а только казалось ему, что стоит перед бездонной пропастью, а ее должен перепрыгнуть. Возвращался он в город, на малине в Черемушках переночевав, через Даниловскую заставу и дорогой для смеху спросил у прохожего приказного:
— Дядя, а кто на Москве набольший командир?
— Ищи такового господина в Сенате, парень, — не удивившись, ответствовал приказной. И шмыгнул сизо-красным носом.
Ванька и отправился в Сенат. Туда как раз приехал генерал-губернатор князь Кропоткин, и, пока тщедушный сановник на крыльцо поднимался, Ванька сумел подать ему записку, в которой извещал, что к Сенату некое особливое дело имеет. Князь записку взял, просителю милостиво кивнул — и всего делов. Никакой резолюции на свою записку Ванька не дождался, а когда через час, на морозе за малым не окоченев, попробовал самолично зайти в здание, был выбит с крыльца сторожами.
Где князя Кропоткина имение, Ванька помнил: возникала как-то мыслишка обчистить, да трудновато выходило. Теперь он пришел под крыльцо того высокого каменного дома и принялся поджидать князя уже здесь. Выскочил на крыльцо адъютант, и Ванька попросил его доложить о себе князю, на что адъютант позвал дворника и велел просителя протолкать.
Ванька, однако, сдаваться не собирался. Зашел он в «Руку», ближайший кабак, выпить зелена вина для сугреву и для храбрости, а там за столом разговор:
— Теперь немцам везде окорот[10] будет. Я чай, государыня-матушка Елизавета погонит вместе с поганцами взашей и бесовскую немецкую науку, — убеждал толстого купчину дьячок в обтрепанной однорядке. — И тогда у нас русская, наша православная наука заморскую превзойдет.
— Наука есть штука весьма различная. Во-первых, — загнул купец пухлый палец, — есть и невредная немецкая наука, как лекарская, к примеру, а во-вторых, «дважды два» и по-русски, и по-немецки — «четыре». И прости меня, отче, да только мне ведома токмо одна православная наука — богословские мудрования. Так что немцев бей (эфто немчуре всегда полезно), а науку не трожь, попенок!
Мгновенно на собеседников скосившись, приметил Ванька, что из-за пазухи у купца высовывается кошель — ну так и просится в руки! Однако купец весьма здраво рассуждал, да и не следует Ваньке совершать такие подвиги сегодня. А может, и никогда больше теперь он их не совершит? Главное, надеялся он на такое же руссколюбивое настроение и в высших кругах, а