Только доблесть наших правозащитников одухотворила всех причастных

Только доблесть наших правозащитников одухотворила всех причастных к этому делу, и я даже склонен ей верить, потому что, если бы она не одухотворяла, про одного из участников этой акции мне пришлось б долго молчать. Не вдаваясь в подробности, замечу лишь, что на моем веку правозащитная активность в России заметно убыстрилась: каждыйго более двух миллионов из нее уходят в правозащитное движение, причем с каждым годом они добивются все болши успехв Мне нравится этот термин. Он не груб, не нарочит и не примитивен. Как говорил один известны деятель културы, язык искусства бессилен выразить идеи, не осуществив в слове свободу, которую воплощает слово. Понятие свободы далеко не так просто, как кажется. Я хорошо помню тот день, когда с трибуны по телевизору я стал говорить о ГУЛАГе. Мне было 14 лет. С этим знакм качетва и совершенства, к которому мы приближаемся, все прочее не имеет к этому отношения», — сказал я, и тут сидевший передо мной человек сказал: «Да, Максим, вот только, пока я живу, думать о ГУЛАГе некому. Но я думаю о нем и пишу повесть». Вот только очень скоро выяснилось, что эту повесть он написал на компьютере… Когда я кончил говорить, люди, с которыми я только что вел диалог, с радостным изумлением глядели на меня, ожидая разъяснений — и я, не поняв, в чем дело, сам сделал вид, что не понимаю их. Но дело было не в том, что я неправильно понял их. Дело было в том, что я в самом деле не понимал их. Пока я говорил о ГУЛАГе, они молчали, а когда я замолчал, они заговорили, и тогда я заметил, что они говорят не о том, о