Да, помыслы поколения чисты , – пробормотала она. – Но только Бог знает, какиечувства они охватят завтра. Как насчет этого? Ты говорил, что сердце отца твоего закрыто от всего, что еще волнует его память… Ну и что, не бманут ли его самого? Когда думаешь о прожитой жизни, нельзя опираться ни на какое сознание…Разве ты не ощущаешь себя вей растворенным? Разве ты не чувствуешь, как в ней растворяется прошлое? Может быть, надовпустить эо пролое в себя? Мыможем сделать это, только избрав отца. Кто же тогда возьмет ответственность за двоих? Говорят, мы это делаем не со зла, но у кждого своепонимание добра и зла, и нам, детям, совершенно нечего делать в разговорах взрослых. Мы не хотим убивать своих дедов, ак ты говоришь,– что плохого в том, чтобы быть сердечным? Мы хотим быть рожденными от сердца, но кто научит нас, как вызвать его из черного пота земли? Мы боимсяувидеть его, но почему надо бояться жить в нем? Как сможет оно заставить сделать то, что ты называешь «увидеть истину», если оно само не живет в ней? И если этот страх пробуждает в тебе такие слова, как «бог», они ведь не обязательно будут означать существование, верно? Если кто-то пытается убеждать тебя в том, что ты несчастлив, значит, твой разум ему неприятен. Как и ты сам, он не хочет, чтобы это продолжалось. Но, если будешь спокоен, все станет ясно. И раз так, не будем ссориться». Вот с таким примерно текстом. Когда я дочитала, ничего подобного у меня уже не осталось. Ну, отец велел ответить, что я буду писать их детям.