Дед Шапкин — Илья Андреич — был известен своим ужасным характером. Некоторые так его и называли, Вредный Дед. За глаза называли, конечно — сказать такое старику Шапкину в лицо никто бы не решился. Была, говорят, когда-то у Шапкина супруга, которая знала на него управу, да померла давно.
— Вишь, идет, — шептались бабушки во дворе, с опаской поглядывая на согнутую вопросительным знаком фигуру. — До чего вредный, ну ты скажи... Даже шагает-то по особенному, как гусь. И ходить, как все нормальные люди, не может: вредничает!
— Тише ты, Прокопьевна! — шикали подружки. — А то услышит, до смерти занудит!
И бабушки умолкали, поджав губы.
Сам Илья Андреич жил по инерции и никакой особой вредности в себе не замечал. Как известно, с возрастом люди в душе своей не меняются. Вот так и он.
— Вредный Дед! — визжали вслед мальчишки.
— Ну и ребята пошли, — морщился Шапкин и тряс седой головой. — Как же так? Вот мелюзга! Да разве ж мы такими были?
Слово "мелюзга" Шапкин подцепил из книжек: в прежние времена он много читал. От других людей старик никогда этого слова не слышал.
С запозданием оглядывался Илья Андреич вокруг, да уже нет никого! Шел домой, тяжело вздыхая и силясь понять, почему же так изменился мир, что же с ним такое случилось. Не находил ответа. Как обычно, чесались руки, тонкая сухая кожа лопалась под ногтями. Это всё от нервов.
— Ну и дети... Не были мы такими. Совести нет!
Пытаясь уснуть, Илья Андреич ворочался, сокрушенно цокал языком, уже позабыв о настоящей причине своего расстройства. Несколько раз вставал пить воду. Возвращался в постель, и она казалась жесткой, неудобной, холодной посреди лета, а зимой какой-то неприятно липкой, влажной. И будто чего-то не хватало деду Шапкину — знать бы еще, чего!
Но потом наступало утро, и Шапкин начинал предвкушать поход в магазин.
Вредный Дед ходил в магазин каждый день, как на работу. Жители окрестных домов, которые были повнимательнее, знали, что с одиннадцати до двенадцати в "Пятерочку" лучше не заглядывать, поскольку можно столкнуться с Вредным Дедом.
Входя в магазин, Шапкин объявлял о своем прибытии громким надсадным кашлем. Продавщицы вжимали крашеные головы в плечи. Наверное, даже овощи в поддонах съеживались. У Ильи Андреича был свой маршрут: сначала Шапкин шел к овощам. Морщился на лимоны и апельсины — один их вид вызывал у него зубную боль. Картошку же щупал так, будто здоровался с ней, и ласково гладил шершавую бурую свеклу.
Вот и морковь.
Старик Шапкин медленно наклонялся над лотком с морковью, словно пытался понюхать или поцеловать покрытые грязью коричневые корневища. Потом громко заводил обычное:
— Земли, земли-то сколько... Это что же? Это как же? Раньше так не было...Нет, не было! Куда ж это годится?
Шапкин вертел плешивой веснушчатой головой.
— Почему морковка вся в грязи? Для весу? Совести у вас нет...
Покупатели, которые оказались ближе к выходу, спешно покидали магазин. И поскольку никто старику не отвечал (знали, что это только раззадорит Вредного Деда), Шапкин снова поворачивался к моркови и долго, обстоятельно сокрушался. Затем шел в молочный отдел, в хлебный... Взвешивал в трясущихся руках пакеты с крупой — не доложили, раньше такого не было!
И вот Илья Андреич помер.
Хоронили старика всем двором. Был прекрасный теплый день, и весенний ветер шевелил цветастые платки на головах бабушек. Вынесли гроб, поставили в "Газель", а закрывать не стали — вдруг кто проститься захочет. Бабушки опасливо заглядывали в машину, но Шапкин лежал смирно. Бабушки крестились с облегчением: все там будем!
Вредного Деда отвезли на кладбище.
Наступило лето, и однажды жилец, спешивший на работу, у самого подъезда вдруг столкнулся... со стариком Шапкиным. Вредный Дед бормотал что-то, качая головой.
Жилец попятился на ставших ватными ногах, пока не уперся спиной в дверь. Шапкин подошел вплотную и поднял свои голубые от старости глаза.
— И-и-илья Андреич, — заблеял перепуганный жилец. — Как же это..? Вы же... Я же вас сам выносил...
— Выносил, а меня не спросил, — ответил Вредный Дед. В уголках его рта скопилась земля. — Кто позволил? Нет у вас совести... Что вы за люди такие, а? Нет совести ни капельки...
Жилец едва нашел в себе силы отлепиться от железной двери. Бормоча извинения, он обогнул Шапкина и припустил к выходу со двора, то и дело оглядываясь. Старик Шапкин стоял на крыльце и шарил по карманам мятого пиджака — наверное, искал ключи.
==========
Так-то! Еще рассказы: