Шалом, это «Цимес»: мы пишем обо всём, что может быть интересно современным евреям. В нашей еженедельной рубрике «Дома поговорим» мы обсуждаем с друзьями проекта их семейные правила и традиции. На этот раз мы поговорили с Димой Зицером, педагогом, основателем Института неформального образования и Школы неформального образования «Апельсин» в Петербурге. В интервью «Цимесу» он рассказал об отношении к переездам, квартире детства и коллекции бегемотов, которая живёт с ним с 10 лет.
«Дом — это место, где я могу быть собой, как бы банально это ни звучало»
Там я могу позволить себе быть странным, слабым, каким угодно и при этом всегда знать, что меня примут. Я стараюсь, чтобы у меня таких мест было много, но на 100% такую возможность даёт только дом.
«География для меня вообще не имеет значения»
Мы очень много переезжали, жили в Москве, Петербурге, Иерусалиме, Тель-Авиве. Не исключено, что продолжим перемещаться. При этом я, конечно, очень люблю Петербург, он абсолютно мой. Надеюсь, и я во многом его. Сегодня наша семья раскидана по всему миру: одна дочь в Нью-Йорке, другая в Тель-Авиве, третья с нами в Петербурге. Мы стараемся встречаться все вместе несколько раз в год по разным поводам. Сейчас, например, пытаемся сделать так, чтобы на Новый год все увиделись в Петербурге.
«В каждом порту меня ждёт сестра», как учит нас Борис Борисович Гребенщиков. Это совершенно точно про нашу семью»
Я всегда легко сходился с людьми, у меня много друзей в разных городах и странах, разного возраста, профессиональных сфер и так далее. Я за то, чтобы прыгать вниз головой в новое общество, заводить знакомства, вливаться в тусовку. Судя по моей старшей дочери Ане, у которой уже есть своя семья, дети тоже от нас это переняли.
«Куда бы мы ни переезжали, книги едут с нами»
Библиотека огромная, организовать это всегда тяжело, но это данность, с которой мы согласились. Ещё с нами всегда переезжают игрушечные бегемоты — я начал их собирать, когда мне было 10 лет. Буквально несколько бегемотов, расставленных в новом доме, помогают сразу обжиться. И третий обязательный пункт — подсвечники моего прадедушки, они тоже пережили с нами все перемещения и чуть ли не первыми достаются из коробок в новом доме.
«Ни на секунду Израиль не казался мне чужим местом»
Мы прилетели туда с семьёй в июле 1990 года.
Это было невероятное счастье: тепло, чудесно, удивительно и как-то всё иначе.
Наверное, мне повезло: через две недели после переезда я начал работать режиссёром. Думаю, это сыграло немалую роль в восприятии новой страны, но дело было не только в этом: мы сходили с ума от людей, птичек, кустиков — всего, что нас окружало. Тёплое, домашнее ощущение сохраняется у нас до сих пор, когда мы туда прилетаем.
«Мы довольно долго жили домом, где двери всегда для всех открыты»
Сейчас у нас по-прежнему бывают гости, но это уже воспринимается как небольшое событие. Конечно, это не отменяет того, что есть люди, которые могут прийти ко мне домой без всякого приглашения. Правда, большинство из них живёт в других странах, что значительно осложняет ситуацию, особенно сейчас.
«Наверное, многим я кажусь таким рубахой-парнем, что не всегда соответствует действительности»
У меня есть ближайший друг Лёва, с которым мы дружим ещё со школы. Как-то мы обсуждали с ним за рюмкой, как проводим вечер, когда останавливаемся в гостинице. Он крутой инженер, который в обычной жизни многим видится эдаким социопатом. Я же целыми днями разговариваю, тусуюсь с детьми и взрослыми и, видимо, создаю впечатление очень общительного, открытого человека.
Выяснилось, что Лёва, оказавшись в гостинице, наскоро швыряет вещи и бежит в бар, где со всеми знакомится, выпивает, болтает. Я же, добравшись до отеля, закрываю плотно двери, задёргиваю шторы, утыкаюсь в книгу или сам в себя.
«Очень многое у меня связано с Одессой»
Мой папа с Молдаванки, я помню ещё начало 1970-х, когда две трети двора говорили на идише. До сих пор я хожу по этому городу с закрытыми глазами, как по своей квартире, где даже в темноте легко найдёшь и дверь, и выключатель. Иногда мы встречаемся в Одессе всей семьёй, в этом году, например, моей средней дочери Маше удалось подскочить к нам на несколько дней.
«Женщинам в моей семье было важно, чтобы их сыновей кормили правильно»
Несколько патриархальный заход, но что поделаешь, так оно было. Несмотря на то что мои родители встретились в Ленинграде в 1960-е, у них обоих была мощная связь с еврейскими украинскими корнями. В Одессе все традиции, культура завязаны на кухне, поэтому мама моего папы обучила мою маму, которая была из города Прилуки Черниговской области, всей одесской кухне.
Она рассказала ей тот самый правильный рецепт гефилте фиш, бульона и других блюд, а потом моя мама обучила мою жену. Вообще, мама обожала готовить, именно благодаря ей у нас дома до сих пор осталась традиционная еда. После её смерти я стал сам на Рош а-Шана, еврейский Новый год, делать гефилте фиш по тому самому рецепту, который она узнала от своей одесской свекрови, моей бабушки.
«Однажды раввина Адина Штейнзальца спросили при мне: «Как сделать так, чтобы дети оставались в еврейской традиции?» Он ответил: «Варите бульон с клёцками»»
Ничего более мудрого я на эту тему никогда не слышал. Отношение к еврейству в нашей семье идеально подходит под это правило. Никто никогда не прививал мне специально традиции, я не делал этого и со своими детьми. Всё происходило само собой.
Я рос в абсолютно светском доме в Ленинграде, где тем не менее отмечались все праздники, хоть и своеобразно. На Песах, например, на столе могла быть и маца, и хлеб. Священных текстов никогда никаких никто не читал. Выпивали не за «в следующем году в Иерусалиме», а просто за здоровье друг друга. Моё детство прошло в еврейской культуре, несмотря на то что это было в Советском Союзе.
«Мой прадедушка с маминой стороны был религиозным человеком даже в советское время»
По сути, он выполнял функции раввина в общине города Прилуки. Он умер в 97 лет, когда мне было уже 14. Я проводил в его доме довольно много времени и, разумеется, прекрасно его помню.
Бабушка при этом была совершенно нерелигиозная, но соответствовала всем самым классическим представлениям о еврейских бабушках.
С одной стороны, она старалась помешать моему прадедушке вести со мной разговоры про Вс-вышнего, с другой — именно благодаря ей в доме всегда были хануке-гелт, гоменташи и другие традиционные блюда.
«К сожалению, у нас не осталось никакой квартиры, которую можно было бы назвать родовым гнездом»
Это связано в первую очередь с нашим отъездом в 1990 году: тогда даже намёка не было на то, что ты можешь сохранить здесь какое-то имущество. В этом году мы в очередной раз были в Украине и увидели там дом моего прадеда, который принадлежал когда-то его прапрадеду. Сейчас он, конечно, принадлежит не нам: прадед умер ещё в советские времена, поэтому дом отошёл государству. Наверное, можно было бы выкупить этот домик, но зачем?
«В детстве мы не задумываемся над тем, что значит для нас дом. А жаль»
В дошкольном возрасте мы жили с родителями в малюсенькой квартире-распашонке на Васильевском острове: улица Наличная, запах моря, всё как надо.
Пожалуй, самое прочное ощущение дома у меня было именно тогда, хоть я это и не осознавал.
Когда мне исполнилось шесть лет, родители получили квартиру на Гражданке. Сейчас этот район считается приличным, симпатичным, тогда в целом уже тоже было неплохо, но ощущения — совершенно иные после Васильевского.
Другой конец города, современный панельный дом, за которым пустыри, какая-то непонятная школа. Это всё было как-то убого. Конечно, тогда я не формулировал это так, но думаю, что именно в тот момент с ощущением дома у меня произошёл некоторый облом.
Никакой претензии у меня к родителям нет: я их понимаю, они поменяли крохотную распашонку на полноценную трёхкомнатную квартиру, но внутри у меня какая-то струна лопнула. Несмотря на то что я прожил на Васильевском всего до шести лет, ощущение чего-то домашнего связано именно с теми местами. До сих пор, когда я там оказываюсь, я нет-нет да проезжаю через наш двор. С Гражданкой я провёл такой эксперимент — и ничего. Хотя там я прожил все школьные годы, там были первые романы и много всего. Как это работает? Непонятно.
Записала Алина Фукс
Фото: Миша Павловский специально для «Цимеса»
Читайте также: