Найти тему
Федорино Счастье

Проклятая деревня. Продолжение (11).

Рассказ остановился.

- Спит что ли?... Умаялась девочка... Эй, милая, иди-ка ты в кровать.

- Да, хорошо, что-то спать так хочется...

У парня у самого уже слипались глаза, но девушка его опередила. Она побрела на свое койко-место, потягиваясь и зевая.

- Значит всем отбой, - сказала старуха - завтра...

Что будет завтра парень так и не услышал, его тоже утянуло в царство Морфея.

***

С утра Маргарита проснулась от грохота с кухни. Парня окончательно разбудил ее топот по дому. У бабули опять что-то упало, и та ринулась на помощь. Предложила доделать все самой, чтобы старуха отдохнула. Парень рад бы был помочь, да голова гудела как с глубокого будуна. Поднявшись кое-как, он побрел на улицу. Проходя мимо кухни, буркнул девушке «доброе утро». А та мило улыбаясь, предложила вскоре позавтракать.

- Такое хорошее настроение с утра, почему- то! Только хозяйка мне не нравится что-то.

Все это она успела ему сказать, пока он дрейфовал мимо. Бабка сидела на улице, на лавочке. Вид у нее был, надо сказать не очень, за ночь стала выглядеть болезненно. Как будто даже похудела.

-Хорошая погодка! Воздухом дышите? - решил он как-то ее поддержать.

Она лишь кивнула молча. Он покосился недоверчиво и пошел по своим делам. На обратном пути ее уже не было.

Она уже сидела с девушкой на кухне. Они о чем-то болтали, но бабуля говорила медленней обычного. Видимо с трудом ей давались слова. Он присоединился, молча подсел за стол. Но сделал это неловко - зацепил рукой ложку и она с грохотом свалилась. Женщины замолчали и глянули на него зло. Испуганно он поднял прибор, и тихонько мягко сел на стул. Старуха продолжила разговор.

- На вешалке, на третьем крючке, висит ключ от сарая. Там вы найдете, что вам нужно. Но. Сперва дослушайте. Мне немного осталось.

Парень чуть не взвизгнул от радости, глянул на девушку - она тоже украдкой улыбалась. Но радость вызывала не скорая возможная кончина бабки, а возможность удрать отсюда. Будь его воля, он бы сиюминутно сбежал. Вот же старость коварная, не могла раньше сказать.

***

- Марфа! Сколько можно спать!? Вот вырастили кобылицу, да кто тебя замуж такую ленивую возьмёт?!

-Ну, мааа.… Дай поваляться, вчера поздно легла…

-Да? А что же ты делала? Может что-то по дому? Или вообще что-то полезное? Нет! Только и знаешь, как со своими подружками гулять. Кого нынче запугивала? Вот же выросла варваром, пацаном надо было родиться тебе.… Зачем сыну продавчихи в глаз дала?

- Он к подружке моей лез…

- Знаю я, только ты лезешь не в свое дело. Повыскакивают замуж дурочки твои, а ты так и будешь гоблином ходить, или схватишь первого алкаша потом…

- Отстань, а!? Надоело нытье твое. – она скинула одеяло, и тяжелыми босыми ногами встала на пол. - Что так холодно? Лучше б печь натопила, чем чушь нести.

- Ах, ты ж пакость какая! Что ж ты не встала и не натопила!? Характер свой решила мне показать? Да со мной этот номер не пройдет, нахалка!

В руках женщины была мокрая тряпка, и она стала хлестать непутевую дочь, приговаривая:

- Быстро встала, и за дело! Сколько можно! Вот отец придет, я ему расскажу! Он тебя еще погоняет как сидорову козу! Отрежет тебе косы, как ты той девке, и устроит воспитание как пацану!

- Да ладно, ладно. Встала я. Сейчас, только в туалет схожу, и займусь, чем-нибудь. Иди вон, малого воспитывай, орет там…

- Ах ты, зараза!

Мать еще раз замахнулась, но Марфа уже выскользнула из комнаты, та только плюнула от злости и пошла, менять пеленки.

На дворе стояла осень. Листья поржавели, лишь кое-где держались за ветки. Потухли краски лета, все вокруг превращалось в коричневый унылый пейзаж. Было промозгло и сыро. Но бабье лето дарило последнее тепло.

Девушка вышла из дома, кутаясь в кофту. Раздражало все. Предстоящая зима, морозы, мать со своими нравоучениями, сын продавчихи, вопли младшего брата каждый день. Не дай бог, ее опять заставят стирать его вонючки. Суровый отец, с которым никак не договориться. Хоть бы мать не нажаловалась? Хотелось бы просто сбежать куда-то. Или надавать, кому-нибудь, по роже… Она зашла в деревянное строение и неторопливо умостилась над дыркой.

А сын продавчихи ей самой нравился, но не знала она, как действовать в этой ситуации. Просто дала ему в глаз, чтобы к Катьке не приставал. Она бы ей дала, но ведь подружка же. Хоть всем бери и косы отрезай, чтобы самой, одной красивой быть. А то ведь и правда, гоблин какой-то.

Обуреваемая злыми мыслями, она не услышала, как внизу что-то булькнуло, а потом еще и еще…

- И что, правда, было не родиться парнем. Сама бы выбирала, ходила, как они, кто красивая, а кто - нет. И дралась бы спокойно, никто бы, ни поучал «ну ты же девочка!»

А в это время в яме шевелилась зловонная жижа. Медленно булькая из нее, вылезало нечто. Сначала появились острые когти, они тянулись вверх, по ним стекали фекалии. И вот уже корявые пальцы показались бесшумно. Из недр нечистот, подкрадываясь, лезла волосатая лапа. Она вся была облеплена, месиво стекало, кое-где отваливаясь кусками.

- А теперь еще что-то жалуются, сами воспитали! Еще и имя это дурацкое – Марфа. Ну, кто так девочек называет? - мысленно злилась девушка - Замуж.… Избавиться от меня мать хочет, наверное. Возьму, как выйду, будет знать. Только рано еще.

Вдруг ее глаза расширились. Мерзкая когтистая лапа вонзилась снизу рывком. Девушка закричала от боли. В попытке встать, схватилась за доски, но ее не пускало. Она впилась ногтями, загоняя занозы, но ее будто тащило в дыру. Она вопила уже не человеческим голосом. Из дома на звуки выбежала мать. Женщина не понимала, что происходит - дверь туалета распахнута, дочь, сидя, в ужасе держится за проем, как будто провалилась и застряла. Подбежав, стала тянуть ее за одежду, за руки, но та мертвой хваткой вцепилась в доски, так, что они начали трещать. А лапа в это время все глубже вонзалась в тело, когти раздирали нутро. Внутри она сжалась в кулак, резко дернулась вниз, вырвав органы, и исчезла в жиже, громко булькнув. Женщина, обхватив девушку, пытаясь вытащить ее, но лишь когда волосатая рука исчезла в нечистотах, та ослабла и вывалилась навстречу матери, завалившись сверху. Теперь уже мать вопила страшным голосом. Сдвинув с себя тело дочери, перевернула на спину, помертвевшие глаза, с застывшим выражением ужаса, смотрели в небо. А женщина только и кричала: «Доченька!.. Марфушенька!» Глядя на окровавленный туалет и тело, не знала, что делать, металась, и тут упала в обморок…