— Мы действительно многое пережили вместе и стали родными друг другу. Но это не значит, что мы должны притворяться влюблённой парочкой. Пойми, в жизни есть время идеализировать, а есть рационализировать. Когда подходит к концу одно, вступает в силу другое.
— Что ты имеешь в виду?
— Сначала нам было хорошо вместе, потом стало удобно, а затем настало время заниматься другими вещами. Не всё крутится вокруг семьи и внутрисемейных отношений. У него тоже были свои планы, в которые я не входила. Кстати, мы обсуждали их, когда дети ещё не ходили в школу. Но при этом мы любили друг друга.
— Чем он сейчас занимается? Он женился снова?
— Вроде нет. Надеюсь, он мне сообщит, — засмеялась Ева. — Стёпа всегда обожал горы и сноубординг. Я безумно рада, что у него получилось исполнить давнюю мечту — уехать жить на Камчатку и работать инструктором. По-моему, это достойно уважения.
Боря выпятил нижнюю губу и кивнул в знак очевидно заслуженного респекта.
— Тяжело было разорвать отношения после стольких лет?
— Да.
Оба замолчали.
— Я заметил, ты кофе не пьёшь, просто подносишь к губам. Тебе нельзя его?
— Я не делаю того, чего не хочу в действительности.
— Ты не любишь кофе?
— Обожаю.
— Тогда в чём проблема?
— Нет никакой проблемы. Мне кайфово держать обжигающую чашку и вдыхать терпкий дымок. Я просто не хочу, чтобы он сейчас был внутри меня. Ты, кстати, замечал, что мы чувствуем запах продукта только до тех пор, пока не начали его поглощать?
Боря удивлённо уставился на оператора, пытаясь понять, входит ли он в число тех, кто это только что осознал.
— Не замечал, но, возможно, ты права. Надо будет обратить внимание.
Оператор снял камеру со штатива и потёр шею уставшей рукой. В перерыве все трое старались не смотреть друг на друга, словно они лишь играют роли людей, которые работают над совместным проектом. В гостиную вернулись молча.
После паузы Боря натянул лёгкую улыбку и быстро выпалил:
— Ты сказала, что у тебя сейчас кто-то есть. Это известная личность?
— Я не могу назвать его имя. Это человек из мира музыки, известный тем, что о нём ничего не известно.
— В этом вы могли бы конкурировать.
— Да, но со мной ты сейчас беседуешь, а с ним у тебя ничего не вышло.
— Ты знаешь, что наша команда пыталась договориться об интервью с ним?
— Да.
— Для меня это сужает круг подозреваемых. Кажется, я догадываюсь, кто это может быть, – в глазах парня загорелся дьявольский огонёк, какой бывает у подростка, заставшего друга за чем-то неприличным.
— Мы не можем говорить на эту тему. Ты подписал документ, — напомнила Ева.
Боря продолжал восторженно улыбаться, игнорируя слова собеседницы.
— Ладно. Без имён. Как вы с ним познакомились? Ты вообще была знакома с его творчеством?
— Хочешь ужасную правду?
Парень активно закивал.
— Я много лет была его фанаткой. Понимаю, трудно представить мамашу за тридцать, стоящую в глухой московской пробке на стареньком опеле и подпевающую злому рэпчику, включённому на полную мощность.
— Блин, круто! Я прямо представил себе эту картину.
— По молодости в моих наушниках чего только не было, начиная от панкухи и заканчивая брейккором и рагга-джанглом.
— Из панка что слушала?
— О-о-о, ты уверен, что хочешь открыть эту дверцу?
— Конечно! — воскликнул Боря.
— Из нашего: «Тараканы!», «Смех», Lumen, «Элизиум». Из англоязычного: The Clash, Ramonеs, NOFX, Sum 41. А ещё Nirvana, Placebo, Red Hot Chili Peppers.
— Ну, не всё из этого панк…
— Хочешь прям панк? Окей, The Exploited, Sepultura, «Пурген».
Боря вытянулся в кресле и удовлетворённый услышанным стал растирать грудную клетку.
— А когда перешла на рэпчик?
— В какой-то момент я стала следовать не за жанрами, а за личностями. Даже знаю, в какой — когда познакомилась с творчеством Вани Нойза.
— Нравится?
— Он герой своего времени. Понимаешь, для меня все музыканты, которых я люблю, — панки по идеологии, а уж как они квалифицируются в мире музыки, мне неважно.
— Вернёмся к твоему бойфренду.
— Для меня он был человеком, говорящим через свои треки лично со мной, невзирая на многотысячную армию фанатов. Странное чувство, не знаю, испытывал ли ты такое.
— Да, было что-то похожее. А как вы познакомились? К таким ребятам просто так в гримёрку не попадёшь.
— Блин, стыдно признаться, я написала ему в директ. Ехала как-то за рулём, слушала его треки и подумала: «А почему бы и нет?» Остановилась на обочине и написала.
— К тому моменту ты уже издала книгу?
— Да, первое издание вышло где-то за месяц до этого. Уже началась движуха вокруг моего имени, но не такая глобальная, как сейчас.
— И он ответил?
— Не сразу, но да. Думаю, он понял, кто я. По крайней мере, потом он сказал, что видел проморолики на книгу и запомнил имя. Но не читал.
— А сейчас уже прочитал?
— Да.
Боря довольно лыбился, чуть приоткрыв рот.
— Какие чувства были, когда завязалось общение.
— Меня трясло, как девчонку. Это очень необычный опыт. Прикинь, тебе кажется, что ты знаешь человека очень давно, а он тебя вообще нет. Но я не сказала, что фанатею от него. По мне, наверное, это трудно понять.
— Я бы не понял.
— Мы оба были подростками в девяностые. Когда до меня доходил смысл его текстов, хотелось рыдать, потому что мы пережили похожие трипы и понимаем, что значит вывозить эту жизнь, когда хочется просто рассыпаться в пепел. Меня постоянно преследовало чувство, что мы были где-то рядом, но не встретились.
— Ты употребляла? Наркотики — зло, никогда не пробуйте их! — обратился Боря в объектив камеры.
— Как все, что-то где-то на вечеринках.
— Но сейчас ты не занимаешься такими вещами?
— Я могу покурить травы, если будут подходящие условия?
— Это какие?
— Приятная обстановка, люди, которым я доверяю.
Боря многозначительно замолчал. Тогда Ева спросила:
— А ты нет?
— Я? Нет, я вообще не по этой теме.
— Молодец, — пожала она плечами.
— То, каким ты представляла этого человека, совпало с тем, какой он на самом деле?
— Не могу ответить односложно. Скажем так, каждый человек намного проще, чем мы о нём думаем, и намного сложнее, чем нам кажется.
— М-м… Какая философская мысль.
— Я философ.
— Это я уже понял. Так у вас всё серьёзно?
— Что серьёзно?
— Любовь, отношения. Есть какие-то совместные планы?
— Посмотрим. Пока что мы кайфуем друг от друга. Мне кажется, даже в юности я не испытывала таких острых ощущений.
— Как думаешь, почему? Опыт?
— Мы ничего не ждём друг от друга. Представь, ощущение, что прижимаешься к любимому человеку за несколько мгновений до апокалипсиса. Вот так происходит всё время, пока мы рядом.
Боря замер, приподняв подбородок чуть вверх.
— Ох, пробрало! Но давай вернёмся немного назад, - парень прокрутил в воздухе пальцем, словно перематывает время, - к событиям прошлого года, когда ты решила, что пора издаваться. Как это происходило?
— Конечно, давай. Это же самое интересное! — рассмеялась Ева, и в глазах сверкнул блеск удовольствия.
— Окей. Смотри, ты поняла, что готова. Муж и дети — в прошлом. С чего ты начала?
— Помимо мужа и детей, у меня ещё была работа. И не абы какая, я была муниципальным служащим.
— Подожди… а где ты работала?
— В образовании. Я была завучем в школе.
На губах парня мелькнула умилённо-саркастическая улыбка.
— Ты завуч в школе? И как тебе? — не скрывал веселья журналист.
— Бюрократия, дубовая вертикальная иерархия, разрушающая любой креатив. Послушай, каждый институт государственного устройства — это мини-копия самого государства. — Ева пожала плечами, словно говоря «сложи два плюс два».
— Как ты объяснила директору, что уходишь?
— Ох, это было непросто. Работники этой сферы очень не любят перемен. Можно сказать, выгрызала свободу зубами, — попыталась пошутить писательница.
— А дальше?
— Собрала минимум вещей, села в машину и поехала.
— Куда?
— Мне хотелось на север. В Северную Европу.
— Финляндия, Эстония, туда?
— Именно. Дания ещё. Меня всегда завораживал колорит скандинавских стран. Надо сказать, что в мечтах я сильно романтизировала эту поездку. Да, мне безумно понравилось: я побывала в потрясающих местах, пообщалась с людьми, мыслящими совсем по-иному. Ну и, конечно, дороги — это чистое удовольствие. Но меня постоянно преследовала тревога. Я думала, что буду писать в поездке, но так выматывалась физически, что всё свободное время спала. Мне хотелось остановиться. Это чувство преследовало меня много лет, но я не до конца понимала, как это сделать. Нужно было, я даже не знаю, как правильно выразиться… — Ева задумалась, прищурив один глаз, — уйти, стереть себя из матрицы материального мира, совершить информационное самоубийство.
— Звучит пугающе.
— На самом деле внутри я понимала, что делать, просто не думала, что когда-нибудь решусь. Вернувшись в Россию, я приступила к подготовке.
— Я знаю, что это очень важная часть того, что с тобой произошло, и мы сейчас об этом поговорим, но мне интересно, почему ты всё-таки осела в России. Почему не в Европе?
— Я никогда не рассматривала вопрос эмиграции всерьёз. Это не моя история. В России столько непостижимого, неиспробованного мной. Я как будто не могу оставить то, что не до конца исследовала. Понимаешь?
— Почему ты не вернулась в Москву, а осталась в Питере?
— Борь, ты меня удивляешь. Потому что это прекрасный город. Идеальное место, чтобы затеряться в дебрях подсознания, окунуться в бурлящую реку творческой вакханалии.
Насладившись своей метафорической издёвкой, Ева притихла. Боря выждал паузу и спросил:
— Получилось?
— О да. Я сняла квартиру в историческом центре, старенькую такую, потрёпанную, с трещинками повсюду и видом во двор-колодец.
— И там ты села писать книгу, — довёл мысль до логического завершения парень.
— Э-э, нет. Дальше я подключилась к системе одного крупного таксопарка и стала возить людей за деньги.
— Ты сейчас прикалываешься? — брови интервьюера взлетели к основанию модной причёски.
— Нет. Мне нужно было время, чтобы собраться с мыслями. Ну и жить на что-то надо было.
— Долго ты таксовала?
— Я и сейчас этим занимаюсь, когда есть время.
— Ты угораешь надо мной?!
— Нет, я серьёзно. Меня в лицо никто не знает. Машины — моя страсть. Ускорение, которое ты контролируешь и нет одновременно. А ещё я обожаю «самомойки». Кстати, ты пользуешься этим благом цивилизации?
Боря не мог поверить, что его не разыгрывают, поэтому растерянно произнёс:
— Не-е-т, после неё весь грязный. А потом ведь надо куда-то ехать.
— На самом деле там сложно сильно испачкаться. Ну брызнет пара капель, зато какой кайф, когда ты сначала размазываешь по грязи густую пену, а потом сбиваешь её мощной струёй. Вода фигачит с такой отдачей, что приходится расставлять ноги пошире, иначе не удержаться. Выезжаешь из бокса, машина парит, словно намекает, чтобы её вытерли сухой тряпочкой. Ну? Классно же?
— Ты странная женщина. Я, наверное, не первый кто тебе это говорит?
— Может быть. Каждый кайфует по-своему.
— Вот ты живёшь в Питере… Так, подожди, ты мне своим заявлением о работе в такси просто мозг взорвала. Расскажи, были какие-то забавные или, может, опасные случаи?
— Нет, всё спокойно. Конечно, в самой системе много косяков, но это же крупная сеть. Я вообще считаю, что любая организация, в которой больше ста сотрудников, неизбежно лажает. Человеческий фактор.
— А что было не так?
— Я ездила на личном, не брендированном, авто, поэтому заказов поступало мало. Не могу сказать, что это было для меня большой проблемой, так как десять ртов мне кормить не надо. Но по мелочи, то там, то тут, всплывали неприятные моменты.
— Например?
— Ну, когда тебя отправляют за клиентом в трёх километрах, а везти его полтора. Это невыгодно. Служба поддержки работает через одно место, твои проблемы просто не решаются, обращение перенаправляется некому «специалисту» — и до свидания. Ложные заказы опять-таки, за которые никто не платит. Всякое бывает, короче. Если эта работа должна стать основным источником дохода, то придётся вложиться материально и потратить немало нервов. Ну или работать двадцать четыре часа в сутки.
— Пассажиры нормально реагируют на женщину-водителя?
— По-разному, чаще нормально. Я не сильно следила за реакцией. Бывали случаи, когда мужчины пытались неуместно шутить, типа «Что, мужа подменяешь?» или «Ногти об руль не ломаются?».
Парень злорадно оскалился:
— Не ломались?
Ева быстро взглянула на руки, лежавшие на коленях.
— Да они у меня короткие всегда. Мне почему-то кажется, что разноцветные вёсла вместо ногтей — атрибут вымирающего вида. Такие уже никто не носит.
— Жёстко! — рассмеялся журналист.
— Вообще, конечно, странно жить в прогрессивном обществе, где до сих пор существует разграничение на «мужские» и «женские» профессии.
— Россия - патриархальная страна?
— И да, и нет.
Интервьюер потребовал пояснить взглядом.
— У нас женщина может быть сильной, занимать высокие посты и управлять огромными конгломератами, но это не освобождает её от стереотипных суждений: должна хорошо выглядеть, создавать уют, воспитывать или хотя бы рожать детей. Да, за последние десятилетия произошёл большой прорыв в отношении возможностей и реализации, но есть стойкое ощущение, что чем больше мы получаем, тем больше должны.
Ты когда-нибудь соотносил понятие «долг» с женским сообществом, в широком смысле этого слова?
— Нет.
— Подумай об этом.
Боря осмысливал услышанное, нацепив дежурную полуулыбку, и задрав подбородок.
— Ты говорила, что написание книги как-то связано с карантином. Давай наконец перейдём к этой части истории.
— Только не с карантином, а с самоизоляцией.
— А в чём разница?
— Она не связана с коронавирусом. Моя самоизоляция — главный эксперимент над собой, моё информационное самоубийство. Ещё не понял?
(конец первой части)
Произведение размещено на платформе ЛитРес Самиздат: https://www.litres.ru/eva-gelevera/intervu/?lfrom=944248305&ref_offer=1&ref_key=d869b0c11c50e5b52d2eeee0cb3d8936b2c47191adb4fff477e7f24040b54d1d