Леха Пухарев, по кличке Пух, завершал свой день в компании вместительного стеклянного стакана в одной из дешевых пивных города. Кличка эта появилась уже давно и, незнакомому с Лехой человеку могло показаться, что отсылает она к знаменитому персонажу многочисленных мультфильмов. Однако мультяшного медведя и Леху роднила только кличка. Пух из пивной был щуплым, достаточно поджарым мужчиной средних лет с отметинами тяжелой жизни на лице. Он привык перебиваться подработками, пить дешевое пиво и драться. О да, к последнему он испытывал особую страсть.
Вот и сегодня Леха, по кличке Пух собирался вышибить пару зубов или поломать пару ребер кому-то из посетителей этого места. Хищный взгляд, усиленный хмелем, мерно бродил по помещению в поисках жертвы, но все это было не то. Две веселые компании в разных концах зала были совершенно непригодны для его целей – такие толпой могут накостылять так, что потом месяцы лечиться будешь! Пара одиноких работяг с грустными лицами тоже не подходили. Возможно раньше, когда он был моложе, то и полез бы на кого-то из них, но сейчас Леха стал мудрее и, пожалуй, жалостливее к людям. Но теперь из-за этой жалости у него пропадало главное развлечение.
Пух выпил ещё две кружки, и уже собирался двигаться восвояси, но тут в пивную ввалился молодой, уже слегка подпитый парень. Он громко заказал пиво, сразу же вызвав на себя изрядное внимание, после чего завалился за барную стойку недалеко от Лехи. Для себя Пух все решил уже тогда как только нога парня переступила порог пивной. Теперь осталось только дождаться, когда этот незнакомец достаточно выпьет.
Дальше все пошло по отработанной схеме. Парень пьет, Леха подсаживается, начинает общаться. Постепенно беседа сводится к агрессии, Пух доказывает, что парень его как-то оскорбил. Затем они выходят на улицу, там происходит короткая драка, после которой по телу Лехи прокатывается волна невероятного блаженства и удовольствия, не сравнимая ни с чем…
Поверженный противник лежал на земле, тяжело выдыхая воздух через свернутый влево нос. Пух довольно улыбнулся и поспешил прочь, понимая, что вскоре тут могут оказаться люди в форме, общение с которыми всегда несло Лехе одни неприятности.
Чтобы минимизировать вероятность неприятной встречи Леха, пройдя несколько кварталов в неизвестном направлении завернул за дом, планируя двигаться дальше через дворы. Однако его планам помешал высокий уродливый забор. Но если Пух что-то решил, то отступать он не станет. А потому, через несколько минут пыхтящий пьяный мужчина все же перевалился через забор и побрел по тихому двору.
В какой-то момент разгоряченный Леха осознал, что алкоголь уже переварен и теперь требует выхода. Быть может, он бы и потерпел до более приличного места, но жители ближайших домов вызывали в нем ненависть одним лишь фактом установки забора, а потому местом туалета была выбрана стена ближайшего дома.
Леха, чуть пошатываясь, стал пробираться через густые кусты. Оступаясь, громко матерясь Пух, наконец-то приблизился к серой стене панельки. Прошло ещё несколько секунд и сотворенный человеком ручей омыл бетонную гладь. Облегченно выдохнув Леха задумался о чем-то своем и поднял взгляд вверх, туда, где располагалось окно лоджией. От неожиданности он аж подпрыгнул, попав струей на свои потрепанные кроссовки и спортивные штаны. За окном стояла бабка, молча и безотрывно смотря за нарушителем общественного порядка.
Леха громко выругался, наскоро закончил дело и поспешил ретироваться, торопясь не то от страха, не то от стыда. Уже пробираясь через кусты, он почему-то очень на себя разозлился, остановился, вернулся к месту небольшого преступления и показался средний палец старушке. После этого Пух отправился восвояси уже спокойно, совершенно не испытывая никаких совестных угрызений.
Выйдя во двор, Леха достал помятую сигаретную пачку и подумал, что неплохо было бы сейчас достать ещё чего-нибудь выпить. Его замутненный взгляд принялся шастать по окружающим домам – вдруг найдется что-то интересное. Но, вместо интересного, Пух стал замечать, как то тут, то там, в окнах угадывались человеческие фигуры. Особенно хорошо их было видно в тех редких оконных проемах, где все ещё горел свет, но даже в тех квартирах, где царила тьма, все равно виднелись очертания обитателей квартир. Леха как заворожённый подошел к ближайшему дому, даже не заметив, как с его губ слетел незажжённая сигарета.
Десятки людей безмолвно стояли у окон, всматриваясь куда-то в глубину двора. Леха стоял, вглядываясь в темноту окон, пытаясь переварить замутненным разумом все то, что сейчас происходило. И внезапно осознание поразило его пьяную голову. Все эти наблюдатели стояли у окна и смотрели не просто на улицу и не просто во двор. Каждый из этих людей (если они, конечно, были людьми) смотрел именно на него, на Леху Пухарева. Это новое понимание было как раскат грома в ночной тишине. От него сразу стало настолько жутко и неприятно, что весь выпитый алкоголь ушел куда-то прочь.
Уши наполнил неприятный писк, какой бывает, если пропустить грубый удар в голову. Да только писк этот стал множиться и звучать с разных сторон, и тут Пух понял, что шумит не у него в голове, а прямо тут, во дворе. С характерным звуком открывались тяжелые подъездные двери, и группы наблюдателей покидали свои подъезды. С неизменным выражением лиц и, кажется, совсем не моргая, толпы жителей выбирались на улицу, заполняя своими телами все пространство подъезда.
Пух, никогда не отличавшийся особой набожностью, затараторил полузабытую молитву, слышимую когда-то от бабушки и, наконец, стряхнув с себя внезапное оцепенение, кинулся прочь со двора. Но вереница мужчин, женщин, стариков и детей уже окружила высокий забор, который так легкомысленно перелез загулявший мужчина несколько минут назад.
Понимая, что путь к отступлению отрезан, Леха кинулся на детскую площадку, забрался на самую высокую горку и принялся держать оборону. А между тем кольцо из равнодушных тел начало сжиматься, все больше и больше людей оказывалось на улице и, казалось, что не будет жителям конца.
Не издав ни одного звука, толпа подошла к детской площадке и принялась раскачивать старую железную горку на которой засел не званый гость этого двора. Уже через минуту в безумной куче раздался звук, с которым проржавевший метал обломился. В следующую секунду горка обрушилась, а Пух издал нечеловеческий крик, который оборвался спустя мгновение.
На следующее утро бабушки, ведущие детей в детские сады и школы будут причитать о ненадобности уродливого железного забора, ведь какие-то алкоголики снова залезли во двор и поломали горку. И никто из них так и не вспомнит что всего несколько часов все эти люди были безликими наблюдателями…
- И этот рассказ вы хотите нам предложить? – спросил надменно главный редактор обращаюсь к молодому человеку, стоящему напротив.
- Да, работа, может быть, не идеально, но это только…
- Не идеальной?! Ха! Да такой дряни я уже век не читывал!
- Ну послушайте, Арсений Михайлович, я ведь и сам…
- Что сам? – снова перебил мужчина. – Сталкивались с этими вашими «наблюдателями»?
Редактор говорил так уверенно и надменно, что парень в конец замялся и уже не пытался оправдываться, и теперь скромно молчал, опустив взгляд в пол.
- Идите прочь, а? – проговорил редактор уже совершенно спокойно. – Не забивайте мне голову всякой чепухой.
Парень повиновался и осторожно вышел за дверь. Редактор тяжело бухнулся в кожаное кресло, выдохнул и достал из стола пачку припасенных сигарет. Закурив, он задумчиво поглядел на работу начинающего писателя.
- Да, и хватает же в мире чудаков, - проговорил редактор вслух.
Мужчина отложил сигарету в прозрачную пепельницу, затем встал из-за стола и принялся прохаживаться взад-вперед по кабинету, что-то перебирая в обширном уме. Наконец, придя к какому-то заключению он резко подошел к большому панорамному окну, закрытому тяжелой занавеской, и резко рванул прочь. Комнату наполнил яркий солнечный свет. Сотни ярких бликов от проезжающих где-то внизу машин заплясали по потолку и стенам. Арсений Михайлович прищурился от внезапного света, а привыкнув, стал вглядываться в окна такого же офисного здания, стоящего через дорогу. Там, за одним из гигантских окон неподвижно стояла человеческая фигура. Редактор встал вглядываться в человека, и чем дольше он всматривался, тем неприятнее казался ему этот неизвестный. Он казался неестественно статичным, будто бы и не живой вовсе. А ещё старый редактор почувствовал пристальный, пронизывающий взгляд этого незнакомца и холодный пот побежал по спине Арсения Михайловича…