, где и сотворил свой замысел, тщательно выпотрошив меня и откачав кровь. После зашил и ушел спокойно.
— Умно, Игорь Леонидович! Ничего не скажешь! Поди и ткань пропитал раствором, чтобы дольше не тлела в процессе распада окружающей защитной оболочки. Только ты не мог не знать, что такого субъекта похоронят в общей яме! Готов разрыть братскую могилу, но вернуть ценности? Что ж ты за человек такой? Человек ли...
Рассказывали старожилы, что ранее хоронили на первый день. Теперь же предавали земле на третьи сутки. Однако моя хладная тушка проходила по следственному делу, и процесс захоронения могли отложить. Но, как сказал Юровский, время не терпит: я обязан найти способ указать следователю, где искать главную улику против Кузнецова. Для этого моя душа осталась бродить по земле, привязанная невидимой нитью к сыскному отделу.
Я знавал в городе лишь одного человека, верившего в потусторонний мир и входящего в связь с душами покойных. Несравненная мадам Лили шла в ногу со временем и не отставала от моды, проводя спиритические сеансы. Злые языки поговаривали, что мадам – отпетая мошенница, готовая рассказывать людям то, что они хотят услышать. Мне представился случай лично проверить, настолько ли хороша медиум, как о себе заявляет.
Силой мысли я переместился в сад перед домом мадам Лили. Спиритические сеансы проводились по вечерам, но не каждый день. Дожидаться удобного случая не в моих возможностях. Пройдя сквозь стены, я нашел хозяйку дома за чтением прессы в компании очаровательной дамы средних лет. Госпожа Давыдова собственной персоной, чье ожерелье так удачно перекочевало в мои руки одним темным вечером.
Подруги щебетали, перемывая газетные сплетни, а я тщетно искал способ привлечь к себе внимание. Пробовал войти в тело мадам Лили и завладеть мозгом медиума, но найти контакт не получалось. Кружил по гостиной, но ни одна портьера не шелохнулась от сквозняка. Все бестолку! Как мне указать, где спрятана шкатулка? Через кого донести важные сведения?
Я вылетел обратно в сад, уселся на скамейку под деревом и скорбно склонил голову. Призрачная надежда, что Юровский догадается сам, медленно таяла...
— Дядя, вам плохо?
Я вскинул голову, в изумлении уставившись на паренька лет восьми отроду в добротной барской одежде. Всмотрелся в ясные голубые глаза, уловил ямочку на пухлой розовой щечке. Лицо мальчика показалось смутно знакомым.
— Ты видишь меня?
— Разумеется, — улыбнулся паренек и добавил с легкой усмешкой, — и не только вас.
— Кого еще? — я оглянулся, но кроме нас в саду никого не оказалось.
— Таких как вы: призраков! — пояснил незнакомец, но приятная улыбка не исчезла. — Мне не ведомо, как это происходит. Просто вижу и слышу.
— А мадам Лили? — уточнил я.
— Увы, но нет! Правда, мне не хочется доставлять ей огорчение. Пусть думает, как ей нравится.
— Как тебя зовут, парень? — я уцепился за нежданный подарок судьбы, переживая, что тот испугается и сбежит, оставив меня вновь теряться в догадках.
— Давыдов Алексей Дмитриевич. Моя мама, Анастасия Павловна, в гостях у мадам Лили.
— Да, я видел, но не сумел привлечь внимание медиума.
— Вам требуется помощь?
Я не смел надеяться, что после совершенной мною кражи в доме Давыдовых, судьба послала в помощь открытого и отзывчивого мальчика с уникальным даром видеть души умерших. Но глупо не воспользоваться шансом.
— Да! Послушай, я стал жертвой покушения, совершенного прошлой ночью. Утром от руки злодея пострадал еще один человек.
— Танцовщица Софья Матвеева, — подсказал Алексей, — я слышал новости. Взрослые только и обсуждают их, связывая друг с другом. А вы, так понимаю, тот самый Митька?
— Да, тот самый, — усмехнулся я. — Так вы поможете, Алексей Дмитриевич?
— Говорите, я слушаю.
— В полицейском участке надо попросить следователя Юровского и передать ему, что шкатулка с драгоценностями находится внутри тела Фомкина. Запомнил?
— Конечно, у меня хорошая память. К тому же, Эрнест Андреевич приходил к нам в дом, когда у маменьки ожерелье пропало.
— Кхм, прости, парень, но это моих рук дело. Я пойму, если откажешь, но... В той шкатулке как раз оно и лежит. После следствия, возможно, получится забрать ожерелье...
— Пустое, дядя Митя! — махнул рукой Алексей. — Как выяснилось, брат моего отца давно заменил камни на яркие стекляшки, а маменька не заметила подмены. Шуму дома было! Отец взашей выгнал брата, когда тот спьяну сболтнул лишнего.
— Ну дела! Это ж надо, как я промахнулся.
— Так что, мы квиты, дядя Митя! Благодаря краже вывели на чистую воду нерадивого родственника, а я помогу вам.
— Ну дела! — я искренне удивлялся стечению обстоятельств, но тревога вновь бередила призрачную душу. — Коль тебе не поверят, что тогда?
— Будет странно, если господин Юровский не поверит. Иначе откуда мне знать, где находится шкатулка?
— И то верно! Как же ты, просто уйдешь? Маменька не хватится тебя?
— Я попрошу няню, та съездит вместе со мной, — нашелся с решением Алексей, — а маменьке скажу, что устал сидеть без дела.
Малец развернулся и убежал, а я предоставил ему действовать самостоятельно. Более ничто не задерживало меня в доме мадам Лили, а в участке становилось жарко...
— Что прикажете, Эрнест Андреевич? Вызвать на допрос Кузнецова? — спросил помощник следователя, когда я влетел в кабинет сыскного отдела и занял уже привычное место на подоконнике.
— Не о чем нам с ним пока толковать. Пусть посидит, да поразмыслит, — отозвался Юровский, прихлебывая горячий чай. — Прикажите привести художника вместе с творчеством его. Посмотрим, каков талант в нашем городе объявился. Может и не художник он вовсе...
Засельский отдал распоряжение постовому, а сам передал следователю бумаги со свидетельскими показаниями извозчиков, поясняя своими словами написанное:
— Архип Митенков в ночь смерти Фомкина стоял на бирже неподалеку от ювелирной лавки Зарецкого. Нам повезло, что по городу строго распределены места стоянки экипажей, таким образом нужного возницу я обнаружил быстро. Темнота и низко надвинутая на глаза шляпа скрыли поначалу личность пассажира, но извозчик узнал того по голосу. Архип обращался в больницу с жалобой, когда того лошадь укусила: не перенесла кобыла смрадного дыхания извозчика после перепоя.
— Что ж выходит, Константин Викторович? По словам Еремеевой и портнихи, в комнатах танцовщицы раздался шум, по ступенькам вниз сбежал Фомкин, оставляя на стене кровавые отпечатки. Вскоре за ним вслед покинул дом второй неизвестный, по нашим предположениям Кузнецов. Каким-то образом ассистент догадался, что Митька побежит к ювелиру, который задерживается в лавке допоздна. Проследив за ним, Кузнецов убеждается в смерти парня, нанимает экипаж, по пути останавливает мальчишку и отправляет того с донесением о мертвом теле во дворе ювелирной лавки Зарецкого. Показания Митенкова подтверждают, что Кузнецов был на месте непосредственной смерти Фомкина, но не доказывают его причастность.
— Второй возничий вслед за портнихой Пелагеей, — продолжил помощник, — засвидетельствовал прибытие Кузнецова к дому Еремеевой, которое совпадает со временем смерти танцовщицы, указанное в отчете судебно-медицинской экспертизы доктора Звягинцева. Я одно не пойму, Эрнест Андреевич, зачем так откровенно себя подставлять?
— Как говорил Цицерон, каждому человеку свойственно ошибаться, но только глупцы упорствуют в своих ошибках. Добавьте к списку жадность, алчность и тщеславие.
— Собственно, как и Зарецкий, — добавил помощник следователя, — кто бы мог подумать, что он способен на такую низость: отдать за долги родную дочь.
— Этот случай еще раз доказывает, что наш любезный Игорь Леонидович шкатулка с двойным дном: на людях один, а в душе...
— Ваше благородие, художник, — в кабинет заглянул полицейский.
— Пригласи!
Удерживая под мышкой папку для эскизов, а в руке графитный карандаш, через порог перешагнул типичный уличный художник. Удивительно, но память восстановила запах краски, присущий представителям этой профессии. Засельский также оценил его, потянув носом, едва полицейский втащил в кабинет художественные принадлежности.
Поднявшись навстречу, Юровский отставил стакан с недопитым чаем и протянул руку к папке с рисунками:
— Вы позволите, любезный? Как вас называть?
— Кириченко Арсений Михайлович, странствующий художник.
— Из Общества передвижников? — уточнил Засельский, в свободное от работы время уделяющий внимание изобразительному искусству: я вспомнил, как прошлой ночью помощник рисовал на листке бумаги.
— Да, верно.
— Но почему город? Творчество художников этого Общества главным образом связано с сельской пейзажной живописью, — допытывался помощник следователя.
— Не столица, а это уже многое меняет, — объяснил художник, — к тому же, я проездом, следую в Петербург и везу работы исключительно о сельской местности. В комнатах, которые занимаю в доме госпожи Еремеевой, вы найдете мои работы, а в альбоме – эскизы провинциальных улиц.
— И не только, — заметил Юровский, рассматривая рисунки, — вы успели накидать портреты сотрудников полиции, пока ожидали моего возвращения в участок.
— Прошу прощения, господин следователь, сработал профессиональный интерес, — стушевался Кириченко. — Оставьте рисунки себе, так сказать, на память.
— Но вернемся к делу, почему вас пригласили в участок. Скажите, Арсений Михайлович, где вы были вчера после шести вечера?
— В комнате, которую снимаю в доме госпожи Еремеевой. По договоренности с хозяйкой, я доплачиваю за ужин, так как имею проблемы с желудком и нуждаюсь в домашнем питании.
— Из дома в тот вечер не отлучались более?
— Только во двор, подышать свежим воздухом перед сном и выкурить трубку.
— Во сколько это было?
— Около девяти вечера, — тут же ответил художник. — Ранее к Софье поднялся некий господин, который подъехал в экипаже.
— Почему вы решили, что тот приехал именно к танцовщице? — уточнил Засельский.
— В тот момент я стоял у окна, которые смотрят на подъездную дорожку. Светила луна, и ее бледный лик прекрасно освещал силуэт прибывшего, пусть в тот вечер и не горел фонарь у входа. В руках он держал букет цветов. Госпожа Еремеева запирает двери после десяти вечера, потому посетитель беспрепятственно проник в дом и поднялся по лестнице. Его шаги отчетливо звучали в тишине. У меня и мысли не возникло, что тот приехал не к Софье. За те несколько дней, что я проживал в доме, мне лишь мельком удалось увидеть девушку. Милое создание, но коварное!
— Как вам удалось это выяснить? — спросил Юровский.
— По глазам, господа! Одно время я писал портреты, исключительно женские и научился читать по лицам: если желаете услышать душу, внимательно посмотрите в глаза собеседника.
Я вспомнил слова, которые бросил Юровский помощнику о цепком и внимательном взгляде художников. Насколько прав оказался сыщик! К неоспоримому доказательству в виде шкатулки добавлялись слова наблюдательного творца. Оставалось надеяться, что юный барин – Давыдов Алексей Дмитриевич – найдет возможность увидеться с Юровским и передать весточку с того света.
— Продолжайте, любезный! Что случилось потом?
— Я планировал выйти во двор, когда услышал крадущиеся шаги по лестнице вверх. Помню, усмехнулся: красота Софьи пользовалась спросом. Кабы знал я тогда, чем обернутся ночные визиты к девушке! Не успел я выкурить и половину трубки, стоя под окнами, как из дома выскочил неизвестный, чертыхаясь и держась за голову. Он бросился прочь, отбежал приличное расстояние, после чего до слуха долетел вскрик. Мелькнула мысль, что незнакомец упал, ведь по ту сторону дороги довольно покатый склон. Но прийти к решению оказать помощь не позволило появление первого визитера Софьи: он также выскочил из дома и скрылся в ночи.
— Пешком? — уточнил Засельский, между делом указывая на запись в показаниях извозчиков.
Я слез с подоконника и подошел ближе, заглядывая через плечо сыщика. Пусть и не заканчивал школу, но грамоте я мало-мальски обучен. Засельскому в ходе опроса удалось выяснить, что к дому вдовы Еремеевой прошлым вечером подвозили пассажира. По описанию извозчик опознал ассистента доктора.
— Что было потом?
— Ничего, — художник развел руками, — ночь вошла в права. Я вернулся в дом и лег спать. Тишину более ничто не нарушало. Утром я покинул дом и отправился на прежнее место, откуда открывался живописный уголок, и рисовал с натуры.
— Когда вы работаете, замечаете, что происходит вокруг? – задал наводящий вопрос сыщик.
— Разумеется, господин следователь. От меня не укрылось и ваше появление на больничном крыльце этим утром. С моего рабочего места неплохой обзор.
— Я заходил или выходил из больницы?
— Вы покинули клинику, господин следователь, — незамедлительно ответил художник, — а я вернулся к работе, но вскоре мое внимание вновь притянула фигура, силуэт которой точь-в-точь такой, какой я видел ночью в лунном сиянии.
— Вы знаете этого человека, Арсений Михайлович? Знакомы с ним?
— Нет, господин следователь, не имел возможности быть представлен.
— Последний вопрос: как долго отсутствовал тот человек, прежде чем вернулся в больницу?
— Не более часа, возможно меньше, потому как взял экипаж и вернулся также, но я обратил внимание, что он хромал на правую ногу, чего не было до отъезда из клиники.
— Он держал что-нибудь в руках? — добавил Засельский.
— Да, саквояж. Господин следователь, среди рисунков, которые вы просматривали, имеется набросок интересного вам человека. Случайно увидев его поздним вечером, а после узнав в первую половину дня, я интуитивно зарисовал его. Опять же, профессиональный порыв!
— Весьма кстати, Арсений Михайлович, сработал ваш порыв! Посмотрите, Константин Викторович, похож на Кузнецова?
— Безусловно! Фото не потребуется, — оценил работу художника Засельский.
Окна кабинета выходили на двор сыскного отделения. Бросив взгляд сквозь меня, Юровский проследил за лошадьми, запряженными в элегантную открытую коляску, которой правил кучер в форменной одежде. Я ощутил радость, завидев мальчонку, резво соскочившего на землю к явному негодованию пожилой няни.
— Хм, Давыдов-младший? Без матери! Странно, — удивился следователь и отдал распоряжение, — Константин Викторович, будьте любезны, зафиксируйте свидетельские показания художника, а я узнаю, каким ветром сюда барина занесло.
Я последовал за Юровским, встретившись глазами с мальчуганом. Тот улыбнулся в ответ и перевел взор на следователя, поспешившего навстречу неожиданному визитеру и сопровождавшей того няне.
— Алексей, вот так сюрприз! Что-то случилось? Аглая Тихоновна, рад вас видеть.
— Добрый день, Эрнест Андреевич! Я к вам со срочным посланием, — мальчуган понизил голос до шепота, и Юровскому пришлось склониться ниже, чтобы не пропустить ни одного слова, — это касается дела убитого Фомкина и танцовщицы.
Следователь жестом пригласил отойти в сторону, где никто не смог бы помешать их разговору. Няня прохаживалась вдоль коляски, нервно теребя дамскую сумочку: решение подопечного посетить полицейский участок без ведома его родителей не доставляло старушке радости.
— Я весь во внимании, любезный друг.
— Прозвучит странно, но мне известно, где находится искомая шкатулка с драгоценностями, — проговорил Алексей, глаза которого сверкали задором не меньше, чем блеск самих украшений.
— Вот как? Но позвольте, откуда такие сведения?
— Эрнест Андреевич, вы не поверите, покуда не проверите мои слова: шкатулка укрыта в теле Фомкина.
— Я не ослышался? — сыщик присел перед мальчиком и заглянул в ясные глаза, словно окунулся в чистую душу ребенка. — И все же, ответьте мне, откуда сведения?
— Весточка с того света, — склонившись к уху Юровского, прошептал тот, — Митька сам сказал, когда пришел за помощью к мадам Лили, но вы и сами знаете, Эрнест Андреевич, что это бесполезно.
— А вы, Алексей Дмитриевич, стало быть, юный медиум?
— Есть такое, но я не разглашаю, — смутился мальчуган.
Сыщик поднялся и сощурился, всматриваясь вдаль. По лицу скользнула тень неудовольствия: обдумывая создавшееся положение дел, сыщик не учел возможности Кузнецова.
Давыдов-младший дернул за рукав следователя, привлекая внимание к собственной персоне:
— Эрнест Андреевич, а вы расскажите потом, удалось ли вам отыскать шкатулку?
— Что же, Митька сам не скажет? — вскинул бровь Юровский.
Алексей вопросительно посмотрел на меня. От подозрительного взгляда сыскаря не укрылось движение мальчика: тот выглядел естественно, словно ожидал ответ от живого человека.
— Вот, что я предлагаю, Алексей: вы отправляетесь домой, чтобы более не нервировать бедную Аглаю Тихоновну. Когда я освобожусь, подойду к вашему дому, а Фомкин укажет, где именно буду поджидать.
— Здорово вы это придумали, Эрнест Андреевич! — воскликнул парень, а я подмигнул в ответ.
Убедить сыщика в моем призрачном существовании можно и нынче, стоило лишь заикнуться мне о художнике в кабинете Юровского, о котором не подозревал мальчик. Но я предоставил следователю возможность лично удостовериться в словах Алексея, отыскав шкатулку.
Вернувшись в кабинет, Юровский бегло осмотрел показания Кириченко и отпустил того с условием не покидать город до окончания расследования:
— Ваши свидетельства чрезвычайно важны, Арсений Михайлович. Прошу вас, задержитесь!
— Я понимаю, господин следователь. Не беспокойтесь! — ответил художник, покидая кабинет.
— Собирайтесь, Константин Викторович, возвращаемся в больницу.
— Для чего? Появилась зацепка? А что по поводу Давыдова-младшего? — закидал вопросами Засельский, снимая с вешалки верхнюю одежду.
— После отвечу, любезный! Время не терпит...
Я и не заметил, как день склонился к вечеру, насыщенный на события. Дивился на энтузиазм сыскарей и только теперь вспомнил, что они оба не ложились спать с ночи моей смерти, следуя по горячим следам. По-иному посмотрев на работу следователя, я невольно проникся уважением к Юровскому и молодому, но перспективному помощнику.
Оставшись без ассистента, не менее уставший доктор Звягинцев стоял на крыльце клиники, подставив лицо под моросящие капли дождя. Федор Алексеевич вопросительно посмотрел на представителей закона, сошедших с подъехавшего экипажа.
— Прошу меня простить за назойливость, любезный доктор...
— Полноте, Эрнест Андреевич, говорите, чем обязан?
— Нам бы взглянуть на тело Фомкина, — ответил сыщик.
— Позвольте, голубчик, вы же лично присутствовали при вскрытии! Отчет я предоставил, — недоумевал доктор наряду с Засельским, которого следователь не поставил в известность о предстоящих планах, а я догадывался почему: Юровский не хотел выглядеть глупо, если шкатулки не окажется внутри трупа.
— Кто зашивал тело? Кузнецов?
— Нет, я! Игорь Леонидович уехал по вызову. По крайней мере, он так сказал.
— К кому? У вас ведутся записи?
— Да, но... Кузнецов не успел их внести.
— Покажите тело, Федор Алексеевич! — твердым голосом попросил сыщик и прошел в сопровождении помощника за доктором в крыло, где покоились ушедшие на тот свет пациенты.
Звягинцев подвел сыскарей к столу, на котором лежало чучело с застывшей маской, иначе уже не назвать то, что от меня осталось. Откинув покрывало, доктор на мгновение замер. Вытащив из кармана халата очки, водрузил на нос и склонился над телом.
— Что-то не так, Федор Алексеевич?
— Ничего не понимаю, — выдохнул доктор и недоуменно посмотрел на сыскарей.
— Эрнест Андреевич, откройте уже секрет: зачем мы здесь? — не выдержал Засельский, глядя на лукавые глаза следователя.
— Не ваша рука штопала Фомкина, не так ли доктор?
— Такой небрежный шов оставлял Игорь Леонидович, за что я упрекал ассистента, считая, что пациенты и после смерти достойны уважения.
— Увы, Федор Алексеевич, но ваш помощник не ставил различий, одинаково пренебрежительно относившись и к живым, и к мертвым, используя их. Проведите вскрытие, доктор, убедитесь сами!
Звягинцев не стал более спорить. Молчаливо достал инструмент и разрезал по шву, являя взору собравшихся чудную картину. Не хватало только талантливого художника, чтобы запечатлеть удивленные лица доктора и Засельского.
— Вот вам и неоспоримое доказательство причастности Кузнецова к смерти танцовщицы: шкатулка с ювелирными изделиями.
— Теперь не отвертится! — воскликнул помощник следователя. — Но как вам удалось прийти к такому решению, Эрнест Андреевич?
— Расскажу со временем, — пообещал тот. — Федор Алексеевич, будьте добры, извлеките шкатулку и вместе с Константином Викторовичем составьте опись содержимого, не оставляя отпечатков пальцев на уликах. Уверен, в лаборатории судебной экспертизы в Петербурге сумеют выявить хоть один отпечаток Кузнецова.
— Несомненно, уровень судебной медицины значительно поднялся за последние годы, — твердым голосом заявил доктор Звягинцев. — Эх, Игорь Леонидович, а я такие надежды возлагал...
— Ничего, Федор Алексеевич, Министерство вам нового ассистента направит, — заметил Засельский, — надеюсь, бескорыстного.
— Как закончите, везите шкатулку в участок и запретите в сейф, а я скоро присоединюсь к вам и отвечу на вопросы, — продолжил отдавать распоряжения следователь. — Федор Алексеевич, проявите вашу заботу о покойном Фомкине. Он заслужил ровный и красивый шов.
— Не беспокойтесь, Эрнест Андреевич, все сделаю, — ответил доктор, а я успокоился впервые за сутки: моя миссия выполнена, но осталось немного добавить и поставить точку...
Стемнело, когда Юровский подошел к кованому забору с задней стороны дома Давыдовых, окна которого ярко светились в ночи. Я следовал по пятам, жалея, что не могу поговорить и рассказать, как обстояло дело. Оставалась надежда, что добродушный и отзывчивый паренек донесет следователю последние слова погибшего Фомкина.
— Что ж, Митька, коль твоя душа и правда не ведает покоя, сослужи мне и приведи Алексея. Надеюсь, мальчуган без проблем покинет дом для короткой встречи.
Я моментально испарился, выполняя просьбу. Найти парня не составило труда: я молнией пролетел сквозь стены, представ перед ним. Выскочив через задние двери, Алексей прытко побежал следом и через пару минут стоял по другую сторону забора, с ликующим взором поглядывая на следователя в рассеянном свете уличного фонаря.
— Ну, Алексей, удивил! — искренний восторг Юровского заставил парня расплыться в улыбке от похвалы. — Спасибо тебе! Оказал неоценимую услугу сыскному отделу.
— Я подумал, что в будущем хочу стать сыщиком, как вы, Эрнест Андреевич! — воскликнул мальчуган.
— Пока подрастешь, желания изменятся, поверь мне!
— Но у вас получилось? Шкатулка нашлась?
— Да, Алексей! Но об этом ни слова! Запомни, тайны следствия не разглашают! — подсказал Юровский. — Но скажи мне, любезный друг, а дух Фомкина и сейчас с нами?
— Да, он постоянно стоит рядом с вами, как и во дворе полицейского участка.
— Вот как! — усмехнулся сыщик, обернувшись, но тщетно к взаимному огорчению. — Алексей, если я задам вопрос, он сможет ответить через тебя?
— Конечно, я рад послужить!
— Что произошло в апартаментах Софьи, когда Фомкин проник внутрь? Верны ли наши предположения?
Мальчуган перевел на меня взгляд, а я в ответ кивнул, подтверждая последний вопрос:
— Передай следователю, что они во всем правы. Когда я пришел к Софье и увидел закрытое окно, удивился и забрался на крышу сарая, подслушивая. Из спальни доносились приглушенные голоса. Тогда я изменил традиции и пробрался в дом с главного входа. Отмычкой тихо отворил двери в апартаменты Софьи и неслышно подошел к спальне. То, что я услышал, повергло в ужас: ассистент доктора говорил о планах на будущее, связывая свою жизнь с танцовщицей, обещая той златые горы взамен на любовь. Кузнецов собирался жениться на Ариадне, извести с помощью яда отца, а после отправить на тот свет и его жену вместе с дочерью, став полноправным хозяином ювелирной лавки. Маленькие дозы яда Кузнецов уже вводил в рацион семьи, незаметно ухудшая здоровье. Но я совершил глупость: вместо того, чтобы тихо уйти и поставить в известность Зарецкого, обезумел от ревности и злобы, выдав свое присутствие. В результате потасовки я получил по голове увесистым канделябром. Он до сих пор в комнате Софьи. Уверен, Кузнецов стер пятна крови, но возможно, оставил отпечатки пальцев. Остальное господин следователь знает: дальнейшие события развивались так, как он предположил. Я бежал к лавке ювелира, но смерть догнала меня раньше. Прости, парень, что напугал своим рассказом!
— Ничего, дядя Митя! Ко мне такие духи приходят порой, что уже ничего не страшно, — ответил Алексей и повторил рассказ Юровскому.
— Благодарю за службу, Алексей Дмитриевич!
— Рад стараться, Эрнест Андреевич!
— Ну, беги домой! А то попадет тебе от старой няни.
Рассмеявшись, парень развернулся и пропал в ночи, а мы с Юровским вернулись в участок, где в нетерпении поджидал помощник следователя. Холодный чай заменили на горячий и, смакуя ароматную сдобу, которую принесла матушка Засельского, сетуя на трудную работу сына, Юровский поведал о том, кто же подсказал, где спрятано неопровержимое доказательство.
— Эрнест Андреевич, если бы я не знал вас, то подумал, что шутить изволите, однако же...
— У детей, конечно, фантазия отменная, но чтобы продумать настолько тонко и близко к нашей ситуации, — заметил Юровский, — тут уже и я готов поверить в мистику.
— Но суду это не докажешь, Эрнест Андреевич! Факты! Их нет..., — с сожалением заметил Засельский. — Наличие шкатулки и свидетельские показания говорят против Кузнецова только в деле убийства Софьи. Как доказать его причастность к смерти Фомкина, учитывая, что тот скончался непосредственно во дворе ювелирной лавки?
Юровский поднялся из-за стола, задумчиво прошелся по кабинету, остановившись напротив меня, по-прежнему сидящего на излюбленном подоконнике. Я уже не мог помочь следствию, наблюдая со стороны за окончанием спектакля. Ждал, когда упадет занавес, и моя игра закончится. В призрачной душе зародилось сожаление: я не хотел покидать землю. Готов порхать призраком, вести незаметный образ, но хоть отчасти жить...
— Сам Кузнецов и признается, — неожиданно сказал Юровский, остановившись посреди кабинета, — надо лишь подтолкнуть к нужным словам. Следствию не возбраняется использовать различные методы давления на обвиняемого, главное, чтобы Кузнецов этого не понял.
— Отложим до утра допрос? — спросил Засельский.
— Отчего же? Прикажите привести задержанного, Константин Викторович! Я не дам тому спокойно спать, будьте уверены! И отправьте городового в дом Еремеевой, пусть привезут канделябры из апартаментов Матвеевой для дальнейшей экспертизы.
Слова Юровского нашли отклик и в моей призрачной душе. Я не только сегодня, но и в последующие ночи не дам покоя Кузнецову. Но на время затаился, ожидая развязки.
Взъерошенный, но не покоренный, бывший ассистент доктора Звягинцева перешагнул порог кабинета и опустился на стул. Засельский начал привычную форму допроса с фамилии, имени и отчества задержанного. Отвечал Кузнецов сухо, отрывисто и с пренебрежением.
— Вы ничего не докажете! Я чист перед богом и обществом! Меня подло оклеветали, а вы поверили!
— Против вас масса свидетельских показаний, Кузнецов, — заявил Засельский.
— Брешут! Подло выгораживая себя. Я требую адвоката! Без него ни слова не скажу.
— Да и не надо, — фыркнул Юровский, — вы уже все сказали! Знаете поговорку: у стен тоже есть уши. Каждое ваше слово-угрозу в адрес ювелира Зарецкого слышали как минимум трое в ночи, когда вы убили Фомкина, который появился так некстати на пороге спальни Матвеевой.
— Я не убивал Фомкина!
— А он утверждает, что пострадал от вашей руки! И не важно, что смерть наступила чуть позже. Вы умышленно нанесли удар по голове, что привело к дальнейшим трагическим обстоятельствам.
— Что значит: "он утверждает"? — побледнел Кузнецов.
— Когда выскочил на улицу с окровавленной головой, а возле дома курил трубку художник, проживающий этажом ниже. Он же подтвердил, что спустя пару минут следом выбежали вы, Кузнецов, и бросились вдогонку за Фомкиным. Раздался вскрик, вы добили несчастного, а труп дотащили и оставили на дворе ювелирной лавки, чтобы бросить тень на Зарецкого. У того репутация подмоченная, сыскной отдел быстро купился бы и арестовал ювелира, так вы рассуждали. Здоровье будущего тестя слабое благодаря мышьяку, который вы периодически вводили в организм Кондратия Павловича. Так, Кузнецов? Кстати, анализы крови Зарецкого уже проходят экспертизу. Это будет еще одно доказательство не в вашу пользу. Рано или поздно, но счеты с ювелиром бы свели, а после и за жену его и дочь взялись бы. Не появись так некстати Фомкин, да и у Матвеевой язык длинный, разболтала бы, когда полиция опрос учинила. Вот вы на тот свет девушку и отправили, да опростоволосились, Кузнецов, напрочь забыв про мнимую любовь или для Софьи иная роль отведена, просвятите, любезный?
От рьяной словесной атаки Юровского уставший за день мозг Кузнецова отказывался работать. Он с трудом улавливал правду, в которую Юровский искуссно вплетал вымысел. Засельский учтиво помалкивал, следя за тем, как следователь блефовал, запутывая показания и подталкивая Кузнецова к оправданию, чтобы поймать на слове. Глаза ассистента бегали из стороны в сторону, он силился проскочить сквозь бурный поток речи сыщика, вильнуть в сторону, но не вышло.
— Врете! Я не убивал Софью! Да, я пришел, но двери никто не открыл.
— Как же вы шкатулку вынесли?
— Я не брал никакую шкатулку!
— Ну, как же, Игорь Леонидович, на ней куча ваших отпечатков!
— Вы лжете!
— Отнюдь, Кузнецов! Ее нашли сразу после вашего ареста. Скажите, а как вы намеревались вернуть украшения? Разве не слышали, что простолюдинов нынче велено сжигать, а не хоронить в общей яме? Покуда выкопаешь в мерзлой земле углубление нужного размера, куда проще пепел по ветру развеять. Так как, Кузнецов?
Ассистент побледнел, уставившись в одну точку, в аккурат туда, где сидел я. Минутное помутнение рассудка позволило тому узреть то, что не видели другие. Встряхнув головой, Кузнецов просипел:
— Дайте воды! Прошу...
Юровский сжалился, кивнул помощнику, чтобы тот налил воды из графина и терпеливо ждал, когда Кузнецов жадными глотками опорожнит стакан.
— Чтобы развеять ваши сомнения, я готов показать вещественное доказательство вашей вины в смерти Софьи Матвеевой, которое стало следствием убийства Фомкина Дмитрия, дабы скрыть покушение на убийство семьи Зарецкого. Все это ради денег, Кузнецов? Зачем так много? И почему так глупо и непродуманно? Неужто будучи зятем Зарецкого вам было бы мало?
— Вам не понять, что такое голод в сиротском приюте, ежедневные унижения и побои, — с отвращением в голосе выдавил задержанный. — Ненавидел тех, кто жил в роскоши, а на таких, как я, смотрели с пренебрежением! Даже Зарецкий без роду и племени, простой выскочка, удобно устроившись среди воровского отребья, считал меня никчемным простолюдином. Я прикладывал усилия, чтобы подняться с низов, но все, что было дано – окончить школу фельдшера и батрачить за гроши, выслушивая стоны больных.
— Карточные игры с периодическим успехом ненадолго поправляли материальное положение, — продолжил за Кузнецова следователь, — но вам захотелось большего. Возможности фельдшера открыли простор для внедрения тайного страшного плана. Признайтесь, что в день, когда Зарецкий позорно продал дочь за карточный долг, вы нарочно опоили того, подсыпав в бокал сильнодействующее вещество. Ювелир впал в рассеянное состояние, потерял контроль, что позволило вам бессовестно обыграть Зарецкого. Но это лишь начало коварных действий, продолжение известно, повторять вслух не будем.
— Ненавижу всех! — просипел Кузнецов, лицо которого исказила гримаса отвращения.
— Гнев врачуется временем, ненависть же неизлечима, потому как люди больше всего ненавидят тех, кому обязаны, — Юровский процитировал мудрых и открыл сейф, демонстрируя шкатулку. — Ваша козырная карта, Кузнецов, которая сыграла против вас. Вы тот участник игры, который имеет меньше всего шансов на победу по сравнению со своими соперниками. Глупость затмила разум, позволив совершить ряд ошибок. Пишите, Кузнецов, признание! Возможно, суд зачтет чистосердечное.
— Либо смертная казнь? — безразличным тоном спросил тот.
— Я бы на вашем месте надеялся на срок, Кузнецов, — усмехнулся Юровский.
— Почему?
— В ином случае на том свете вас найдет Митька и жестоко отомстит, уж поверьте!...
За окнами опустилась глубокая ночь, когда задержанного увели в камеру, а Засельский дописывал отчет о расследовании. Сыскарям предстояло провести ряд работ, собирая материал для отправки дела в прокуратуру, включая результаты судебно-медицинской экспертизы, взятой с вещественных доказательств.
Мои свидетельские показания против Кузнецова о покушении на убийство семьи Зарецкого к делу не приложить, но следователь найдет способ вписать их в историю, а большего не требуется. В остальном ассистент сознался под умелым давлением сыскаря.
Я прошелся по кабинету, вновь ощущая сожаление. Пора уходить, но почему так не хочется?
— Удивительно, Эрнест Андреевич, — подал голос Засельский, потирая покрасневшие от усталости глаза.
— Что именно, любезный?
— Неужто и правда, дух Митьки витал вокруг нас? Ведь, если бы не Фомкин, мы не нашли шкатулку, а Кузнецова бы оправдали за неимением достоверных данных.
— Да, парадокс: вор помог раскрыть преступление.
Я усмехнулся, протянул руку и ухватился за круглую выпуклую ручку ящичка в шкафу, где хранились архивные материалы преступного мира. Сосредоточился и потянул его на себя на глазах изумленных сыщиков.
— Вы это видели, Эрнест Андреевич?!
— Да, Константин Викторович, я не слепой.
— Неужто, Фомкин чудит?
— Проверим! — Юровский подошел к выдвинутому ящичку и заглянул в картотеку.
Часть карточек я опустил вперед, открыв на той, что принадлежала мне. Все, что осталось в реальном мире от вора, душа которого так и пребывала неприкаянной...
Конец