Верни его обратно! Положи его!"
Но я продолжал уходить, поэтому он приказал своим парням взять
труп от меня. Я положил его и пригрозил им своим прикладом.
Он достал свою собственную винтовку и пригрозил мне этим. Я рассмеялся над
его, приказал ему стрелять, если он осмелится, предложил ему три выстрела за пенни,
и закончил тем, что снова взвалил на плечи ответственность и ушел.
Мясо в те дни в Найроби было дешевым, поэтому владелец отеля был
не так обрадовался, как я ожидал. Он сделал мне выговор за опоздание на
позавтракал и сказал, что мне повезло, что я хоть что-то получил. У Фреда и Уилла были
ждали меня, и пока мы ели одни, я рассказал им историю своей
утреннее приключение полицейский в форме цвета хаки привязал своего мула
снаружи и с грохотом ворвался внутрь.
"Чей доллар висит за дверью кухни?" - потребовал он.
"В этом есть некоторые сомнения", - сказал я. "Меня обвинили в том, что я
владелец."
"Тогда ты тот мужчина, который мне нужен. Суд заседает в девять. Тебе лучше быть
туда, или тебя приведут!"
Он вложил мне в руку то, что оказалось призывом предстать перед
окружной суд в то утро по обвинению в ношении незарегистрированного
винтовка и стрельба без лицензии. Двое местных полицейских, которых он имел
вместе с ним снял доллар с крючка за кухонной дверью и
унес его в качестве улики.
Мы закончили наш завтрак в большом довольстве и зашагали прочь
рука об руку, чтобы найти здание суда, чувствуя себя так, словно мы направляемся в
пьеса-возможно, немного возмущенная, как если бы предметом пьесы был один
мы не совсем одобрили это, но были совершенно уверены, что хорошо проведем время.
Двор был переполнен. Бородатый профессор, его четверо сыновей и двое
там были и другие туземцы, а также несколько английских чиновников, все
очевидно, они действительно в очень хороших отношениях с Шиллингшеном.
Когда мы вошли во двор под взглядами враждебной толпы, я услышал один
чиновник говорит мужчине, стоящему рядом с ним:
"Я надеюсь, что он покажет пример из этого дела. Если он не будет каждый новый
прибыв в эту страну, попытаюсь взять закон в свои руки. Я
надеюсь, он оштрафует его до предела!"
"Отдай мне свой охотничий нож, Фред!" -сказал я, и Фред засмеялся, когда он
передал его мне. На мгновение мне кажется, он подумал, что я собираюсь окунуться
это в грудь слишком разговорчивого чиновника.
Сначала они обзвонили несколько городских дел. Пьяного мусульманина оштрафовали
пять рупий, и индусу было приказано убрать свою мусорную кучу до
полдень. Троих туземцев отправили в цепную банду на неделю за
драка, и масаи, обвиненный в краже скота, был заключен под стражу. Затем
мое дело было очень торжественно рассмотрено судьей, едва ли старше меня
чем я сам.
Сотрудник полиции выступал в качестве прокурора. Он заявил, что "действуя на
полученная информация" он проследовал в отель. За пределами которого
он увидел повешенного оленя (оленя, предъявленного в качестве доказательства); что он вошел
в отеле, застал меня за завтраком, и что я не отрицал, что стрелял
доллар. Он вызвал своих двух цветных аскари, чтобы доказать это, и они
отмахнулись от того, что они хотели сказать, со скоростью людей, которые были
тщательно отрепетировано. Затем он поставил немца на скамью подсудимых, и
Шиллингшен, свирепо взглянув на меня, включил свой словесный
артиллерия. Он определенно сделал самое худшее.
"Сегодня утром", - объявил он, после того как был должным образом приведен к присяге на Книге,
"этот молодой человек, имени которого я не знаю, подошел к моей палатке, когда я был
перевязочный. Звук выстрела из винтовки разбудил меня раньше
больше, чем обычно. У него была винтовка, и я сложил два и два вместе и
пришел к выводу, что он во что-то выстрелил. Не видев его никогда раньше, и
он стоял перед моей палаткой, и я спросил его, как его зовут. Он отказался говорить
я, и это вызвало у меня подозрения. Затем пришли мои четверо мальчиков с
бака, которого они заверили меня, что видели, как он стрелял. Я спросил его
была ли у него лицензия на отстрел дичи, и он сразу пригрозил
пристрели меня, если я не буду лезть не в свое дело. Поэтому я отправил записку
немедленно в полицию.
Затем четверо его сыновей по очереди предстали перед судом и рассказали свою историю
через переводчика. Их слова идентичны. Если переводчик
говорил правду один рассказ ни в малейшей степени не отличался от другого
степени, и один этот факт должен был вызвать подозрение у любого
беспристрастный судья.
Имея право на перекрестный допрос, я спросил каждого по очереди, является ли
винтовка, которую я привез с собой в суд, была такой же, какой они меня видели
с помощью. Они утверждали, что так оно и было. Потом я вспомнил о немце и спросил его
тот же самый вопрос. Он также ответил утвердительно. Я спросил его
откуда он знал. Он сказал, что узнал отметину на прикладе, где
лак был стерт.
Затем я передал охотничий нож, который одолжил у полиции
офицер и потребовал, чтобы он вырезал пулю из головы оленя
каркас. Суд не мог возражать против этого, поэтому на глазах у
по меньшей мере пятьдесят свидетелей видели, как была выпущена сплющенная пуля Маузера. Я позвонил
внимание на тот факт, что моя винтовка была Ли-Энфилдом, который не мог
возможно, выстрелил пулей из Маузера. Двор был молод и очень
достойно-осмотрел пулю и мою винтовку-и должен был убедиться.
"Очень хорошо, - был вынесен вердикт по этому пункту, - доказано, что вы это сделали
не стреляйте в этого конкретного оленя, если у полиции нет доказательств того, что
ты использовал другую винтовку."
Полицейский признался, что у него не было никаких доказательств на этот счет, поэтому
первое обвинение было снято.
"Но вы обвиняетесь, - сказал судья, - в том, что несете
незарегистрированное ружье и стрельба без лицензии."
Для ответа я предъявил свое свидетельство о регистрации и большую игру
лицензия, за которую мы заплатили в Момбасе.
