Одна из первых фотографов запада, кого допустили до съёмок в СССР, первая из женщин — военных фотокорреспонденток. Её портреты рассказывали истории сами по себе. Маргарита Бурк-Уайт стала легендой при жизни и классиком после смерти.
В мае 1941 года американская фотожурналистка Маргарет Бурк-Уайт в очередной раз приехала в СССР. Страна её интриговала, притягивала вернуться — всё в ней было странно и непривычно. Маргарет приехала с мужем, снимала обычную жизнь — утренник в детском садике, например.
22 июня 1941 года она оказалась единственной иностранной фотокорреспонденткой на территории страны. И почти сразу после начала Великой Отечественной услышала текст нового закона: любой иностранец с камерой должен быть застрелен на месте. Но разве её место, её служба — не с камерой в руках? Ведь она теперь должна послужить самой истории. Маргарет бросилась обивать пороги нужных органов. Помогла давняя история репортажей из СССР, не отмеченных никакой «антисоветчиной» — ей выдали уникальное разрешение на съёмку.
Она оставила воспоминания о первых днях Великой Отечественной.
Кругом митинги, клятвы защитить Родину и человечество. Домохозяйки обещают заменить мужей на заводах; добровольцев просят не спешить, не покидать фабрик, пока женщины не встали на место мужчин. «В эти первые драматические недели на любом предприятии рядом чуть ли не с каждым рабочим можно было увидеть его жену, невесту или какую-нибудь постороннюю женщину, которую он обучал своей профессии. … Продавщица садилась за руль грузовика, учительница осваивала пулемет, на фабриках и заводах работницы в свободное время занимались на курсах санитарок. …
Пионеры ходили в магазины и помогали по хозяйству женщинам, которые сменили у станков ушедших на фронт мужчин. … И день за днем под балконом нашего номера в отеле «Националь» проходили мужья этих женщин. Стройными шеренгами они шли к вокзалу, чтобы отправиться дальше на фронт, а по тротуарам торопливо шагали провожающие их матери и жены,» свидетельствует Маргарет. Это не советская агитка, это слова американки, с любопытством всякой журналистки оглядывающейся по сторонам.
В сентябре они с мужем покинула Советский Союз, возвращаясь на родину, увозя фотографии людей, пережидающих воздушную тревогу в метро, учительниц, тренирующихся оказывать первую помощь, крестьян, слушающих по радио новости о заключённом союзе с Британией. Ей ещё довелось впоследствии касаться Второй мировой как журналистке. Ездить с американскими войсками по Европе, снимать освобождённый Бухенвальд. Кошмар, психику от которого спасала только камера в руки — барьер объектива, щит работы, которую необходимо сделать во имя будущего. Так же — выяснится много позже — спасались другие журналисты, снимавшие фото и видео в освобождённых лагерях смерти.
Везде в те дни можно было увидеть плачущих над страшными свидетельствами происходившего в лагерях солдат, которые уже не раз видели чужую смерть, и сосредоточенных бледных людей с камерами в руках, которые, казалось, равнодушны ко всему. На самом деле, равнодушным не оставался там и не мог остаться никто. Курган из детской обуви в реальной жизни производит совсем иное впечатление, чем как часть постоянных официальных речей и исторических статей.
Маргарет родилась в Нью-Йорке, в семье инженера и домохозяйки, в 1904 году. То есть — повзрослела в легендарные двадцатые, те двадцатые, которые дали историю целую армию ярких женских имён, когда накопившаяся женская энергия выплеснулась в наконец открывшейся ей навстречу мир. Впрочем, Маргарет начала с того, что пошла в университет изучать змей. Но именно студенткой она заинтересовалась фотографией — и нашла свою судьбу. Она сменила несколько университетов, пытаясь найти тот, который ей нужен, пока не закончила прославленный Корнеллский университет.
Карьеру Маргарет начала с завода Отис, промышленным фотографом. Её, впрочем, допускать к работе не собирались — молодая выскочка, ещё и женщина. Но она умудрилась поразить руководство, изобретя способ запечатлевать на фотографиях пылающе-красный свет расплавленного металла — до неё на чёрно-белой плёнке раскалённый металл и огонь запечатлевались очень плохо, это был верный способ испортить кадр.
В 1930 ей, первой из иностранных корреспондентов, разрешили снимать рабочих на советских заводах и фабриках. Рабочими Брук-Уайт не ограничилась, жадно схватывая камерой всё, что только можно схватить: крестьян, домохозяек, школьников, улицы и церкви. Её допустили даже до портрета Сталина. Ей удалось почти невозможное: заставить Сталина улыбнуться на камеру.
Каждую фотографию Маргарет делала, мысленно составив по ней историю или поняв, что хочет этой фотографией передать. Случайных снимков ради снимков она не любила. Каждая карточка была маленьким эссе, серия фотографий — повестью. Хотя она снимала настоящих людей в настоящих ситуациях, в ней было больше фотохудожницы, чем корреспондентки.
СССР был не единственной темой Брук-Уайт. Вместе со вторым мужем, тем самым, с которым начало Великой Отечественной застало её в Москве, она выпустила книгу с фотосвидетельствами Великой депрессии в США. «Вы видели их лица» — так называлась книга, и она действительно была полна выразительнейших, передающих всю трагедию народа фотографий. За очередь голодающих, стоящих в очереди за благотворительным обедом на фоне огромного плаката «Нет способа жить, кроме американского» её клеймили социалисткой, однако представить журналиста, который прошёл бы мимо этого контраста, наверное, невозможно.
Маргарет никогда не отличалась ни буйной личной жизнью, ни скандалами. Два раза ненадолго выходила замуж — на год и на три. Вся её жизнь — в бесконечном потоке фотографий. Из военной Европы. Довоенной Средней Азии. Индии на пути к свободе. Её можно вспомнить как женщину, которая пережила торпедную атаку в Средиземном море, авианалёт на арктических островах, бомбёжку в Москве. Она пережила всё это без последствий — чтобы обнаружить, что её начинает пожирать болезнь Паркинсона. От этой болезни она и умерла.