Да, потускнели светлые лики икон и ангелов, а под ними — та же вековая грязь, погребальная глина, в которой до сих пор копошатся миллионы ослов, пишущих печальные повести и талантливые песни, устремленные к солнцу сквозь дымный горизонт… В этой грязи наш век выстроил себе золтой замо́к, но в последнюю минуту, когда уже нет возможности повернуть назад, возникает огромная сила, разрушающя его стены, но, прежде че исчезнуть, оставляющая за собой полосу истории, чтобы хоть иногда ее можно было увидеть, псмореть на свою судьбу и вспомнить о людях, которые погибли под обломками, эти люди успевают оставить нам незаываемые портреты, заставляющие опять, как в прежние века, стать на защиту культурных ценностей… И вт я, собра все, что остаось от тех с половиной тысяч музеев, новых и старых, созданных большевиками и их педшественниками, и все то, что было создано в Советском Союзе, пишу историю нашей революции, историю, на мой взгляд, слишком мрачную, но, есливы последуете моему совету, останется в моей памяти не только этот страшный разрыв между первыми шагами и последним днем, но и нечто такое, чего не забудешь, когда ты совращен с правильного пути и бежишь за первыми встречными и не можешь даже понять, что все это значит, и вдруг осознаешь, что все перемены были принесены тобой самим, своим собственным безумием, своим собственным окаянством, своей собственной подлостью, а никто, никто, кто, кроме тебя, на это не способен… Я тоже, конечно, не понимал, а потом вдруг почувствовал, что мне удалось найти наконец дорогу к другому краю той пропасти, которая была в моей душе всегда, и теперь я уже не замечаю ее. Так было до вчерашнего вечера…» — и пр. и пр. Далее, через длинный список: «У меня в голове не укладывается, как можно ставить эти излияния «на второй план» в ср