Не прошло и дня, чтобы мне не вспомнилось то дежурство. Я мало знаком, да что уж там врать, я не знаком лично с такими людьми, которые пережили бы, то же, что и я в тот день.
Стояла августовская жара 20** года. В то время я четвёртый год работал в районом отделе полиции в должности полицейского патрульно-постовой службы. Носил тогда лычки старшего сержанта. Придя обычным делом на работу, стал готовиться к наряду в ГНР(Группу немедленного реагирования). Старшим назначили Хомутова Степана, а водителем — Ковалёва Глеба. Ну а мне, не имеющему на тот момент ни офицерского звания, ни опыта вождения УАЗика, выпала честь заступить автоматчиком. Расписавшись в постовой, получив свой табельный ПМ и автомат с подсумком, я направился со всей сменой на развод. Сонный дежурный зачитал нам поступившие ориентировки и довёл в целом обстановку по району и в крае.
По сложившемуся обычаю, начальнички роты перед тем как нам выйти на улицу, назойливо повторяли, что нужно закрывать месяц, протоколов не хватает, работать на максимум. И с утра, конечно, мы немного постарались проявить ответственность, следовав указанию. Подобрали с тротуара одного алкоголика, оформили на него «20.21», и к полудню азарт наш как-то подутих.
Становилось всё жарче. Глеб и без распоряжения Стёпы припарковал УАЗик на спасительном островке тени, под склонившейся ивой.
— Открой дверь, — истекая потом, сказал Хомутов и откинулся на сиденье.
Глеб открыл проржавелую скрипучую дверь и вышел из машины потрепаться по телефону. Петли со своей задачей секунду-другую справлялись, но потом дверца всё равно с грохотом захлопнулась. Стёпа выругался. Я ограничился улыбкой и продолжил пялиться в свой телефон.
Дежурства одно за другим, как в той старенькой комедии «День сурка», проходили однообразно, менялись разве что адреса и персонажи: семейные дебоширы, что регулярно не давали спокойно жить своей родне (обычно такие ребятки активизировались либо с утра, с похмелюги, либо, передравшись на ночь глядя), на других, поверженных сивухой ползунов, частенько заявляли добропорядочные граждане. Раньше проще было — УАЗики не были оборудованы ни глонассами, ни камерами — вполне можно было выгрузить бедолагу рядом с его домом и пусть себе идёт. Но сейчас же на любой звонок в дежурную часть, на каждое обращение, нужно отчитаться бумажкой или узником в КПЗ.
Изначально тот вызов казался очередным домашним скандалом. Но...
— Триста сорок первый, южному двадцать, — голос дежурного в рации прервал клонящую ко сну нашу бурлящую деятельность.
— Триста сорок первый, южному двадцать, — повторил дежурный.
— На связи триста сорок первый, — неохотно прохрипел Хомутов.
— Э-э-э, проедьте... Социалистическая шестьдесят восемь, — урывками сообщили из дежурной части, — Дебоширит пьяный муж. Приедете на место, старший, отзвонитесь.
— Принял, Социалистическая шестьдесят восемь, выдвигаюсь.
Повесив на крючок тангенту, Стёпа посигналил заболтавшемуся водителю.
— Поехали! — махнул Глебу старший.
Указанный адрес находился ближе к окраине города в частном секторе. Чтобы выехать из центра, нам предстояло пересечь несколько кварталов, попутно ожидая пути на каждом светофоре (на семейные драмы мы обычно проблесковые маячки не включали).
— Как всегда, — проворчал Глеб, — Только пожрать надумаешь, вызов как назло нарисовывается!
— Сейчас быстро его закроем и поедем на обед, — не унывал старший.
На полпути дежурный снова вышел на связь:
— Триста сорок первый, южному двадцать!
— На связи! — отозвался Стёпа.
— Триста сорок первый, повторно звонили с Социалистической. У мужчины при себе ружьё. Экипируйтесь, соблюдайте меры взаимостраховки. По приезде доклад... сейчас также отправлю вам в помощь наряд вневедомственной охраны. Как принял, триста сорок первый?
— Принял тебя, южный двадцать! — ответив дежурному, Хомутов сказал, — Глеб, остановись где-нибудь на обочине, броники,каски наденем.
— Пипец, — на деле же я срифмовал по другому.
От указанного адреса мы остановились в полукилометре. Глеб и Стёпа вышли из УАЗика, а я сидел сзади, передавая им бронежилеты и каски, так как они лежали рядом со мной. После экипировался сам.
Вскоре мы выехали на Социалистическую, и по привычке Глеб уже следил за номерами домов.
— Четыре, шесть. Социалистическая... Какой нам нужен? — спросил водитель.
— Шестьдесят восьмой, — ответил я, сжимая цевьё автомата.
Поступающие уточнения, что-то вроде: «слышится стрельба», «при себе имел предмет, внешне схожий с пистолетом», «угрожает ножом», от дежурного уже привычны. Как ни крути такая уж работа, выбираешь её сам. Но тревога, чувство неопределённости, да что уж там говорить, — страх, они присутствуют всегда. И я ни разу не видел, из всех, с кем не работал, чтобы эти чувства кто-нибудь хоть как-то показал. Наподобие: «Зачем нам туда ехать? Мы там сдохнем! Разворачиваемся назад!» Каждый это чувствует, но вида никто не подаст, никогда.
— Сорок шесть... номера нет... пятьдесят! — комментировал Глеб.
— Вон, походу там! — сказал Хомутов, показывая на дом, со двора которого, из калитки вышли две женщины.
Щёлкнув предохранителем, Стёпа дёрнул затвор своего пистолета. Его примеру последовал и я.
Овошники на тот момент, скорее всего были только на полпути к адресу, но мы уже подъехали.
Глеб остановился на обочине и мы со Стёпой вышли из машины. Навстречу нам шла одна из женщин. Полная, лет так за пятьдесят, волосы обесцвеченные, засаленныe, на лице устоявшийся отпечаток алкоголизма, одетая в розовый махровый халат, такой же засаленный. Первое что бросилось в глаза, это ружьё в её руке, со сломанным, болтавшимся сбоку прикладом. Ещё, что заметил, так это свежие вмятины в области казённика.
— Здравствуйте, старший лейтенант полиции Хомутов, что...
Не успел Стёпа договорить, как женщина вставила своё:
— Это я вас вызвала. Зять... заберите его пожалуйста, — повернувшись назад, тётка крикнула другой, (девушкой её не назовёшь)что была помладше, (дочери как выяснилось) стоявшей рядом с калиткой, — Ну что ты стоишь, корова? Рассказывай как есть!
Мы подошли ко двору. Увидев, что угрозы от ружья нет, Хомутов вложил свой ПМ в кобуру. На этот раз его я не поддержал, и продолжал держать автомат в руках, а не на ремешке. Что делал Глеб, я не знаю, слышалось за спиной лишь шуршание гравия под его ногами.
— Ну, что произошло? Рассказывайте, — раздражённо сказал Стёпа, обращаясь уже к дочери. Та была точной копией своей матери: тот же цвет волос, и та же степень их засаленности, тоже «не любящая выпить», только вот халатик голубоватый, ну и младше лет на двадцать.
— Ну, мы это... сидели выпивали, — бормотала жена дебошира, — Потом он выступать стал. За ружьё взялся. Говорит заху... извините, эм, убью вас всех. Я сидел, говорит, вы ничего не понимаете...
— Благо я ружьё забрала, — вклинилась её мамаша, — Меня такая злость взяла, я его об стенку, об угол дома и разбила!
Поправляя шлем, Стёпа спросил у женщин:
— Где он сейчас? Спит? Или ушёл?
— Гришка, — с затравленным видом произнесла жена, — Он во дворе...
Шлёпая босыми ножками по бетонной тропинке, подбежали двое ребятишек. Мальчик лет пяти и девочка примерно трёх.
— Мам, — сказала малышка, — У папы топóй.
Мы не придали значения лепету ребёнка.
В глубине двора показался виновник нашего приезда. Поджарый, с голым торсом, он вышел из-за угла дома.
— Чё припёрлись, мусора! — рявкнул он, стоя на месте.
— Как его зовут? — спросил у тёщи Стёпа, — Григорий?
Женщина раздражённо кивнула и подозвала к себе детей.
— Гриш, иди сюда! — крикнул Хомутов, — Расскажи, что у вас произошло! Мы ведь не собираемся забирать тебя!
— Ха, знаю я вас, мусоров. В уши вы вкручивать мастера! — откликнулся мужчина и не спеша, стал подходить к калитке, не отрывая при этом от нас глаз.
— Стёп, — сказал я старшему, — Как-то странно он руки за спиной держит.
Григорий подходил всё ближе, держа обе руки за спиной. Теперь уже можно было хорошенько рассмотреть его. Русые взъерошенные волосы, покрасневшие от бухича и недосыпа глаза, недельная щетина, на плече красовалась татуировка, на ней я не особо заострил внимание. Одет глава семейства был лишь в растянутые синие треники и растоптанные сланцы.
— Езжайте отсюда, — продолжал дерзить мужчина, — Со своими я сам как-нибудь разберусь, без вас!
Григорий остановился в калитке и, продолжая разглядывать нас, сказал жене:
— Зашла во двор и закрыла калитку!
Руки он всё так же держал за спиной. Я обратил внимание, что Глеб подошёл к нам ближе.
Закутываясь в свой халат жена, не переча мужу, сделала так, как тот приказал. Григорий остался за двором, в двух метрах от нас. Тёща держа сломанное ружьё, стала отводить детей к соседнему двору.
— Заберите его, — нагнетала та, — Он ведь ненормальный!
Стёпа потянулся к кобуре. Обстановка стала накаляться.
— Гриш, успокойся, — сказал я, — Мы просто поговорим.
— Ага, сейчас! — только и ответил мужчина, вбирая всё чаще воздух в грудь и всё больше обозляясь.
Издалека, с той стороны откуда мы приехали, послышались завывания СГУ. Подъезжал наряд вневедомственной охраны.
Григорий прислушался, скаля редкие зубы.
— Послушай, — сказал Стёпа, — Мы не хотим никому причинять вреда, не волнуйся. Но... Гриш, покажи свои руки. Что у тебя в руках?
— Любой кто подойдёт, — ощетинился мужчина, — Я любого завалю, каждого!
Держа в руке автомат, я как можно громче снял его с предохранителя.
— Ну, давай! — это лишь раззадорило буяна, — Завалю, только подойди!
С этими словами мужчина достал из-за спины то, что до сих пор прятал. Топор. Не огромный, увесистый и не крохотный, для раскалывания щепок, а такой, удобно лежащий в руке, которым можно ловко колоть брёвна. Видно, что инструмент достаточно часто бывал в деле. Лезвие острое, хорошенько заточенное. Держа его за топорище, Григорий был готов уже броситься.
— Брось топор на землю, — предупредил Хомутов.
Но мужчина лишь сделал шаг в нашу сторону.
Я взглянул в сторону подъезжающих овошников. На серебристой четырнадцатой, с такими же синими полосами по бокам и надписью «Полиция», как и у нас. В наряде охраны всегда по двое сотрудников, и они уже были экипированы в бронежилеты и каски. За рулём Макаров Виталий и старший — Злобин Алексей.
В этот момент неожиданно грохнул выстрел, вслед за которым послышался металлический звон. Я вернул взгляд на происходящее — Хомутов промахнулся, пытаясь попасть Григорию в ногу. Пуля влетела в калитку. В нос ударил запах жжёного пороха.
— Ну, суки! — крикнул дебошир, метнувшись в калитку.
Мы побежали вслед за удаляющимся вглубь двора мужчиной. Попутно я щёлкнул затвором автомата.
— Любого завалю, кто пойдёт за мной! — взревел на бегу взбесившийся Григорий.
Помедлив у повалившимся старого заборчика, дебошир прихватил с собой вилы, что торчали в земле, оглянулся на нас и вместе со своим боекомплектом, перемахнул через ограду.
Виталик Макаров вернулся к патрульке и уехал. Быть может он рассчитывал перехватить Григория с соседней улицы. Сам я в этом районе города плохо ориентировался.
Вчетвером: Стёпа, Лёха, Глеб и я, мы остановились у изгороди, где только что перепрыгнул буян. Вместо ожидаемого огородика в несколько соток нам предстал пологий склон выходивший в огромную поляну, ту что сейчас пересекал убегавший Григорий. Он направлялся в сторону лесополосы.
— Нужно его брать, — снимая с себя бронежилет с каской, сказал Стёпа.
— Это да, — подхватил я, — Оставлять его с семьёй сейчас не вариант. Мало ли, что у него там в башке.
— Ты в дежурку отзвонись, — буркнул Глеб, — И так уже ствол применили.
Хомутов кивнул и полез через забор, следом остальные. Тем временем я отсоединил магазин и разрядил автомат. Вылетевший патрон я втиснул обратно в магазин (при этом в голове у меня на повторе зациклилась строчка из закона о полиции: сотрудник полиции обязан стремиться к минимизации любого ущерба... сотрудник полиции обязан стремиться к минимизации любого ущерба... сотрудник полиции обязан стремиться к минимизации любого ущерба). Закончив хлопоты с автоматом, я оставил свою бронезащиту, перекинул АКМС за спину и бросился догонять остальных.
Встретились все вместе мы только у самой лесополосы. Григория нигде не было видно.
— Куда он мог пойти? — негромко сказал запыхавшийся Алексей.
— Смотрите по примятой к земле траве, — отдышавшись, предложил Хомутов.
Пробираясь вдоль леса, мы то и дело озирались по сторонам, стараясь самим не издавать шума. За любым деревом мог стоять отморозок с топором, готовый пустить его в ход.
Неожиданно, в метрах сорока впереди нас послышался какой-то звук. Стук камней.
— Там! — крикнул Глеб, обгоняя других.
Рванув дальше, с треском опавших сучьев под ногами, мы все разом остановились. На нашем пути был глубокий овраг, на дне которого протекал ручей. В воде поднята серая муть, камни и склон на той стороне мокрые, а земля исполосована ногами взбиравшегося наверх Григория.
— Перелазим, только осторожно, — скомандовал Хомутов.
Другого пути не было. Извиваясь, овраг проходил через всю лесополосу. Спрыгнув в овраг, я поскользнулся на камнях и рухнул на четвереньки. Хорошо, что табельный был не в руке, а на поясе. Поднявшись, я побрёл практически по колено в воде. Остальные перебирались кто-как, самостоятельно вскарабкиваясь на вершину оврага. Только потом мне дошло, что нужно было оставить страхующего, следившего за тем чтобы никто не подбежал со штакетиной, или тем же топором к залезающему, овраг ведь был довольно глубоким. Но на тот момент всё происходило быстро и об этом никто не задумывался.
Перебравшись-таки на ту сторону, мы остановились, чтобы перевести дыхание. Лёха предложил разделиться, и идти по двое в разные стороны. Так и сделали, но только почему-то в итоге я шёл один. Куда побрели остальные я не знаю. Увидев пробивающееся сквозь редеющий лес небо, я побежал, скрипя промокшими туфлями. Показалось другое поле. Вскоре я вышел из лесополосы, что зигзагом рассекала луга и увидел, что справа, прямо к поляне выходила улочка. Туда в это же время подъехала знакомая патрулька. Виталик остановил четырнадцатую, и сидя за рулём, смотрел куда-то в противоположную от меня сторону. Туда же взглянул и я. На той стороне поля виднелся силуэт. Человек был по пояс раздет и в руках что-то держал. Присмотревшись, я понял, что это был Григорий. Он будто почувствовав мой взгляд, оглянулся. Постоял, помедлив и двинулся в моём направлении. Я пошёл ему навстречу и, пройдя мимо патрульки, достал пистолет. Григорий приближался. Между нами оставалось метров сто. Остановившись, я снял пистолет с предохранителя и обхватил его двумя руками. Тогда я ни о чём не думал, только наблюдал за тем, как отморозок с топором и вилами в руках всё ближе подходил ко мне. Я уже мог разобрать проклятия и угрозы, что он сыпал в мой адрес. Он сократил расстояние до метров шестидесяти и мне не оставалось ничего другого, как крикнуть ему:
— Брось топор на землю! Бросай топор!
Он не слышал меня. Не знаю что, какое зло вселилось тогда в него, но Григорий всё стремительнее шёл на меня. Тогда я выстрелил в воздух. Реакции от мужчины не последовало. Я сделал ещё два предупредительных. Без толку. Выдохнув, я стал целиться в ноги мужчины. Оставалось меньше тридцати метров. Выстрел, ещё выстрел и ещё. Я слышал, как вскрикнул Григорий, но оступившись он всё равно продолжал идти на меня. Теперь его уже ничего бы не остановило. Зверь взбешён. Я выстрелил ещё два раза, но взрыхлил лишь землю у ног Григория. Патроны в магазине закончились. Отбегая в сторону патрульки, я вставил в пистолет вторую обойму и перезарядил. Виталик хотел было отъехать, но внезапно машина дёрнулась и заглохла. А Григорий, всё также держа в руках топор и вилы, переключился теперь на Макарова, и пошёл в его сторону. Не желая ждать, что предпримет раненый отморозок, я прицелился и выстрелил вновь.
На этот раз Григорий замер, и секунду погодя, рухнул навзничь на землю. Я вложил пистолет в кобуру и спешно подошёл к упавшему. Входное пулевое отверстие в животе не кровило. Зияла лишь багровая дыра. Взгляд Григория был неподвижный, смотрел он прямо в небо. Я не нащупал у того пульс. Мужчина умер сразу.
В эту же минуту, на звуки моих выстрелов прибежали Стёпа, Глеб и Алексей. Ковалёв послушал сердцебиение Григория. Хомутов подошёл ко мне и хлопнув по плечу, сказал:
— Не ссы, нормально всё будет.
Сам я ещё не до конца понимал, что же произошло. Всё случилось за считанные секунды. Не было времени всё рассудить и поступить иначе. У него был топор, чёрт с ними с вилами. Топор. Им можно раскроить череп надвое, если захотеть, то и начетверо. С моей же стороны, закон, будь он не ладен, каким бы я ни был его слугой, но он вложил этот пистолет мне в руку, и наделил меня правом применять его в крайнем случае. Видит Бог, я пытался минимизировать ущерб, но пелену гнева с глаз Григория снять я был не в силах.
Вскоре на место приехало руководство роты. Сотрудники следственного комитета и СМИ. А на следующий день нам пятерым: мне, Хомутову Стёпе, Ковалёву Глебу, Макарову Виталию и Злобину Алексею предстоял допрос в вышестоящем управлении. Но перед этим мы заехали в морг, где судмедэксперт отчитался нам, скорее больше мне, что смерть Григория наступила мгновенно. Пуля войдя в пупок, пробив аорту, застряла в позвоночнике. Ещё одно ранение имелось в ноге, в области щиколотки. Странно было, как сказал сам судмедэксперт, что я вообще попал ему в ногу. Мужик ведь поджарый был, ноги вон какие худые.