Один из компании встал и потянулся, зевая. Это был высокий, смуглый человек. Пожалуй, в выражении его лица было что-то зловещее. Он редко улыбался, а говорил в трезвом состоянии еще реже.
Человек этот был бригадиром уже более года. За исключением двух-трех кутежей, во время которых он невиннейшим образом обстреливал соседний город, это был отличный начальник: непревзойденный наездник, хорошо знающий пастбища и понимающий в скоте, всегда готовый к тяжкой работе.
Последний раз он напился шесть месяцев назад, хотя он и выпивал время от времени понемногу, когда кому-то удавалось принести флягу — другую из города на ранчо. Однако степень его воздержанности во многом объяснялась тем фактом, что Элиас Хендерс, хозяин ранчо, грозил разжаловать его за следующее бесчинство.
— Видишь ли, Балл, — сказал старикан. — Мы самая большая компания в этой части страны, и не можем себе позволить дурной репутации. А если бригадир «Заставы» как ни в чем не бывало, обстреливает близлежащий город, как какой-то новичок, пыльным мешком по голове трахнутый, — вот это и есть дурная репутация. И ты это оставь, — я повторять не буду.
Балл знал, что старикан повторять не будет, и потому вел себя паинькой долгие шесть месяцев. Пожалуй, здесь играло роль не одно лишь желание удержаться на работе бригадира. Ведь мнение молодой Дианы Хендерс имело для молчуна гораздо больший вес, чем мнение ее престарелого папаши.
— Мне стыдно за вас, Балл, — сказала она, и отказывалась кататься с ним больше недели. Таких мер было более чем достаточно, но, как будто в насмешку, она каталась несколько раз с новым парнем, недавно прибывшим с севера и охотно принятым Баллом на работу, — чтобы заполнить вакансию.
С самого начала этот северянин не понравился Баллу. «Он слишком хорошенький, чтоб быть ковбоем» — философски заметил один из старейших работников. Поначалу новичок, немного чересчур миловидный, вызвал враждебность, однако сумел доказать, что парень он нормальный. Коллектив принял Хола Колби, несмотря на его густые черные волосы, орлиный профиль, белоснежные зубы и смеющиеся глаза.
А певец все пел.
Я сказал, что пойду, что, похоже, там что-то не то,
Прослежу мол, чтоб честно все было.
Он ответил: — Лишь как свидетель, видевший, кто
первым стрелял,
Мне нужен такой друг, как ты.
— Пойду спать — заметил Балл. В этот момент Хол Колби тоже поднялся.
— И я, — сказал он, направляясь вслед за бригадиром на ночлег. Уже стоя у своей койки, он вдруг повернулся к Баллу, сидящему на краю своей, снимая шпоры. Губы красавчика растянулись в приятной улыбке.
— Взгляни-ка сюда. Балл! — прошептал он, и когда тот повернулся к нему, засунул руку под бельевой мешок, служивший ему подушкой. А затем вытащил на свет божий пинтовую флягу. — Промочишь горло? — спросил Хол.