Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
У этого цикла сегодня первая годовщина! Да-да, круг замкнулся... Начав ровно год назад со статьи "Январь 1821-го", мы этак незаметно, месяц за месяцем, и в то же время как-то слишком стремительно - сообразно бегу времени - подобрались к декабрю. Как так вышло - сам не понимаю... "...Оглянуться не успела, как зима катит в глаза..." И хоть ваш автор, подобно крыловской попрыгунье стрекозе, вовсе не "пропевал лето красное", а наоборот - трудился над усовершенствованием канала, не покладая пальцев и не давая голове ни дня продыху, однако же желание достойно завершить год двенадцатой статьёй цикла - основной посыл сегодняшнего текста. Итак?..
2 декабря 1821 года наш старый знакомец московский почтмейстер Александр Яковлевич Булгаков в письме к брату Константину описывает весьма занятный курьёз:
"... Намедни, гуляя пешком, зашел я с женою к живописцу Ризнеру смотреть славящийся портрет графини Потемкиной. Великая картина, весьма прекрасная. Она сидит на стуле близ открытого балкона, который представляет вдали Симоновский монастырь. Она в белом, в великолепной желтой шали; ковер, атлас туфелек, прозрачные чулки, украшения на белом платье, словом, все чрезвычайно прекрасно. Очень похоже, хотя и не приукрашено. Подивись, этот портрет Ризнер продает за 5000 рублей, за кои он заказан, ибо граф вместо денег все предлагает вексель. Меняла один дает 3500 рублей чистыми деньгами, но Ризнер не отдает, и верно! Кто купит и за 5000 рублей, не будет внакладе. С блажью Потемкина, при первых деньгах он в состоянии заплатить 3500 рублей за этот портрет. Непонятно, как можно жертвовать своим кредитом из-за пяти тысяч рублей! Да к тому же и вещь сама по себе такого рода, что надобно бы, кажется, заложить себя самого, чтобы ее иметь и не допустить идти в чужие руки. Сказывают также, будто Потемкин велел сказать Ризнеру, что не может взять портрета, потому что в доме у него производятся исправления, и что после он ему даст 10 тысяч рублей и 100 палок за то, что посмел выставить на продажу портрет жены его. На кой же черт богатство, ежели иметь такие неприятности!.."
Что за блажь нашла на графа Сергея Павловича, и почему он вдруг стал скаредничать - решительно непонятно (хотя, надобно заметить, пять тысяч - сумма весьма почтенная). А вот того самого портрета работы Анри Ризенера (так правильнее) я, каюсь, отыскать не смог. Вместо неё предлагаю более позднюю (1845 года) акварель Фишера.
Кстати, именно Елизавета Петровна была на свадьбе Пушкина посажёной матерью со стороны жениха, заменив прихворнувшую Веру Фёдоровну Вяземскую.
Прелюбопытное, полное специфических нюансов (и ошибок) письмо родителям отсылает 10 декабря 1821 года Николай Гоголь-Яновский из Нежинской гимназии.
Дражайшие Родители!
Папинька и Маминька.
Крайне обрадовался, получа от вас письмо, от которого узнал я что вы слава богу-здоровы. Извините меня, что о сю пор еще не писал к вам. Благодарю вас за деньги только книги вы не все прислали, и для того я прошу покорнейше прислать мне книги, необходимо нужные именно: Латинскую Граматику Бандыша-Каменскаго, Латинский Лексикон, Французкие разговоры и Немецкие разговоры и рисовальную книгу. Пожалуста пришлите сии книги поскорей, потому что мне в них большая нужда. Что касается до меня, то я слава богу здоров и желая вам всякого здравия и благополучия остаюсь вашим послушным сыном и покорным слугою
Н. Гоголь-Яновский.
P. S. Еще прошу вас прислать мне Нравоучительные Сказки Г-на Мармонтеля, потому что мы их переводим на французкой язык. У всех здезь есть, а у меня нет. Ежели угодно вам будет чтоб я учился танцовать и играть на скрыпке и фортепиано так извольте заплатить 10 рублей в месяц я уже подписался хотевшим учиться на сих инструментах также и танцованию но не знаю как вам будет угодно.
Дорого обходится Яновским обучение сына, книги тогда были весьма недёшевы! Вот поди ж ты: у каждого есть "Нравоучительные Сказки Г-на Мармонтеля"!.. С латинской "граматикой" - понятно, но Мармонтель!.. И что-то мне подсказывает: червонец на скрыпку и танцование родители Николаю зажали! Во всяком случае, я как-то не могу припомнить, чтобы Гоголь баловал друзей танцами и игрою на фортепиано (или - уж тем более - на скрыпке!)
Прервёмся, совсем ненадолго покинем персонажей осязаемых и узнаем: какими погодами баловал русского человека декабрь 1821-го? А вот, кстати, москвичей - действительно баловал! Среднемесячная температура в Первопрестольной составила всего-то навсего -2,8 градуса! Весьма, весьма почтенно, годом ранее, к примеру, было десятью градусами холоднее, а, ежели учесть более благоприятный - по сравнению с Петербургом - климат, то, можно сказать, москвичи в декабре попросту изнемогали от жары... Шутка. Тем более, что Петербург Москву в том году запросто обскакал на целый градус: минус 1,8! Разумеется, надо сделать непременную поправку на влажность, но мы здесь, судари, чистую статистику приводим, да-с... Ну, и чтобы обеим столицам было к чему стремиться, утрём им носы привычным ко всему Иркутском - там нормативные для Сибири минус 17,5.
А нам, тем временем, неплохо бы вновь вернуться к вещам более практичным, то есть - к газетам. Откуда ещё узнаешь - чем дышал среднестатистический россиянин - как не из газет? Вот и мы, пожалуй, раскроем нумер 96 от пятницы декабря 2-го дня 1821 года, да и всласть пошуршим!
Москва не сразу строилась!.. Тем паче - после наполеоновского нашествия и страшного пожара. А отстраивавшие её - причём, буквально в рекордные сроки - изрядно за то вознаграждались, о чём и извещают читателей "Санкт-Петербургские ведомости" буквально с первых строк. Как всегда - постараюсь сохранить особенности оригинальной орфографии там, где это будет уместно.
"Нашему Тайному Советнику Сенатору Князю Цицианову.
В воздаяние усердного служения вашего по званию Директора Коммиссiи для строения в Москве, засвидетельствованнаго Московскимъ Военнымъ Генералъ-Губернаторомъ, всемилостивейше жалуемъ вамъ алмазные знаки Ордена Св. Анны первой степени при семъ сопровождаемые. Пребываемъ вамъ благосклонны.
На подлинной подписано собственною ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА рукою тако:
АЛЕКСАНДРЪ"
Затруднюсь определить, удалось ли князю Цицианову сколь-нибудь поживиться за казённый счёт, восстанавливая Москву из пепелища, однако же, надо заметить, дело действительно делалось... не в пример, к слову сказать, нынешнему Петербургу. И счета за капремонт растут, и бюджет вроде не дефицитный, а исторические здания всё ветшают и кидаются на прохожих кусками лепнины, и метро всё не строится и не строится никак... А не реанимировать ли, судари, князя Цицианова? Глядь - дело-то побыстрее, может, пойдёт?
В политической картине Европы по-прежнему задаёт тон противостояние Греции и Османской Империи. Император Александр, отказавшись в начале года вмешиваться в разгоревшийся до апогея конфликт, невольно развязывает туркам руки, всегда опасавшихся грозного северного соседа. Новость не очень-то свежая, но заставляющая всерьёз негодовать всех сочувствующих несчастным братьям-славянам.
"Письмо изъ Семлина, отъ 26-го октября
Обнародованiе Султанскаго Фармана о вооруженiи Мусульманъ кажется имеетъ единственною целiю истребленiе Грековъ. Въ Константинополе и въ провинцiяхъ казни и самовольныя убiйства производятся ныне гораздо больше прежняго. Безоружные греки повсюду стоятъ на краю пропасти"
Торговля в декабре всё так же не замирает, газета ломится от заманчивых предложений - вроде этих:
"Изобретенная мною и Изследованная Химическимъ Медицинскимъ Советомъ Министерства Народнаго Просвещенiя, помада, которая способствуетъ ращенiю волосъ и препятствуетъ выпаденiю оныхъ, о невредимости коей дано мне от вышеупомянутаго Медицинскаго Совета одобрительное свидетельство продается в магазине Розье в доме Гунаропуло у Синяго моста, подъ № 138, по 5 рублей банка с приложенiемъ для избежанiя подлога печати, изображающей буквы С. F. К. и с наставленiемъ, как употреблять оную помаду. С.Ф. Кинцъ"
"3-й Адмиралтейской части 3-го квартала на Фонтанке въ доме подъ №124, продается большая доморощенная корова и серая лошадь, которая ходитъ во всякой упряжке"
Обратите внимание на современную трансформацию русского языка, преобразовавшую слова "невредимость" в "целостность" (в контексте объявления же - сиречь "не наносящий вред"), и "доморощенный" (в контексте - "выращенный дома").
В ту эпоху девицам и дамам хорошо воспитанным, наружности приятной и - самое главное - умеющим поддерживать беседу, коли не сложилось выгодно или по любви выйти замуж, был открыт ещё один путь...
"Нужна благородная девица или женщина молодыхъ летъ въ собеседницы, согласная на отъездъ в Кiевскую губернiю къ помещице. Таковая можетъ узнать въ Малой Подъяческой близъ Харламова моста въ доме Г-жи Колосовой, подъ №226, отъ лавочника о жильце, который сообщитъ ей о имеющихся для неё условiяхъ"
Жаль, что сейчас такая профессия отмерла... Это ж насколько сократилась бы безработица среди женской части россиян! Хотя... с этими современными нуворишами вечно что-то не так: сегодня они - рублёвские принцы, а завтра - либо "фигуранты", либо лондонские изгнанники. А куда, спрашивается, бедной девушке податься?
Примером самой нежной и трогательной братской любви - совершенно в романтическом "карамзинском" стиле - может служить письмо от 5 декабря 1821 года бывшего члена "Союза Благоденствия", а ныне - отставного гвардии полковника Александра Николаевича Муравьёва брату - Николаю Муравьёву, позднее во время Крымской войны получившему прозвище "Карский".
Где ты, брат мой! Где ты, любезный Николай! Что с твой происходит? Здоров-ли, какие твои намерения, когда возвратишься в Отечество? Не нужно-ли чего тебе, скажи только. Давно от тебя нет писем, ниже какого известия. Я писан к тебе, но ответа не имею. Дошло-ли письмо мое? Или забыл, любезный друг, что есть у тебя братья, друзья твои, которых молчанием твоим опечаливаешь. Забыл ты родину, забыл все, что может утешать и доставить тебе чистейшие радости, чем те, которыми ты наслаждаешься, и которые (прости изречению моему) скорее шумом заглушающим назвать можно, нежели радостью.
Или ты страждешь, брат любезный? Пролей, молю тебя, пролей печаль, страдание, скуку, огорчения в сердце брата и друга твоего. Исполни сие, и увидишь, что облегчатся страдания твои! Нёужель ты, любезный Николай, думаешь, что брошен, оставлен теми, которые по смерть и даже по ту сторону гроба сопряжены с тобою священными узами родства столь близкого, дружбы столь верной и не на единых мнениях, словопрениях и воображениях основанной, но на совершенной любви нашей?
Любезный Николай, выведи меня из грустных и тяжелых чувствований сих. Дай глас о себе, отзовись и сим обрадуй меня и любезную жену мою, которая также много тебя любит и беспокоится о состоянии твоем...
Поясним: Николай в то самое время, как Александр пишет ему своё чувствительнейшее, почти женское послание, пребывает очень далеко - на восточном побережье Каспийского моря, куда отправился во вторую уже экспедицию, цель обеих - географические исследования береговой линии, поиск полезных ископаемых, налаживание отношений с туркменами, и даже особое тайное поручение - изыскание путей в Индию и Хиву, где - по понятным причинам - наших военных и купцов не очень-то хотели бы видеть весьма многие недоброжелатели России. В дальнейшем пути братьев расходятся, но ненадолго: Александр в 1826 году осуждён по скромному VI разряду, приговорён к ссылке в Сибирь без лишения чинов и дворянства, направлен сперва в Якутск, после - в Верхнеудинск, уже в 1828 назначен городничим в Иркутск, позднее был гражданским губернатором в Тобольске, председателем Таврической уголовной палаты, гражданским губернатором в Архангельске, участвовал в Крымской кампании, дослужился до полковника Генерального штаба, генерал-лейтенанта и, наконец, до сенатора. Николай же, пройдя множество военных кампаний, пожалован генерал-адъютантом с назначением наместником Кавказским и командиром Отдельного Кавказского корпуса, однако, со смертью Николая I увольняется новым Государем от должности с назначением в члены Государственного Совета. Оба, как видим. оставили значительный след в отечественной истории, а - ежели припомнить, что у обоих были ещё и родные братья.. Михаил Николаевич Муравьёв-Виленский (его ещё называли "Муравьев-Вешатель"), за оду которому так порицали решившего таким образом спасти от закрытия "Современник" Некрасова. Младший брат - Андрей Николаевич, впрочем, не пошёл по пути служения Марсу, выбрав стезю, совершенно противуположную: он известен как православный духовный писатель, историк церкви, поэт, драматург и путешественник. Экая удивительная семья!..
В целом же декабрь выдался каким-то... почти бессобытийным, этот процесс начался ещё в ноябре, будто основные действующие лица этого бесконечного спектакля за год так притомились, что просто... решили отдохнуть в преддверии года грядущего. Можно, разумеется, аллюром пробежаться по нашим старым персонажам...
Князь Пётр Андреевич Вяземский, раздосадованный на Императора Александра, а более всех - на самого себя, всё сидит в добровольном заточении в Остафьево, изредка наведываясь в Москву. Сам Государь, видно, устав от длившегося почти четыре месяца Лайбахского конгресса, где вершил судьбы Европы (и - ехидно отмечу - отказал несчастным грекам в поддержке!), и от всё более частых доносов на множащиеся тайные общества, ударяется в мистику и меланхолию. Будущие декабристы всё плетут нити заговора, объединяются, разъединяются, пишут прожекты и более всего напоминают взрослых детей, прячущих свои "секреты" в укромных потайных уголках. Ссыльный Пушкин в компании Ивана Липранди предпринимает вояж по Молдавии и всё что-то пишет - "по обычаю, на маленьких лоскутках бумаги и как ни попало складывает их по карманам». Жуковский - и вовсе в Германии, приставлен к своей ученице, будущей Императрице Александре Фёдоровне.... Одною шекспировской фразой: "тот караулит, этот спит, и так весь мир вертится", пожалуй, и можно заключить год 1821-й.
Что-то сулит им всем (и нам с вами) год следующий?
А мне пора замыкать круг сегодняшнего повествования, и, традиционно, это будет стихотворение, написанное в декабре 1821-го. Нынче у нас, конечно же, Александр Сергеевич со своими не самыми известными поэтическими советами, датированными 27 декабря 1821 года. Возможно, имеет смысл к ним прислушаться?
Старайся наблюдать различные приметы:
Пастух и земледел в младенческие леты,
Взглянув на небеса, на западную тень,
Умеют уж предречь и ветр, и ясный день,
И майские дожди, младых полей отраду,
И мразов ранний хлад, опасный винограду.
Так, если лебеди, на лоне тихих вод
Плескаясь вечером, окличут твой приход,
Иль солнце яркое зайдет в печальны тучи,
Знай: завтра сонных дев разбудит дождь ревучий
Иль бьющий в окны град – а ранний селянин,
Готовясь уж косить высокой злак долин,
Услыша бури шум, не выйдет на работу
И погрузится вновь в ленивую дремоту.
Таким (или примерно таким) представился мне декабрь 1821-го, а уж хорош он был либо плох - решать вам. Я же, завершая 12-ю по счёту статью цикла, замыкаю круг с тем, чтобы уже через месяц пригласить всех в новое бесконечное путешествие по Российской Империи первой четверти XIX столетия, и - кто знает - что и кто нас там ожидает?..
С признательностью за прочтение, не вздумайте болеть (поверьте - в том нет ничего хорошего) и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
Предыдущие статьи цикла "Однажды 200 лет назад", "Литературныя прибавленiя" к оному, циклы статей "И был вечер, и было утро", "Век мой, зверь мой...", "Размышленiя у парадного... портрета", а также много ещё чего - в гиде по публикациям на историческую тематику "РУССКIЙ ГЕРОДОТЪ"
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ЛУЧШЕЕ. Сокращённый гид по каналу
