Бунт на корабле или как я поломал гражданский протест дурацкими вопросами.
В те далекие времена, когда граждане страны еще смотрели по телевизору баталии народных депутатов. Когда шахтеры вместо долбежки угля отбойными молотками долбили касками в московский мостик. Когда рабочие коллективы вдруг решили, что они могут выбирать себе директоров предприятий. Когда бандитизм и рэкетирство еще не расцвели буйным цветом и когда еще танки не стреляли по белым домам в Москве, случилась эта история.
Судно наше шло из родного порта куда-то для погрузки, моряки подсчитывали сколько они заработают к концу рейса со своими смешными зарплатами, и главное – гадали, удастся ли судну зайти в Мекку и Медину моряков-дальневосточников, в сокровищницы пещер Алладина, в порты Японии, где на автомобильных стоянках ждали русских морячков бэушные праворульные машинки.
Приобретение машины в Японии полностью соответствовало старой русской пословице «За морем телушка полушка, да рубль перевоз». Машины были дешевы, доступны, простой матрос мог купить себе четырехколесное японское чудо за три-четыре месячных зарплаты в валюте. По размеру – как раз полушка и получалась.
А вот для того, чтобы перевоз обошелся в рубль, на границе стояла таможня. Которая мзду не брала, но за державу ей было обидно. За волги, газы, жигули и москвичи… Оттого-то и росли таможенные пошлины на импортные машины каждый месяц.
И вот, в начале морского перехода была получена очередная телеграмма от пароходства с информацией о новых тарифах по таможенным платежам. Телеграмма, как обычно была вывешена, на доске объявлений у столовой команды. Народ собирался у телеграммы, читал, ругался, обсуждал эту новость в курилке и решал как жить дальше.
По результатам таких посиделок судовой профсоюзный лидер, электромеханик, решил организовать общесудовое собрание экипажа и замутить какой-нибудь протест против очередной таможенной пакости.
На судне любое собрание должно проходить только с одобрения капитана. Но этот капитан не собирался проводить никакие несанкционированные сборища. С другой стороны, запретить и предотвратить это он тоже не мог. Поэтому капитан сделал вид что он ничего не знает и отсиживался в своей каюте. Старший помощник пришел на мостик на вахту, а меня отправил участвовать в собрании. Поскольку администрация судна в лице капитана и старпома устранилась от участия в собрании и не давала добро, то этот сход экипажа стал чуть ли не бунтом на борту.
Хорошо было то, что бунтовать экипаж собирался не против своих начальников на борту, а против каких-то таможенных правил, принятых где-то за 9 тысяч километров и действующих где-то за 2 тыщщи километров от того места, где сейчас находилось судно.
Соответственно, воздействие на таможню от такого протеста равнялось нулю, но некоторые все еще пребывали в блаженном неведении и верили в возможности гражданского общества чего-то поменять.
Все свободные от вахты члены экипажа собрались в столовой команды и председатель профкома начал свою речь.
- Предлагаю объявить забастовку экипажа в знак протеста против очередных требований таможни по повышению пошлин на ввоз автомашин, купленных в Японии. – вещал наш профсоюзный лидер перед всем экипажем. - Направляем телеграмму в пароходство, в газеты и телевидение о том, что экипаж нашего судна в течение суток будет бастовать против этих повышений! Останавливаем двигатели и стоим в море, без движения! И пусть знают! А если нас поддержат моряки других судов и забастует все пароходство, а? Это ж мы можем чего угодно добиться! Как шахтеры на рельсах!!
-Предлагаю голосовать по вопросу забастовки, - продолжил электромеханик. – Примем решение, проголосуем, оформим протокол и пошлем решение экипажа в СМИ и в профком пароходства! Можно в копии и в таможню отправить.
Электромеханик упивался своей ролью народного трибуна, организатора протеста и настоящего, неформального лидера экипажа
Народ, собравшийся в столовой команды, одобрительно зашумел, принялся обсуждать планы на предстоящий нерабочий день.
- Вопросик один есть, - с места перебил я его отлаженное выступление. – А мы бастовать все будем? Вот прямо всем экипажем?
- Конечно, - уверенно ответил электромех. – Все, как один! И чтобы никаких штрейхбрехеров. Давайте голосовать!
- А повар? – опять влез я со своим вопросом.
- Что повар? – недоуменно взглянул на меня профорг.
- Ну, повар ведь тоже будет бастовать, да? – уточнил я.
- С чего бы? – удивился электромеханик.
- Так ведь мы ж все бастовать будем, да? Так что и повар тоже не должен на работу выходить! – продолжал я отыгрывать наивного дурачка.
И глядя на меня именно как на слабоумного или юродивого, с чувством легкой жалости и превосходства над убогим, электромеханик разъяснил все дальнейшие действия.
- Повар будет обеспечивать экипаж питанием. Но мы все в течение суток будем бастовать. –уверенно подвел итого предводитель протеста.
- Хорошо, теперь мне всё понятно! – радостно подтвердил я. – То есть, в день забастовки вы на работы не выходите, а просто будете сидеть в своей каюте?
- Да, - подтвердил электромеханик.
- А остальные члены экипажа? – снова задал я вопрос.
- Да никто не будет работать! Все будут бастовать, что мля еще тут может быть непонятного?! – не выдержав моих дурацких вопросов сорвался электромеханик.
- Не, я ж просто уточнить хотел. Я-то все равно на мостик поднимусь и свою вахту, как вахтенный помощник стоять буду, хоть идет судно или стоит, а мостик без присмотра я не оставлю. А вы будете в каюте сидеть и бастовать. – пояснил я профоргу свои планы на забастовку. – И еще уточнить я хотел – мы электричество-то отключать будем? Ну, и воду в умывальниках и систему канализации? Она ж у нас сложная, вакуумная.
- Нет, ничего мы отключать не будем – зло ответил электромех. – Еще вопросы есть?
- Да так, пара вопросов осталась. Значит, третий механик у нас не бастует – он за дизель-генераторы отвечает. Четвертый механик, король говна и пара, тоже бастовать не будет, чтобы унитазы нормально работали. – продолжал я. – Вахтенный помощник на мосту будет стоять, повариха готовить, а дневальная будет накрывать и убирать в столовой и кают-компании. Начальник рации будет нашу телеграмму в пароходство отправлять и потом на вахте сидеть, чтобы ответ принять. А вы, матросы, мотористы, стармех и боцман бастовать будете. Правильно я понимаю?
Злобно глядя на меня, электромеханик стоял у импровизированной трибуны и гневно раздувал ноздри. Народ в кают-компании притих и внимательно ждал – а что же будет дальше.
- Ну и что ты предлагаешь? Так и сидеть, как бараны, и молча смотреть на то, что они тут с нами делают? Сколько можно терпеть? Времена уже не те, народ должен бороться! – снова завелся электромех.
- Так я же совсем не против! – заверил я нашего лидера протеста, - Я только за! Но только за то, чтобы бастовали все! Поэтому повар тоже не должен выходить на работу!
- Как это - повар не выйдет на работ? Ты че, рехнулся? Мы, что же, голодом сидеть должны? – удивленно спросил электромеханик.
- Так это же здорово! Это то, что нам и надо! – с энтузиазмом подхватил я. – Представляете, мы всем экипажем объявляем не только однодневную забастовку, но еще и голодовку!
- Представляете, какой будет резонанс, – продолжил я, - когда в газетах, в пароходстве, в телевизоре зачитают нашу телеграмму о том, что экипаж теплохода «Игарка» объявил однодневную голодовку в знак протеста против повышения таможенных пошлин! А можем еще и продлить нашу голодовку дальше! Ну что, голосовать будем? Всего-то один день не поесть? Согласны? – я развернулся к остальным членам экипажа, смущенно отводящим глаза, смотрящим в пол или в открытые иллюминаторы. «А что народ? Безмолвствует…»
- Да идите вы все нахер! – психанул электромеханик и быстро проследовал на выход из столовой команды.
Потихоньку из столовой команды разошелся по своим каютам весь экипаж. Грустно вздохнув, пошел и я, направляясь на мостик, добивать свою вахту, оставшиеся полтора часа.
Красивый и громкий гражданский протест сдулся от одного только предположения, что придется один день на борту судна остаться без гарантированной пайки…