15 апреля 1942г.
Я уже начинаю забывать, что такое голод. Я уже наелся и у меня даже иногда остается хлеб от суточной нормы – в 600 гр.
Эта сытость – результат целой вакханалии еды в начале и полновесного пайка сейчас.
Вначале – ели днем и ночью. Между завтраком и обедом, между обедом и ужином. Ночью вставали, варили и ели. Страдали желудки, ходить иногда было тяжело от переполненного живота – но есть хотелось – и ели, благо было что. Несколько смертей от поноса – вот плата за сытость, которую чувствуем мы сейчас. Всего в б-не погибло от истощения и поноса за период январь – март – 38 человек.
Из 315 человек прибывших к нам в декабре – сейчас в наличии 147. Остальные – уезжали и ушли в госпитали – где так-же умирали.
Остальные окрепли, поздоровели и те мешки, которые вначале таскали впятером – теперь таскает один свободно.
Вагон, который вначале грузили 6 часов – грузят 30-40 минут. Дисциплина поднялась, часть работоспособна.
Вагон, который вначале грузили 6 часов – грузят 30-40 минут. Дисциплина поднялась, часть работоспособна.
Весна. Через озеро идут одиночные машины. Неужели это опять блокада, опять 300 и 125 гр хлеба?
Город немножко ожил, но живет как смертельно раненый, обескровленный.
Норма хлеба – 500, 400 и 300 гр. Кроме хлеба продукты – кое какие и очень мало. Цынга.
На улицах продают сосновые ветки – 3-5-8 рублей. Вообще на улицах города сплошной рынок – продают и меняют все – тарелки, обувь, платье, куски хлеба, спички (25 рублей коробка).
Но город все-же ожил. На весеннее тепло люди вылезли как тараканы из углов. С сегодняшнего дня пошли трамваи – 5 маршрутов: 3, 7, 9, 10, 12.
По словам очевидца – люди садятся в этот трамвай – как садились в поезд при открытии 1-й очереди метро.
С Финляндского вокзала пошли поезда – по одному в сутки до Лисьево носа, дибунов и Грузино.
Пассаж торгует, но в нем не магазины, а ларьки – штук 4-5.Пустые.
Был у Сергея. Мать при смерти. Смотреть на нее страшно. Ст. сестра – Тамара – высохшая, на крайней степени истощения.
Невесело. Мга все же остается тем камнем преткновения – на котором разбиваются все надежды Ленинградцев на скорое избавление от голода, отсутствия воды, канализации,