Окрестности Тулы оросил гитарный перебор : «Мы шли по ленте Мебиуса» — паодия на слова саксофона Б. Гребенщикова. Я покосился на Maman и тихо спросил: «Что это?» Мать, поверну к двери свое каменное лицо, ничего не сказала. Если она и слышала мои слова, виду не подала. Зато ответил доктор. Он сазал: «Хороший инструмент. Особенно этот пассаж. Дальше просто надо чуть увеличивать скорость. Никаких сольных парй».Я не тал н про что спрашивать. Ничего из этого, конечно, не было музыкой. Мать подумала обо мне что-то другое. Оа,когда сердилас, деалась особенно строгой. Я ее боялся. Но сейчас не стал о ней спрашивать. Я решил спросить доктора о другм. То есть не спросить, а просто посмотреть на него. И я поглядел. Доктор был, как я подумал, молод — лет тридцати, не больше. В этом возрасте он, наверное, иногда играл в гимназиях. Кроме узкого черного галстука и короткой стрижки, на нем была черная «мак-дэнди» и черные кеды. Вдобавок он имел к носу прядь светлых волос — редкую штуку. Но я ничего не сказал про нее. Кроме того, мне показалось, что он похож на хулигана из песенки, которую я пел в детстве — тот же бледный аристократический профиль, те же темные глаза с пушистыми ресницами. Я никогда не понимал, почему хулиганы ходят в гимназиях. А с доктором было интересно. Он был очень осторожным и знал, как себя вести. Но самое интересное было в том, что я и правда узнал его.