Предыдущая глава
- Елена Викторовна, - обратился за ужином Сергей к руководителю экспедиции Савельевой. – По низовьям Джилы' и Уряха у нас еще много работы?
- Нет, завтра до обеда закончим, думается мне, - ответила женщина, деликатно, без стука, помешивая ложечкой чай в стакане. – А в чем дело, Сергей Александрович?
- В том, что на верховья этих рек из Аршана летать нецелесообразно, - пояснил он. - Очень длинные подлёты, а нам непроизводительный налет невыгоден. Предлагаю перебазироваться на один из северных аэродромов: и нам, и вам выгоднее.
- Я только «за», - поддержала Савельева мысль командира экипажа. – Слово за вами, предлагайте.
- На мой взгляд подойдут следующие оперативные точки, - Сергей разложил на столе карту. – Калакан, Неминга, Уноян… Все они расположены удобно.
- Сережа, - сказала молчавшая до этого Инга. – А может, к нам, в Соболиный? Это ведь еще ближе будет.
Присматриваясь к десятикилометровке, тот поразмышлял, произнес не совсем уверенно:
- В общем-то и в Соболиный можно, я не против.
- Тогда решено, - сказала Савельева, отыскав на карте поселок. – Соболиный так Соболиный.
К вечеру следующего дня Сергей заводил самолет на посадку в Соболином. Здесь он не был почти год.
***
Однажды вечером, когда все разбрелись по поселку, Сергей лежал одетым на стареньком диване в пилотской комнате и читал книгу. Незаметно задремал и проснулся от острожного стука в дверь.
- Войдите, - он приподнял голову.
В комнату вошла Инга.
- К тебе можно, Сережа?
- Конечно, проходи, пожалуйста.
Инга присела у стола, заваленного полетными бумагами, которые, не закончив оформлять, оставил Павлик, убежавший со студентами-практикантами в кино.
- Прогуляться не хочешь, Сережа? – спросила Инга. - Погода уж больно хорошая.
- Погулять… А нас правильно поймут?
- Ну, если ты сплетен боишься, то… - пожала она плечами.
- Да ничего я не боюсь, - он стал натягивать унты. - Жить-то здесь не мне, а тебе…
Выйдя из пилотской, они медленно зашагали к околице. Начинало темнеть, подувал легкий ветерок. Инга шла впереди Сергея. На ней были высокие камусы, зеленые полувоенные брюки и неизменная песцовая парка с капюшоном. На поясе висел небольшой охотничий нож в деревянных обшитых кожей ножнах.
«Амазонка!» - с невольным восхищением подумал Сергей.
Инга присела на окаменевший снежный сугроб на крутом берегу Алдонги и задумчиво смотрела на занесенную снегом реку. Сергей стоял рядом, молчал. Чувствовал, что предстоит непростой разговор.
- О чем ты все думаешь, Инга? – спросил он. – Позвала гулять, а сама помалкиваешь.
- А разве обязательно говорить? Неужели человеку не может быть просто хорошо без слов?
- Не знаю…
Они вновь неспешно зашагали вдоль берега.
- Сережа, а можно я спрошу у тебя? – с робостью, так несвойственной для нее, проговорила Инга.
- Спроси, - внутренне напрягся он.
- Ольга твоя знает про меня? – она остановилась и посмотрела ему в лицо.
- Нет.
- Наверное, это правильно, - печально сказала девушка. – Так лучше для всех…
- Пожалуй… - проронил Сергей.
- Мысли у тебя грустные и на душе тяжело, Сережа, - она трудно вздохнула. – Сегодня один раз только улыбнулся за целый день.
- Откуда тебе знать, что у меня на душе? – отчего-то раздражаясь, спросил он.
- Вижу, не слепая, - Инга резко обернулась. Только одно мгновение она глядела на Сергея, потом стремительно кинула руки ему на плечи. На своих губах он ощутил ее горячий поцелуй и, не в силах противиться, поддавшись чувству, прижал девушку к груди. Но в следующую минуту, переборов себя, мягко, но властно, попытался отодвинуться. Но это не получилось, Инга обняла его еще крепче.
- Не надо, ни к чему все это… Виноват я перед тобой… - задохнулся он.
- Я тебя не виню, Сереженька, не терзайся ты так, - она не разжимала сильных рук на его шее, слезы появились на глазах, заструились по смуглым щекам.
- Прошу тебя, не говори больше ничего, Инга.
- Нет, я скажу! – ее голос вдруг окреп. – Скажу, раз судьба снова свела нас. Все это время я разговариваю с тобой, думаю о тебе. Люблю тебя, понимаешь ты это, нет?! Ну скажи, в чем я виновата, если полюбила, если мою тропу пересек мой Белый олень?
У самого лица Сергей ощутил ее прерывистое горячее дыхание, черная прядка щекочуще коснулась его лба, и он вдруг ощутил знакомый запах ее волос – это был запах тайги и каких-то неведомых ему цветов или трав. Он нашел в себе силы не поцеловать ее, но сил отстранить не было.
- Знаешь, когда ты вот такая, то становишься… непонятной…
- Ты хотел сказать – навязчивой?
- А хотя бы и так! – неожиданно для самого себя грубо отрубил он. Руки девушки тотчас разжались, она отшагнула назад.
- Прости меня, Сережа… - Инга опустила голову. – Ничего не могу с собой поделать, говорят же – любовь лишает человека разума.
- Какая любовь, Инга? Кончено все между нами! Давно кончено, пойми ты это! У меня есть жена и больше никого не надо.
- И мне тоже никого не надо, - ее голос сорвался на шепот. – Любить тебя мне никто не запретит, даже ты.
- Да ведь прошло все! – ожесточенно вскипел он. – Зачем себе душу рвешь? Живи настоящим, думай о будущем. Забудь меня, выбрось из памяти!
- Легко сказать – выбрось… - медленно и горько произнесла Инга. – Память, Сережа, это не зазвеневший будильник, который можно выключить кнопкой…
- Так может рассуждать человек, у которого нет воли, - наставительно сказал он. – Тебя в этом обвинить трудно, ты сильный человек, но почему-то не можешь справиться с собой… Вот снова белый флаг над зимовьем вывесила.
- Ты говоришь – вывесила? Я его и не снимала, Сережа! - опешила Инга.
- Так пойди и сними, а то болтается – народ смешит.
- Как… как болтается? – ее губы задрожали от обиды. – Ведь это наш белый флаг, Сереженька! Это же мой Белый олень! А ты говоришь - болтается… - она осела на твердый снежный наст и ее плечи затряслись от рыданий. Сергей потерянно стоял рядом. Инга подняла голову, откинула песцовый капюшон.
- Скажи честно: у нас всё было по-настоящему?
- Хватит объяснений, Инга, прошу тебя. И сними пожалуйста флаг, не надо делать из прошлого потеху.
- Потеху? – растерянно переспросила она и вдруг резко распрямилась. – Для тебя это была потеха? – голос Инги, до этого до этого переполненный слезами, внезапно обрел силу. – Хорошо! Я сниму мой белый флаг, он не будет тебя больше потешать, Сережа, - она повернулась и бросилась прочь.
Постояв, Сергей медленно пошел следом.
***
В эту ночь Инга так и не смогла заснуть, горький осадок на сердце после разговора с Сергеем не давал ей покоя.
«Не надо делать из прошлого потеху!» - его слова ударили как хлыст, жестоко и беспощадно. Значит, для него все, что было между ними, стало теперь потехой. Короткое и обидное слово опалило душу болью, и эта боль не проходила.
Инга встала с постели еще затемно, оделась, прошла в чулан. Сняла со стены рюкзак, бросила в него упаковку патронов, две-три банки тушенки, кусок мороженого сала, полбулки хлеба. Сняла с гвоздя старенькую тульскую двустволку шестнадцатого калибра, туго опоясалась патронташем.
На выходе из дома ее встретила бабка Чокорэк.
- Ты куда это, доченька? – с пристальной тревогой осмотрела она девушку.
- Не спится что-то, бабушка. - Инга отвела глаза в сторону, делиться своим замыслом ей почему-то не хотелось. - Хочу на ток сходить, оттеплело, может, глухари появились… Заодно и зимовьё проверю, мало ли…
- Вернешься-то когда?
- Дня через два-три, как охота пойдет…
- Шихана возьмешь с собой?
- Куда ж мне без него, - Инга отстегнула цепь от ошейника, Шихан радостно завилял хвостом, нетерпеливо заскулил, охота была его страстью.
- А зверя будешь еще считать, нет?
- Я свое отсчитала, хватит… - голос девушки дрогнул.
- Очитуху-то будить утром?
- Конечно буди, он полетит, - Инга направилась к калитке. Старуха посмотрела ей вслед и горестно покачала головой.
***
До самого рассвета Инга просидела на лавочке возле дома на окраине села. Она ждала, что кто-нибудь из жителей поедет на лошади или на машине в верховья рек Алдонги и Кумыкты, и захватит ее с собой. Если повезет, то до зимовья можно добраться за полдня, нужно лишь будет перевалить через небольшой хребетик, разделяющий русла этих рек. И действительно, едва отбелилось небо на востоке, как донесся звук работающего мотора. А вскоре появился и сам снегоход «Буран». За рулем восседал Лука Зимин, старый охотник и рыбак. Инга вышла на дорогу:
- Доброе утро, дедушка Лука.
- О-о-о, здравствуй, здравствуй, Инга, - тот выключил мотор. - Никак стрелять собралася?
- Да вот хочу свой ток проверить, глухари, вроде, подлетели… Если вам по пути, то, может, и меня захватите?
- Ладо'м, ладо'м… - засуетился Лука. – Маненько подвезу тебя, так што садися. У меня две сетушки задолблены в Красной курье', вот собрался их проверить. Глядишь, парочка-другая ленков али таймешат за ночь попалася, а нам с бабкой на жерёху да на ушицу боле и не надобно.
Инга устроилась за спиной старика. Двинулись. Вывалив набок язык, Шихан бежал рядом со снегоходом. Через полчаса они доехали до Красной курьи. Здесь старик остановился, неловко слез с сидения, кряхтя и кривясь от боли, стал разминать торс.
- Что-то не ладно, дедушка? - встревоженно спросила Инга.
- Храндо'з замучил, втору' неделю спину ломит. Умаялся я с ём. Вот так и прожива'м, у меня - храндоз, у бабки – скрылёз. Пошти што ничо' не помнит…
- Вы имеете ввиду хандроз и склероз? – с грустной полуулыбкой уточнила девушка.
- Оно и есть! – подтвердил Лука и наставительно добавил. - Ты, дева, иди поманеньку вверх, глядишь, кто-нибудь будет ехать да'ле, чем я, да ишшо тебя подбросит.
- Я так и сделаю, дедушка, спасибо вам, - Инга поправила на плече ружейный ремень и зашагала по льду.
Она прошла километров десять, но никто ее так и не догнал. Да и вряд ли уже догонит, на дальние расстояния селяне ездят поутру, а сейчас время близилось к обеду. Инга стала корить себя за то, что соблазнилась попутным транспортом. Если бы пошла своим привычным путем через тайгу, на лыжах, то сейчас бы одолела бо'льшую часть маршрута. Что же делать? Вернуться домой или идти дальше? Но внезапно она вспомнила озлобленное лицо Сергея, услышала его обидное и горькое слово - потеха!
Инга остановилась, присела на косо вмерзшее в лед дерево, какое-то время размышляла.
«Потеха… Потеха…» - снова закололо в голове. Она решительно встала. Что ж, раз нет никакой попутки, то она сама доберется до зимовья. Когда-то, давно, Очитуха показал ей тропу через хонги'л[1], по которой можно было добраться до зимовья со стороны реки Кумыкты. Тогда, помнится, они дошли до гольца Каменный зуб меньше, чем за день. Снег уже просел и уплотнился, идти по нему будет нетрудно, только бы отыскать распадок, где находится та тропа.
Полуденное солнце прогнало из мрачных таежных урманов и распадков легкий туман, когда Инга, отыскав, наконец, нужный распадок быстро зашагала по нему в сторону белеющих на горизонте далеких скалистых гор.
***
Это утро началось для Сергея с глухой, необъяснимой тревоги. Возникла эта тревога на аэродроме, когда на вылет не явилась Инга. Очитуха на его вопрос ответил хмуро, искоса глянув на пилота:
- По глухарей пошла еще до солнца. Старухе сказала, что не станет больше летать.
Сергей повернулся и молча направился к самолету, возле которого возились авиатехник и моторист. Весь этот летный день он не дал Павлу и прикоснуться к штурвалу. С угрюмым лицом, молчаливый и подавленный, он гонял самолет над горами и даже не вышел в салон к обеду, сославшись на отсутствие аппетита.
Во второй половине дня, когда возвращались на базу, какое-то необъяснимое чувство заставило Сергея сойти с маршрута и подвернуть к гольцу Каменный зуб. Снизившись, он прошел над скалами с крутым левым креном и посмотрел вниз. Сердце его сжалось: на одиноком дереве возле зимовья не было привычного для глаз белого флага.
«Вот и все, Белого оленя больше нет. Теперь понятно, за какими глухарями она пошла…»
Сергей думал, что он ощутит облегчение, но этого не произошло. Какая-то необычная щемящая тревога, зародившаяся еще утром, все не покидала его, а, наоборот, разрасталась и разрасталась. Он не мог объяснить ее и лишь поздно ночью, тщетно пытаясь заснуть, вдруг подумал:
«Это, наверное, от того, что снятый с дерева белый флаг должен означать беду…»
***
После полудня Инга решила остановиться на привал. Нужно было немного отдохнуть и перекусить, чтобы восполнить силы, перед тем как начать подъем на крутой хребет. Она принялась готовить обед, хотя совершенно не ощущала голода. Действуя почти машинально, развела небольшой костер, извлекла из рюкзака банку с тушенкой и, проколов ее ножом, поставила на огонь. Потом, когда внутри банки зашкворчало, разогреваясь, мясо, Инга, обхватив ее лентой бересты, вырезала крышку. Нехотя проглотила пару-другую ложек мяса, заела его хлебом и несколькими горстями снега. Выложив на бересту остатки тушенки, подозвала сидящего в нетерпеливом ожидании пса:
- Доедай, Шихан.
Потом она долго сидела у затухающего костра в полной неподвижности.
Ну зачем, зачем он сказал это слово: потеха? Не за тем же, чтобы ударить так больно и беспощадно. Он не такой, Сергей Романов, не такой… И сделал это не со зла, а просто сгоряча.
Пора было идти дальше. До зимовья оставалось совсем немного, нужно было только перевалить через скалистую гряду, венчающую хребет Инга поднялась, закинула за спину рюкзак, положила на плечо ремень «тулки», глянула на собаку:
- Пошли, Шихан.
Вскоре они были наверху, под ногами лежал невысокий, но довольно крутой обрыв. Но тропы, по которой когда-то провел ее дед, не было видно, она была под снегом. Инга внимательно осмотрелась: правее и дальше уже виднелся голец Каменный зуб, где-то возле него, еще невидимое отсюда, находилось ее зимовье. Спуститься бы прямо здесь, чтобы не тратить время на поиски тропы, но как? Шихан пройдет легко, а вот ей надо будет приложить немало усилий. Поколебавшись, Инга ступила на выступ склона и, цепко держась за камни, сделала первый шаг, за ним другой, третий… Шихан осторожно следовал за хозяйкой. Поставив ногу на небольшой гранитный валун, Инга вдруг почувствовала, как он шевельнулся. Отступить уже не было возможности, и она бросилась вперед, стремясь ухватиться за ствол тоненькой чахлой березки, непонятно как выросшей на этом каменистом склоне. Десять, а может и меньше сантиметров не хватило Инге, чтобы схватиться за деревце. Опора вдруг ушла из-под ног, и она ощутила под собой страшную и гибельную пустоту… Крик падающего с высоты человека разнесся над тайгой и долго не умолкал, отражаясь эхом от угрюмых гранитных скал.
Жгучая нестерпимая боль и что-то горячее и влажное, воздействующее на лицо, привело ее в чувство. Инга медленно открыла глаза, и все, что предстало ее взгляду, было почему-то красного цвета: снег, небо, деревья… Красным был и пес Шихан, облизывающий ее разбитое в кровь лицо своим красным шершавым языком. И девушка поняла, что именно ему, верному псу, она обязана тем, что очнулась.
«Я жива!», - проявилась очередная мысль, и девушка попыталась шевельнуть рукой. Это получилось, хотя все тело пронзила острая боль. Вторая рука, правая, действовала почти безболезненно. Теперь нужно было проверить ноги и попытаться встать. Инга поочередно пошевелила ими и тут же ощутила боль такой силы, что не смогла сдержать мучительный стон. Когда болезненный импульс немного утих, Инга как-то даже обрадованно подумала: раз ощущается боль, то позвоночник, скорее всего, не поврежден. Эта спасительная мысль побудила к действию. Прежде всего, надо сделать себе перевязку, чтобы предотвратить кровотечение из правого бедра, которое пострадало больше всего - рваная зияющая рана была ужасна. Инга с трудом достала из рюкзака бинт, разорвала зубами бумажную обертку. Наложив тугую повязку прямо поверх штанины, ощутила некоторое облегчение. Потом она вынула из ножен нож и, с трудом втыкая его в твердый снежный наст, подтягиваясь к нему, поползла вперед, держа направление на трехглавую вершину гольца. Она ползла, закусывая губы от дикой боли в разбитом, изувеченном теле. Мешали ружье и патронташ, и немалых усилий стоило, чтобы избавиться от них. Временами пропадало сознание, но всякий раз оно возвращалось, когда лицо Инги принимался облизывать Шихан, а потом, когда девушка приходила в себя, умный пес хватался зубами за одежду и, упираясь сильными лапами в наст, пытался помогать хозяйке ползти вперед.
Сознание уже меркло от потери крови, когда Инга увидела метрах в двухстах от себя приземистый бревенчатый сруб зимовья. Собрав последние силы и призвав на помощь остатки воли, она снова поползла, не сводя с избушки глаз. Тяжелое бревно, которым была подперта дверь, отодвигала плечом. Когда, наконец, бревно упало рядом с ней, обессиленно уронила лицо в снег и долго лежала не шевелясь. Теперь нужно было открыть дверь, и она долго, буквально по миллиметру, выжимала ее из косяка, втыкая кончик ножа и действуя им, как рычагом. Вскоре дверь со скрипом отворилась. Инга перевалила в избушку свое слабеющее измученное тело. Вслед за ней вошел и Шихан.
Она долго силилась понять, зачем она пришла на Алдонгу, в зимовье? Промысловый сезон давно закончен и что ей здесь было делать? Потом как-то обостренно и болезненно вспомнила: белый флаг! Его надо снять, чтобы он больше не служил потехой для Сергея Романова, ее навсегда любимого человека. Флаг надо снять… Непременно снять! Но эта мысль внезапно породила другую, неожиданную: хорошо, она снимет флаг, и Сергей, сегодня же, пролетая, убедится, что она выполнила данное ему обещание. Наверное, успокоится… Но что станет с ней, с Ингой? Ведь снятый флаг уже не служит символом беды, и Сергей не поймет, что с ней действительно случилось страшное! Ее Белый олень перестал существовать и не придет на помощь… Тангара, Тангара… Спаситель эвенкийского рода Кочениль… Какая красивая, но бесполезная легенда…
Отгоняя от себя туман тяжелого забытья, девушка с трудом заставляла мозг работать. На десятки километров вокруг ни одного человека, и она должна рассчитывать только на себя, от этого сейчас зависит жизнь. Самой до поселка не добраться, это надо признать со всей ответственностью.
Инга в изнеможении уронила голову, прикрыла веки, но, внезапно почувствовав, что теряет сознание, снова встрепенулась. Последний импульс здравого рассудка подсказал: флаг надо немедленно снять! Сергей увидит, что она была здесь, и, когда ее хватятся, поймет, где надо искать. Ее Белый олень придет к ней на помощь единственный и последний раз. Обязательно придет. Он, ее Сереженька, умный и быстро все поймет. А сейчас надо выдержать, выжить, не замерзнуть… Для этого необходимо затопить печку, дрова, слава Богу, есть. Согласно вековой таежной традиции, большая охапка предусмотрительно оставлена в зимовье, даже в печке лежат несколько поленьев.
Инга выползла из зимовья и, снова помогая себе ножом, кое-как добралась до одинокой высохшей лиственницы. На ней, между единственным сучком наверху и вбитым в комель гвоздем, была натянута тонкая веревка, к которой прикреплен белый флаг… Свет уже мерк в глазах, когда слабеющей рукой она подняла нож и с той же обреченной решительностью, с которой когда-то вскидывала карабин, расстреливая в проруби свое подвенечное платье, полоснула отточенным лезвием по туго натянутой веревке. Шурша, полотнище плавно опустилось с высоты, и словно белым саваном покрыло девушку.
Инга долго глядела на него глазами, полными слез. Белый олень умер… Его больше нет на этом свете… Она уронила лицо на продутое чистыми таежными ветрами полотнище и какое-то время лежала не шевелясь, потом поползла к зимовью. Прежде, чем заползти внутрь, подозвала пса, прижала его к себе и долго не отпускала. Он сидел и непонимающе смотрел на хозяйку. Инга смотала с ноги часть окровавленного бинта, отрезала его ножом и просунув под собачий ошейник, связала концы прочным узлом. Этот сигнал беды Шихан должен был доставить людям. Инга отстранила пса, придав как можно больше твердости голосу, скомандовала:
- Иди домой, Шихан! Домой! Ты слышишь меня?
Тот лишь хвостом завилял, и тревожно глядя на Ингу, протяжно заскулил.
- Домой, Шихан! Беги домой! – слабеющей рукой она показала направление, настойчиво повторила. – Домой, к бабушке Чокорэк, пошел!
И очевидно, заслышав знакомое имя, Шихан, наконец, сообразил, что надо делать. Взглянув напоследок на хозяйку, он повернулся и неспешной трусцой побежал по своему следу.
Проводив собаку мутнеющим взглядом, Инга с трудом перевалилась телом через порог, прикрыла за собой дверь и, добравшись до печки, зажгла лежавшую перед поленьями бересту. Когда занялись пламенем дрова, прикрыла печную дверцу, подползла к дощатой лежанке и попыталась взобраться на нее, но не смогла сделать этого. Сил хватило лишь на то, чтобы с неимоверным усилием стянуть на бревенчатый пол старый матрац и кое-как прилечь на него.
… Очнувшись от того, что ее подняли, Инга в течение нескольких минут была в сознании и увидела над собой искаженное страданием лицо Сергея. Потом мелькнуло лицо дедушки Очитухи, второго пилота Павлика Боровика, еще какие-то знакомые лица… Даже силуэт своего спасителя Шихана, поднявшего в поселке тревогу, успела различить, и сознание снова покинуло ее.
Она уже не ощущала боли, когда на руках, почти бегом, ее нес к оставленному перед скалами снегоходу Сергей, закрывая полой куртки лицо Инги от пронизывающего ледяного ветра.
***
После того, как кромешной ночью ее доставили в Соболиный, Инга уже не приходила в сознание. Фельдшер, мелкорослый сухонький старичок, сделал все возможное в условиях сельского медицинского пункта. Теперь оставалось лишь ждать вызванный из ближайшего пункта самолет санитарной авиации. Во второй половине дня, наконец-то, пришел борт, который привез группу медиков во главе с Ольгой Романовой. Бледный, с провалившимися за бессонную ночь глазами, Сергей встретил жену у люка самолета.
- Оля, быстрее, - он подхватил ее под локоть, помог спуститься с подножки. Вслед за Ольгой из самолета вышли две девушки: фельдшер и медсестра, обеих Сергей знал по предыдущим полетам.
- Что здесь произошло, Сережа? – Ольга с тревогой смотрела на мужа.
- Беда… Инга… - сбивчиво заговорил он. – Инга Попова… Очитухина племянница, со скалы сорвалась… Разбилась сильно… Без сознания всю ночь, - он схватил Ольгу за руку, другой рукой взял чемоданчик с крестом. – Быстрее, Оля, быстрее!
Они почти бегом направились по проулку к домику медпункта. Ольга на ходу спросила:
- Крови она много потеряла?
- Фельдшер говорит – много. Наверное, из-за этого в сознание не приходит.
Ольга обернулась к сопровождающим:
- Галя, как у нас с кровозаменителем?
- После вчерашнего санзадания осталось меньше половины, Ольга Борисовна, - ответила полная чернявая девушка.
- Это плохо, - озабоченно нахмурилась та. - Может не хватить…
Когда за медиками закрылась дверь, Сергей обессиленно опустился на стул, провел дрожащей ладонью по лбу, покрытому испариной. Очитуха присел рядом, понурил голову. Поодаль застыл у окна Павлик. Все напряженно молчали, а когда из комнатки, служившей операционной, донесся сдавленный стон Инги, Очитуха поднял взгляд, и Сергей увидел, что по морщинистым щекам старика текут слезы. Таким он его еще не видел.
- Как же так, бойё? За что ей такие мучения? Мать не знала, отца… Я вырастил, думал, всё ладо'м будет… – стон, еще более громкий и мучительный прервал его речь. Сергей вскочил, не в силах больше сидеть, заходил по узкому коридору.
- Сережа, скажи хоть теперь-то, пошто она пошла на зимовье? Знаешь ведь, однако?
- Дед… - глаза пилота застыли в страшной неподвижности. – Слушай, дед… Если с ней… Если она… то я… как мне жить?
Очитуха даже попятился, такой жуткий свет лился из потемневших глаз Сергея.
- Ну, ну, Сережа… Ништо… - произнес он дрогнувшим голосом. – Не надо шибко-то уж… Может, обойдется…
Павел, подойдя к командиру, участливо положил руку на его плечо:
- Пошли в пилотскую, Сергей Александрович, - сказал он негромко, но твердо. - Здесь мы не помощники.
- Нет, Паша, я останусь, пойми, так надо, - Сергей благодарно смотрел на товарища.
- Раз так, то и я останусь, - проронил Павел.
***
Ольга не выходила мучительно долго. Наконец, дверь отворилась, и по выражению ее лица Сергей понял: случилось страшное!
- Что? – сорвавшимся голосом спросил он, глядя на жену в упор.
- Безнадежна… - обреченно произнесла Ольга и нахмурившись, добавила. – До вечера не доживет. Всё случится буквально через час-два…
- Так летим! Ее надо везти в Горноозерск! До темноты не успеем, но я готов лететь ночью, будь что будет…
- Нет, - отрицательно качнула головой Ольга. – Этим мы только все ускорим. У нее уже сейчас нитевидный пульс, огромная кровопотеря.
- Так переливайте, вон сколько вокруг людей!
- Сережа, все реанимационные мероприятия проведены, но они уже бесполезны, слишком поздно нашли девушку. Это тот случай, когда медицина бессильна. Единственно, что сейчас нужно, это принести льда и обложить голову, так ей будет легче, мучается страшно – жар, - она подошла к Очитухе. – Вы, как я понимаю, родственник?
Беспомощно комкая в руках малахай, тот лишь молча кивнул.
- Можете пройти к больной, только сидеть нужно тихо.
И когда за стариком закрылась дверь, задумчиво сказала, устало стягивая хирургические перчатки:
- Странно… В бреду девушка повторяла одно и то же слово… - левая перчатка никак не снималась и, возясь с ней, Ольга умолкла.
- Слово… Какое слово?! – Сергей сдавил ее запястье, не замечая того, что делает жене больно. – Что ты молчишь, говори!
- Потеха… Инга произносила это как заклинание, - удивленно вскинув брови, пояснила Ольга. – Да что с тобой, Сергей?
Он уронил голову, медленно повернулся и пошел прочь, тяжело передвигая ноги, будто меховые летные унты стали вдруг неподъемными.
[1] Хонги'л – разлом, узкий проход в скалах (забайкальск.)
Продолжение
