О книге В. Кастрючина «Жила за морем гагара…»
Повесть детского белорусского классика Валерия Аркадьевича Кастрючина – «Жила за морем гагара…» (2019 г.) – во многом лирическая, философская книга. Не потому, что это позднее детище автора, зрелое сердце которого замечает в мире и в человеческой душе то, что недоступно юности, а, скорее, в силу природы его дарования. И еще это, как ни удивительно, отзвуки его биографии. Найденная тонкая грань между научно-популярным жанром и поучительной (дидактической) историей не позволяет рассматривать книгу ни как сказочно-бытовое повествование, ни как натуралистическое «пособие» для расширения детского кругозора. Ткань текста органично, тонко, мягко и осторожно соединяет в себе разные жанры.
Книга рассчитана на младший школьный возраст – но и иному взрослому будет интересно ее прочитать. Потому что в ней нет морализаторства, отличающего некоторые образчики детской прозы, нет заигрывания с ребенком и подлаживания под него, нет бесконечного раскручивания сюжета, как в старинной сказке, ныне нуждающейся в адаптации для спринтерского восприятия «носителя современного сознания». Эта книга не о том, что правильно или плохо, а о более глубоких категориях – о безусловной любви, милосердии «маленького» птичьего сердца, прирожденном терпении, смирении с неизбежным, вере, способности понять свою природу, быть в гармонии с ней – но в то же время перед нами светлая, а не печальная история. Даже тема естественного отбора, неизбежная в книге о мире птиц и зверей, преподнесена автором удивительно: без жестокости, фатализма, удручающей закономерности хода жизни – но через принятие течения судьбы, через глубинное осмысление мудрости, отражающееся и в маленькой гагаре Гуле, и в архангельском рыбаке Сысое и даже в «темных силах» мира фауны – в соколе, выдре, коршуне.
«…Ночь Гуля провела в заливе одна. Где-то недалеко на берегу лаяли собаки. Поздно вечером по реке, где горел бакен, проплыла лодка – это возвращались с рыбалки запоздалые рыбаки. Гуля слышала, как они гребли вёслами и ругали упрямую реку, которая вынесла их на песчаную косу. Завтра Гуля поплывёт по течению мимо этой песчаной косы и станет догонять гагар, чей путь лежал в направлении Полярной звезды. Она будет плыть днём и ночью и обязательно догонит своих детей».
Если подумать, какие задачи лежат в первую очередь на авторе, пишущем о животных для детей? Показать красоту и взаимосвязь всего в мире, вызвать в читателе интерес к окружающему, осторожно открыть глаза на незамеченное, исподволь научить неизвестному. Кроме того, суметь подать ребенку, в иносказательном или смягченном виде, правду об отношениях живых существ друг с другом: мир – это не рай, где уже дружат волк и овечка, как в «зоологическом детском
саду» (у С. Я. Маршака). В то же время, христианские, человеческие ценности, такие как сострадание, помощь ближнему, товарищество, способность терпеть и не обременять друга, ответственность за принятые решения, пусть не совсем так, как у людей, проявлены и у других существ: птицы выхаживают и свое, и чужое потомство, рыбы скрывают в косяке больного собрата, наконец, что-то в пострадавшем
звере толкает его прибегать к помощи человека, то есть доверять, искать, надеяться. Сближения образов, мотивов действий, чувств человека и животного – всегда немного рискованы, и важно найти равновесие между педагогическим приемом (наследие сказки о животных) и действительным положением вещей (не всегда таким оптимистичным): у Е. Чарушина кошка выкармливает осиротевших зайчат, но это не всегда норма, скорее, это чудесное. Не всякий волчонок одомашнивается и привыкает к человеку, даря его преданностью и дружбой, как у В. Чаплиной. И у Кастрючина эта мера соблюдена: например, он пишет, что гагары не склонны поддерживать «овдовевших» собратьев, «воспитывать» чужое потомство, и мы не должны осуждать их, заложников мира выживания, за это. Орнитологи знают, что стоит за образом «лебединой верности», так часто преподносящимся в качестве условного образца, но Кастрючин в мягкой форме показывает, как одна гагара, потерявшая спутника, обзаводится новой семьей, другая же – ожидает возвращения отставшего отца своих птенцов, передав последних «пожилой чете гагар». Здесь нет ни противопоставления, ни осуждения, ни урока, а лишь рисунок жизни. И это, на мой взгляд, главное достоинство книги.
Возможно, кто-то обвинит Кастрючина в идеализации мира птиц, но, думается, – речь об интерпретации явления, и вымысел у него знает свои границы. Одно дело, когда речь о сказке, пусть и литературной, совсем иное – серьезный, пусть и детский жанр. Здесь баланс выдержан.
Еще одна заслуга Кастрючина, как кажется, это расширение пространственного «пятачка» ребенка – через знакомство маленького читателя с географией миграции гагар. Автор взывает к самому мощному истоку – к творческому воображению малыша, в котором реальное и фантастическое замещают друг друга, порой сливаясь в одно. Странствия, приключения в неведомых землях – это все-таки не
путешествие муравьишки верхом на листочке. Первооткрыватель, созерцатель, познаватель мира живет в каждом, но принято считать, что особенно ярко он проявляется с 9 до 13 лет. События, описываемые в книге, реалистичны. Реалистичны, но не реальны. Однако детский космос – именно та область, где происходит рождение чудесного из любой крупицы мира.
«Гагары танцоры никудышные, да и вообще на суше чувствуют себя… не в своей тарелке. А как в таком случае можно прощаться с озером? Оказывается, можно! Молодые гагары просто плавали по озеру, и им было грустно. Под ними, в воде, прошёл целый косяк рыб, а гагары даже не стали нырять и гоняться за ними. Они плавали и как будто старались сохранить в памяти родимые места: островок, где вылупились из яйца; берег с зубчатой стеной леса, над которым
по утрам вставало малиновое солнце; тростниковые заросли, где они прятались от бури… Как бы далеко ни пришлось им плыть на зимовку, теперь это озеро останется с ними навсегда. Во снах, в памяти и в сердце…»
Гагара-путешественница… очень обычный герой. Это не лебеденок, противопоставленный всем, не особенная лягушка, изобретшая то, что не придумали другие, даже не самый смелый муравей. Гагара необычна своей обычностью: лишь более чувствительное сердце отличает ее от других, некоторая мудрость (она принимает непростое решение оставить своих подросших детей ради поисков супруга), рожденная
критической ситуацией находчивость (противоборство с выдрой). Автор как бы говорит читателю, что он не обязан быть героем: может, но не должен. Это позиция зрелости. Как правило, читатель сближает себя с персонажем через отождествление («он совсем как я!») – или через сопоставление («он – совсем не такой, как я!»). Герой противопоставлен «серой массе». «Нехороший персонаж» – выделяется среди добродетельной среды. Однако Кастрючин говорит нам о том,
что нет одного – и многих, ракурс «хороший» – «плохой» – не так прост, как кажется. Например, Сокол – хищник, но ловит лишь на пропитание, а муж Гаги, гагара, от жадности на смерть подавился большой рыбой, несмотря на то, что «птица мирная». Все мы разные! Каждый имеет право быть в этом мире, ибо благодаря Божьему промыслу он пришел сюда и принес свою судьбу, свою ценность. Это смещение ориентира,
пересмотр ценностной системы коренным образом отличает книгу от советской концепции мироустройства. Единица ценна не потому, что она исключительна относительно других, скорее, исключительность заложена в каждом, кто озаботился увидеть и сохранит ее в себе, как божье зерно – милосердия, своего мнения, своего сердца, веры, надежды, силы духа.
«И вот лесное озеро с тростниковыми и камышовыми зарослями по берегам осталось позади. Под крыльями – разукрашенный жёлтыми, оранжевыми, багряными красками осени боровой лес, с одинокими рябинами, усыпанными тёмно-красными ягодами, похожими на
оболочку глаз чернозобых гагар…»
Единственный человек в повести (не считая рассказчика) – старый рыбак Сысой, немного напоминающий шамана или даже сказочное божество из мифов народностей. Он спасает раненную гагару Куика, поселив ее у себе дома (там же гагара подружилась с его котом – еще одно указание на то, что Сысой – человек необычный). С другой стороны, Сысой вершит суд над одноглазым Соколом, «преданным» его семьей – отпускает его на волю. В сущности, неполноценный Сокол, с трудом кормящий уже и себя, отбрасывается матерью птенцов в пользу
выживания последних, и это и есть проявление естественного отбора, у людей называемого выбором. Суждения в пользу «безнравственности жены Сокола» представляются порой немного смешными: птица руководствуется другими мотивами, в большинстве случаев даже «самка человека» выбирает выживание своих детей, а не калечного супруга. Гагара Гуля – исключение, но опять же, ее исключительность скорее развилка ее судьбы, а не воспетый автором подвиг. Ведь она не
спасла мужа и потеряла в неизвестности детей – она травинка в руках Судьбы, а не символ или пример. Это к вопросу о философии повести.
Пожалуй, если говорить о слабых местах вещи, – открытый финал не самое излюбленное решение для детей. Скорее, малыш предпочитает конкретику, завершенность, ясность, возможно, даже некий урок или вывод – а жизнь сложнее и неоднозначнее этого. Отсюда очевидные связи с философской притчей. Нельзя относиться к книге с утилитарной позиции: так детям понятнее, лучше, а так им сложнее, непривычнее. Произведение – в первую очередь детище автора и уже потом – пособие, послание. Читатель должен входить в мир автора, а не
подгонять его дарование под свои «стандартные требования», тем не менее, гармоничная книга – а перед нами именно такая, – всегда придется по сердцу тому или иному ребенку, как говорится, найдет свою судьбу.
Нельзя обойти вниманием и прекрасные, воздушные, символичные, очень удачно иллюстрирующие сюжет и образы работы Тамары Шелест. Это тот редкий случай, когда художник не потесняет писателя, не вытягивает или дополняет его, а преумножает миры повести – своими.
Статья Анны Аликевич.
Фото Екатерины Шошолиной.
✅Лабиринт https://www.labirint.ru/books/695429/?p=20272
✅Майшоп https://my-shop.ru/shop/product/3666128.html?partner=10416
