Впервые довелось мне услышать такие слова в адрес отца от сына, который едва оправился от потери единственного родителя.
Эту историю довелось мне услышать случайно, но она запала мне в душу, потому что не принято у нас так говорить о людях, совершивших такой поступок.
Серафим – ребёнок войны. В 10 лет потерял мать, в 11 отца, сирота, который воспитал себя сам. Всегда подтянутый, хорошо одетый, аккуратист, педант. Человек слова и дела – таких сейчас особенно мало.
Он дожил до девяноста лет. Выглядел для своего возраста шикарно, это отмечали все. До самого последнего дня оставался в здравом уме и трезвой памяти, и последний шаг он делал абсолютно осознанно. Именно это и не давало покоя его сыну Виктору.
“Год назад отец начал стремительно терять зрение и буквально за год погрузился в полную темноту. Я не замечал за ним, что слепота мешала ему жить. Скорее подкосило его одиночество. Нет, он практически никогда не оставался один, у него была сиделка, я сам практически каждый день заезжал к нему и по несколько раз звонил ему.
Одиноким он себя почувствовал тогда, когда его друзья, боясь подцепить заразу, перестали звать его в гости и совсем не приезжали сами. Да, была возможность общаться по телефону, но разве могло это в полной мере заменить тёплые душевные посиделки? – Нет, конечно”.
Виктор с большой теплотой рассказывал о своём отце. Было видно, что говорить об отце в прошедшем времени, он не хотел, хоть и понимал, решение было принято, шаг сделан и вернуть ничего уже нельзя.
“Понимаете, это такой поступок, после которого навсегда в воздухе повисает вопрос: нет ли в этом моей вины, мог ли я сделать что-то, чтобы предотвратить то, что случилось? Я пытаюсь сам ответить на эти вопросы, много анализирую и понимаю, что с моей стороны никогда не было какого-то недовольства, отец никогда не был для меня обузой. Мы с ним разговаривали, он жаловался на то, что жить в постоянной тьме очень сложно. Не физически, поскольку у него было всё необходимое для нормальной жизни, а морально.
Просыпаясь утром, ты ждёшь солнечного света, к вечеру наблюдаешь за закатом. А тут постоянная ночь. Это его действительно загоняло в депрессию.
Я старался с ним общаться по душам, но отец – представитель поколения, которое видело войну, для него не существовало каких-то тонких материй. Мужчина должен быть сильным, надеяться на себя, работать, зарабатывать. Душераздирающие речи – это для женщин, не для него. Не принято у того поколения заботиться о душе, да и что такое душа, моего отца никогда не интересовало.
Возможно, будь у него страх перед каким-то великим судом или боязнь оказаться в числе грешников, он бы никогда не пошёл на этот шаг. Но он был атеистом. Поэтому всегда надеялся только на себя и сам был творцом своей жизни и, как оказалось, не только жизни.
Понимаете, мой отец поступил как самурай. Он принял решение, дождался, когда выдастся удобное время: сиделка уйдёт, а я ещё не приеду. Он расчистил себе дорогу и сделал этот шаг. Это его выбор. Это поступок самурая”.
Никогда прежде мне не приходилось слышать такого от людей, переживших потерю. Обычно говорят об обиде на того, кто ушёл. О том, что его поступок ставит крест на судьбе детей и внуков. Говорят о слабости, ведь только слабый не борется, а пытается решить все проблемы выходом в окно.
Никогда ещё не доводилось мне слышать столько уважения к тому человеку, который своим поступком причинил боль, нанёс рану, которая не затянется с годами. Впервые мне встретилось такое абсолютное принятие чужого решения, которое никогда бы не нашло одобрения.
______________