На экране угрожающе светилась цифра пять. За это время кислород упал ещё на два процента. Одинокая пятёрка была единственным, что отделяло Валентина от удушья. От такой мысли он бы вздохнул, если бы процентов было хотя бы на десять побольше. Пока он думал над тем, как его организм будет вести себя при отсутствии возможности дышать и сколько пройдёт дней – или даже лет? – прежде чем его тело найдут, он не обратил внимания, как за ведущей в основное здание дверью прекратился шум. Но зато его внимание привлек маленький лучик света, падавший на пол из расщелины в углу на стыке двери с косяком. Дверь слишком плотно прибило чудовищным ураганным ветром, чтобы она появилась, да и снаружи было слишком темно, чтобы сюда падал свет.
Бип.
Валентин дотянулся мыском сапога до двери – и аккуратно нажал – дверь открылась! А за дверью, хоть и было облачно, но было светло! Ураган ушёл! Вэл уже был готов воскликнуть "Ура!", но вспомнил про кислород: четыре процента – последний рубеж, которого должно было хватить до капсулы. Помогая себе руками, он поднялся, обтираясь спиной о стену. Вверх вновь поднималась пыль, словно готовясь провожать его. Окончательно встав на ноги, он отворил дверь: о прошедшей буре не говорило ничего, кроме звучавшего уже вдали грома и ковра из песка, камней и стекла; полуразрушенные здания будто привыкли к местным ураганам, за долгие годы отдав им всё, что те могли унести, – и теперь их остатки монолитно стояли там, где их много, много лет назад установили земляне.
Валентин глянул под ноги: у порога валялись разбившиеся камни, которые ранее, словно незваные гости, громко стучали в дверь его убежища.
Бип.
Три процента кислорода. Это плохо. Валентин пошёл по дороге, в сторону капсулы. Бежать было нельзя: в отличие от спортсменов, дышать он будет гораздо интенсивнее – и кислород сгорит быстрее, поддерживая особо активную работу организма. Он шёл вперёд: вдали виднелась стена бури, с каждом его шагом становившаяся чуть меньше: она недолго погостила в Портленде, но и этого короткого отрезка времени хватало, чтобы, возможно, стать причиной человеческой жертвы, которых на этой планете не было уже много лет. Чтобы не думать о неминуемо приближавшемся финале, быстрее расходуя кислород от сопутствующего таким мыслям ужаса, Валентин решил больше внимания уделять окружению. От соседнего квартала здание колледжа отделяла железная дорога; поезда по ней проезжали под мостом, сохранившимся слева от того места, где Вэл пересекал её. Преодолев железную дорогу, Валентин наткнулся на парковку. Жаль, но нужная ему стоянка находилась в двух кварталах отсюда. А тут парковка была массивнее – гораздо удобнее было бы высадить капсулу сюда. Вэл покачал головой: он сам отправил капсулу к Пикси Ретрит.
Бип. Два процента. Добраться вполне реально. Кажется, он ошибся в расчётах, которые делал в убежище, погребённый во тьме.
И тут он услышал. Нет, к раскатам грома он привык, к тому же они становились всё слабее. В уши ему ударил гул. Этот гул был подобен рёву огромного существа, будто кричала сама планета. Он был жутким, вызывавшим иррациональный ужас. Валентину стало страшнее, чем когда бури грозила поглотить его.
Бип. Он побежал опять. Но разум продолжал думать не только о спасении, но и об источнике шума: почему Валентину казалось, будто он стоял в центре сабвуфера? Из-за бега и страха дыхание ускорилось, сердцебиение участилось. Один процент кислорода сейчас закончится, а до капсулы оставался ещё один квартал.
Судя по данным, которые Невзоров начал изучать после того, как его перевод на местную станцию наблюдения оформили документально, непогода на Земле была обычным делом и никого не удивляла. Но вот никаких странных звуков никто не описывал, и, возможно, уже не опишет, если только... Он на бегу включил кнопку передатчика – возможно, даже если он не доберётся до капсулы, на станции услышат то, что слышит он; идентифицируют звук как нечто ранее не известное – и окажется, что экспедиция-то была организована не зря! Потом его именем назовут этот эффект: "Эффект Невзорова". А что? Звучит неплохо. Про этот эффект стали бы читать в учебниках, где рядом с научным объяснением природы эффекта красовалась бы его фотография, а под ней было бы написано: "В.Н. Невзоров. Сделал открытие в последние мгновения жизни. 2095-2126".
Или же этот звук не вызван ничем необычным, а на станции подумают: "Вот же дурак. Мог бы хоть сказать что-нибудь – толку было бы больше". "В.Н. Невзоров. Умер в безмолвии. 2095-2126".
Был ещё вариант: на станции спишут Эффект Невзорова на неполадки со связью – и не придадут ему никакого значения. Открытие, которое могло бы наполнить смыслом его последние мгновения, так и не станет открытием, потому что никто не станет обращать внимания, никто не заглянет глубже того, что на поверхности. Люди отбросят нечто неведомое, приписав его к заурядности, приравняв к ошибке. Валентин был золотоискателем: там, где большинство видело камни и песок, он мог найти пускай и крохотные, но частички драгоценного металла; он никогда не отвергал самые безумные выдвигаемые другими учёными гипотезы, пытаясь и в них найти зёрна истины – ведь дыма без огня не бывает. Если бы он получил такую запись, то непременно бы изучил. Он надеялся. Надеялся, что его запись когда-нибудь, может, не сейчас, а годы спустя, где-нибудь в архиве, попадёт к такому же золотоискателю.
И тут Валентин увидел её. Она стояла посреди парковки, и её белоснежный цвет оказался почти не затронут прошедшей здесь стихией. Он долго ждал, чтобы увидеть её, не до конца веря, что достигнет места назначения. Капсула. Четыре с половиной метра в высоту. Её форма напоминала нижнюю половину разрезанного по горизонтали конуса: снизу её диаметр был три метра, а сверху – чуть менее двух. Созданная из сплава добываемых на Гайе металлов капсула была сверхпрочной и обладала высокой поглощающей способностью: могла выдерживать высадку с орбиты сквозь агрессивную атмосферу, прошла испытание взрывами и метеоритным дождём и обеспечивала защиту от негативного воздействия окружающей среды разного характера, вроде радиации. Единственными минусами такой капсулы были дороговизна и ограниченный объём технической начинки, которой можно было её оснастить: металлургическая промышленность на Гайе только развивалась, а сама капсула была создана, скорее, не для учёных, а для военных, для которых основной задачей было приземлиться и остаться в живых. В двух похожих, но более продвинутых капсулах сейчас на планету высаживалась группа из пяти человек, но даже если бы Невзоров стабильно держал связь со станцией, то он не знал бы о прибытии на планету команды военных, отправленных на поверхность Земли с неизвестной миссией – слушая текущую передачу, экипаж отвлёкся от высадки на Землю двух новых объектов. Вэл был знаком со спасательной группой Митчелл; точнее, он знал, что на станции есть такая группа. Пятёрка была там ещё до его прибытия на орбиту Земли несколько месяцев назад. При знакомстве Давид Сингх говорил ему, что на станции есть спасательная группа. Конечно, с такими людьми можно было бы и познакомиться, но налаживание социальных связей никогда не было в списке приоритетов учёного.
Бип.
Он не знал, горит на часах ноль или единица – рёв был настолько громким, что сигнал потерялся в его шуме. И тут ему пришла мысль: он уже почти у цели, а кислород ещё не закончился? Он уже ошибся, но не дважды же! Мысли пролетали мгновенно: мысли о том, что происходит, что может быть, что должно быть и что делать. Мысли бежали несоизмеримо быстрее происходящих вокруг событий, как бы стремительно те ни развивались. И он вдохнул: резко, жадно, глубоко – будто в последний раз. Ему показалось, что он не смог заполнить вдохом все лёгкие и вдохнул поверхностно – так, словно организм ждал, что за этим вдохом последует ещё один.
Меньше квартала осталось! Он не дышал. Стиснул зубы. Был только бег. Здание осталось позади. Преодолей дорогу – и спасёшься. Кислород расходовался быстрее, мышцы грудной клетки напряглись, лёгкие наивно, но неотвратимо просили сделать ещё один вдох, с каждым мгновением требуя всё интенсивнее. Валентин сжал кулаки. Капсула приближалась, но так медленно! Почему нельзя быстрее?! Напряжение поднималось. Ему хотелось протянуть руку, словно выплывающий со дна океана моряк тянет руки к поверхности воды и солнцу, которым для Валентина была капсула. Сейчас он выплывет! Пучина не поглотит его! Не тогда, когда он так близок к цели! Неведомый рёв был звоном колокола, приветствовавшего его скорое спасение. Или же колоколом, его провожавшим? На Гайе не было колоколов, но его прабабка рассказывала ему, как они звонили на Земле: умиротворяюще, вселяя благоговение или печально, оплакивающе. Что это был за звон сейчас? И почему он казался ему звоном? Вместо того, чтобы видеть пролетающую мимо жизнь, он думал о колоколах. Он тонул. Ему казалось, что за эти мгновения к капсуле он так и не приблизился, будто пока он был на дне, океан покрыл слой льда, мешавший ему пробиться на поверхность. Лёд не пускал его, как бы он ни старался. Он будто увяз на одном месте и совсем не двигался вперёд, утопая в зыбучем песке, тщетно двигая руками и ногами. Песок реальный, песок незримый... Он будет его ненавидеть, если выберется. Организм бессмысленно пытается сделать вдох. Валентин сдержал себя, чтобы не задохнуться. Каждая его мышца напряжена. Он словно частично одеревенел. Вздувшиеся на шее вены будто готовы были лопнуть. Борясь с собой, он не заметил, что преодолел дорогу и парковку. Он вцепился рукой в ручку двери капсулы, капсулы, которая в последние мгновения словно сама двинулась навстречу ему. Откроется?
---
Если вам нравится моё творчество, то я буду рад, если вы подпишетесь на мой Инстаграм-блог (ссылку можно найти в моём профиле на Дзене) и расскажете о моём творчестве своим друзьям и знакомым.