- Ты меня сплавляешь на дачу, как ненужную вещь.
- Мам, не начинай.
- Мы с тобой всегда были командой, мы вместе думали, обсуждали, как добиться успеха, как получить компанию. И вот, когда ты добился, в том числе и при моей поддержке, ты меня сплавляешь?
- Сплавляют бревна по реке. Я тебя отвожу на свежий воздух, в благоустроенный дом, на всё готовое, с помощницей, прислугой, считай.
- Да какая она прислуга, она Цербер в юбке.
- Не наговаривай, она милая женщина. Да, в меру строгая. Но с тобой же нельзя по-другому, иначе ты съешь её на завтрак.
- Ты рано расслабляешься. То, что тебя назначили генеральным, не означает, что больше не будет врагов и интриг против тебя. Совсем наоборот. Именно сейчас и активизируются всё. И тебе понадобятся мои советы. Еще старые директора захотят тебе отомстить, вот увидишь.
- Я сомневаюсь, что они будут мстить. Они радостно соскочили с проблемной компании, будут брать свои отступные и заниматься другими делами. Это такие как я, не очень умеют прощать и забывать. А такие как они – идут дальше.
- Ты рано избавляешься от меня.
- Во-первых, не избавляюсь, - с раздражением оборвал Виктор, повышая голос и коря себя за то, что мама все-таки смогла его «раскачать», - я же не сдал тебя в дом престарелых, хотя мог бы найти побогаче и полицемернее. Ты едешь на свою собственную дачу, где еще с отцом жила. Иногда я буду приезжать. И если понадобится совет, - я посоветуюсь.
- А я не буду тебе советовать, - Татьяна Геннадьевна тряхнула головой, словно капризный ребенок и сжала морщинистые губы гармошкой.
Виктор засмеялся:
- Не смеши, ты же жадна до сплетен и интриг, не сможешь себе отказать. Но у тебя будет телевизор, мам. Не переживая ты так. Там столько всяких передач со сплетнями, интригами, тьма всяких сериалов. Ну, придется смириться с тем, что ты не режиссер, а лишь наблюдатель.
Татьяна Геннадьевна непоколебимо смотрела в окно упрямым взглядом. Ей не хотелось останавливать свою гонку по жизни сына, терять нити влияния, терять контроль, отдавать это всё какой-то самозванке, которая не заслужила получить всё то, к чему сама она шла годами, к чему вела сына.
- Кто она такая? Ты меня с ней познакомишь?
- Обязательно. Но после того, как она станет моей женой. Знаю я тебя. Только дай тебе волю, ты её запугаешь, и она сбежит с криками как в фильме ужасов.
Мать самодовольно усмехнулась этому сарказму, понимая, что в этих словах есть правда. Но сын слишком хорошо её знал, чтобы позволить своей даме сердца пообщаться с таким манипулятором, как она. При всём при этом, её вгоняла в отчаянье мысль, что сын убирает, удаляет её физически, территориально, из своей жизни, из своих интриг, своего реального, живого сериала, с реальными людьми и их эмоциями. Ни один Дом 2 этого не заменит. Уж она то знала.
- Я так умру, раньше времени. И ты потом пожалеешь, но будет поздно.
- Нет, не правильно, надо: будешь рыдать на моей могиле, но меня будет не вернуть.
- Дурак.
- Ну это вряд ли. Ладно, это пустые разговоры. В эту субботу я тоже помогу собирать вещи. Можешь оторваться, давая указания. Но в понедельник приедет бригада по переезду. Они увезут почти все вещи. Во вторник тебя и Валентину отвезу я, с утра.
- Это к ней ты каждый вечер ходишь? Она тут живет, у нас в доме?
- Мам, оставь свою игру в детектива. Ты не доберешься до неё. Лучше подумай, какие вещи тебе нужны, я потом не буду тебе каждую фигнюшку отдельно возить, даже не надейся.
Каждый вечер Виктор заходил к Ксюше, они ужинали, болтали, занимались любовью, смотрели кино, лежа в обнимку. Потом Виктор уходил, объясняя всё тем, что мама будет волноваться. Ксюша втянулась в это тепло и нежность, в эту тактильность. Ей было приятно чувствовать рядом плечо и этот голос. И каждый раз, когда он вставал и уходил, она ощущала себя как ребенок, у которого уходят родители и оставляют его одного. Ей было тоскливо, но она старалась относиться с пониманием: мама всё же, старенькая.
Пару раз она спрашивала, почему Виктор не предлагает познакомить её с мамой. На что тот отвечал, что мама старая и вредная, очень ревнивая, что, дай его маме волю, она бы никогда не позволила ему завести семью, или бы третировала свою невестку.
- Да ладно, ты наговариваешь, быть такого не может. Это же мама, как может мама не любить своего ребенка и не желать ему счастья?
- Наивная ты, Ксюнь. Моя мама всю жизнь была железной женщиной, которой ничего не стоило отхлестать меня мокрой тряпкой по лицу. Когда-нибудь ты с ней познакомишься. Но когда уже точно будешь со мной. А то сбежишь раньше времени.
И Ксюша, слыша искренность в его словах, верила и проникалась, сочувствовала и сопереживала, срасталась, плотью и кровью.
Надо сказать, что искренность всегда была коньком в общении Виктора с окружающими. Вот только правду он всегда подавал в нужном ему свете и под нужным соусом. Искренность открывала ему души людей и хороших, и, тем более, плохих. Никто не мог устоять перед искренностью. Да и как тут устоять, если человек открывает тебе себя, показывает своё сердце, даже свои пороки, но показывает же, не скрывает. А в нужном свете не всегда разглядишь, что это сердце картонное и кровоточит томатным соком.
В офисе обычные сотрудники делали свою обычную работу, процесс не стоял. Лишь только в кабинетах директоров, они сами собирали свои вещи, коробки, копировали какие-то нужные им файлы с офисных компьютеров, удаляли то, что точно не хотели оставить, пусть даже и сисадмин всё потом почистит.
Вика, секретарь троих, понимала, что директора собираются. Но главный по безопасности сказал ей, если кто что спросит – говорить, что ремонт будет в помещении. Она так и говорила. Старалась звучать убедительно. А сама ходила грустная, ожидая больших изменений.
В пятницу днем, Казанская прошлась по директорскому коридору, словно прощаясь, зашла к себе, набросила с сумку с ноутом на плечо, взяла дамскую сумочку и пальто. Постояла немного в центре просторного кабинета, осмотрелась. Глаз зацепился за статуэтку фарфоровой балерины, случайно забытую в недрах стеклянного шкафа. Он подошла, достала эту статуэтку и вышла из этих дверей. Зашла в кабинет к секретарю.
- Вика, я хочу попрощаться и вот, оставить тебе. Это хорошая дорогая вещь, антиквариат. Кузнецовский фарфор.
Вика встала навстречу, взяла в руки балерину, не зная, что сказать.
- Я была с тобой строга, пугала тебя иногда даже. Прости, - сказала Елена Борисовна и обняла Вику. Та застыла от неожиданности.
- Вы насовсем, я правильно понимаю? – робко спросила Вика, когда объятия прекратились.
- Да, в общем-то да. Может и загляну как-нибудь в гости, но маловероятно. Удачи тебе.
- Спасибо.
- Пока.
- Пока.
Впереди еще много всяких событий. Скучно не будет
Подписывайтесь и заходите в гости, поболтаем и будем сочинять вместе.
Ваша Ия.