Часть 4. Спасли птицу.
В этот день Фаине было лучше. Рука вот только левая не слушается. Чашка выскользнула, разбилась … Но все же, сварила она себе похлебку картофельную, поела горячего.
С вечера ветер сметал с крыш снег, пуржило, поднимая белые вихри, а сегодня идет мокрый снег. Люблю. Снег, зиму, мороз. И смотреть из окна, и пройтись, и когда щеки холодные, и очень освежает голову. - Фаина вытирала пыль в комнате и в окно поглядывала. - На макушке березы, напротив, сидят два сизых голубя, встряхиваясь от снега. Вдруг один взлетел внезапно, стремительно, расправив крылья, направился к дому, увидел Фаину в окне и спланировал на другой подоконник. Второй сидит, встряхивается и озирается. А днем эти голуби улеглись на подоконнике по другую сторону окна, спрятав головы, прилепившись друг к другу, застывшие, - два серых камушка-кругляша.
Вечером небо было мутным, ни одной звезды. Значит, снова будет снег. На следующий день решила Фаина собраться и потихоньку сходить в маленький магазинчик, что неподалеку, купить обычного черного чаю, булочку и кефир. Денег немного было в кошельке.
Снег валил такой мягкий и нежный, такая была красота кругом. Но, теплая, мягкая зима плохо сказывается на самочувствии и настроении людей. Без солнца люди хандрят, становятся вялыми и сонными.
Уже подходя к магазинчику, увидела, как навстречу ей старушка идет, в ботах больших допотопных, на голую ногу… Зимой! Может, и ровесница Фаине, но только седая, лохматая, неубранная. Людей много туда-сюда по тротуару идут, а она к Фаине кинулась, плакаться начала, как ей одной плохо живется, в магазин вот даже сходить некому. Фаина ее в помещение завела, чтобы та хоть не на холоде стояла. Начала расспрашивать:
- Ну, так неужели же ты совсем одна? Есть же службы специальные … - Почему то, сразу Фаине ее на «ты» захотелось называть.
Тут девушка - продавец вмешалась:
- Да знаем мы эту бабушку, она все время тут ходит и жалобится. Ходят к ней и из службы социальной, и дети приезжают.
- А где же ты живешь? - Поинтересовалась Фаина.
Оказалось, в соседнем доме и в первом подъезде. Фаина купила булочки, чай, и повела старушку до ее квартиры. Разговорились. Новую знакомую Фаины звали Нинель Владимировна, можно, просто Нина.
Нина была странноватой, но в квартирке у нее было чисто и пахло хорошо, свежеприготовленной едой. Запустения никакого не чувствовалось, скорей всего, просто внимания хочется человеку, - так подумалось Фаине. Проходить в комнату она не стала, угостила Нину булочкой, которую та, стоя, тут же принялась есть, подставляя ладошку лодочкой, чтобы не ронять крошек.
- Ты дверь то закрой за мной. - Сказала Фаина своей новой знакомой, собираясь уходить. – И сама на улицу не выходи.
- А ты еще придешь ко мне?
- Приду, приду. – Пообещала Фаина. - Видно, не совсем в себе старуха, склероз, может, альцгеймер? Сколько сейчас таких стариков. – Думала она. - Главное, не одна.
Дома Фаина почувствовала, как сильно устала. Поела, заварила свежий чай, принесла чайничек в комнату, и, отвалившись на подушки, медленно пила его, чашку за чашкой.
- А вот, если бы не сказала мне продавщица про родственников, как бы я от нее ушла? И так, о ней теперь думаю, может, ей плохо? Участие ей надо. А ведь как хотелось скорее от проблем этих чужих уйти. - Все вертелось у Фаины в голове.
Среди ночи проснулась и лежала, долго вспоминая, что-то произошло вчера для нее значительное. Под утро снова провалилась в сон.
Днем все вьюжило, пуржило. Ветрено было. Но Фаина все же вышла подышать, голову проветрить. Мутно там было в голове, и тяжесть.
По дорожке, через двор, бежала бабенка, маленькая, толстенькая, в пуховике и мягких сапожках. Переваливаясь, торопливо семенит мелкими шажочками. Впереди нее внучка, лет девяти, бежит, прискакивает, остановится, повернется к бабушке, весело что-то ей щебечет, а та разворачивает девчушку обеими руками, коротенькими, в теплых варежках, и подталкивает все ее вперед по тропочке, поторапливает. Фаина смотрела им вслед и думала о своих внуках, особенно о младшей внучке Лизе.
Вечером пришел сын, вместе с внучкой. Сразу дал понять, что ненадолго. С удовлетворением узнал, что Фаина осилила поход в магазин. Значит, необходимое, по мелочи, она сможет покупать сама.
Фаина так обрадовалась внучке.
- Ну хоть чаю то со мной попейте. – Неуверенно предлагала она. Вместе пошли на кухню пить чай. Внучка помогала. Нарезали сыр, который они принесли, высыпали пряники в сухарницу. И Фаина хлопотала, не ощущая слабости.
Вдруг Лиза застучала в стекло кухонного окна, закричала: брысь, брысь. И они с сыном подошли к окну и увидели, как кошка кинулась и вжала всей массой своего тела и передними лапами птицу в снег, та затаилась, словно мертвая, но, время от времени, била крылом. Кошка хотела было утащить птицу, но, испугавшись Лизиного стука, озираясь на окно, бросила свою добычу и убежала. А птица лежала на снегу, в кровавом крошеве из ягод рябины. Видно, хотела поклевать этих ягод, и не успела взлететь.
Лиза побежала на улицу.
- Куртку, Лиза. - Кинулся за ней Петр.
И вскоре они принесли птицу домой. Птиц был трехцветный: сверху и серый и коричневый, грудка рыженькая, брюшко крапчатое. У него было заломлено крыло.
- Дрозд - рябинник. - Предположил Петр. - Мам, помнишь, к нашему дому, кажись, такие же, прилетали.
- Даа, помню...
- Куда теперь его? - Спросил Петр.
- Бабушка, а можно он у тебя пока побудет? Мы с тобой его вылечим, и потом выпустим, как крылышко у него заживет. – Лиза гладила по спинке притихшую, дрожащую птаху. - Хорошенький, бедненький. Не бойся.
- Конечно, Лизонька. Пусть побудет. – Грустно глядя на птицу, отвечала Фаина.
- Спасибо, бабушка. - Лиза обняла Фаину и чмокнула в щеку. - Он ведь летать то не может пока. А я завтра приду, хорошо?
– А как его лечить то? И кормить чем? Ему, наверно, червяков надо. Фаина опростала коробку из-под обуви, в которой у нее были сложены всякие мелочи. И птицу поместили пока в эту коробку.
Лиза снова надела куртку. - Я ему сейчас ягод принесу, которых он хотел.
- Рану ему надо обработать. - Фаина вынула аптечку. – Вот. Нашла дезинфицирующее средство «Хлор…дексил», мне это выписывали десны полоскать, когда воспалились, наверно, можно им.
У Фаины была сварена гречка, она насыпала немного на дно коробки.
- Он ведь насекомыми еще питается. Надо проконсультироваться у сведущих. Вот, Лизка, сколько забот то сразу свалилось. – Говорил Петр.
- Ну, а что делать было, пап? На улице его, что ли оставить?
- Ну, ладно, ладно, как-нибудь справимся. – Утихомиривала детей Фаина. У Петра зазвонил телефон. Звонила, как видно, сноха, он ушел на кухню разговаривать. Слышно было, как он объясняет ей, почему их долго нет. Оправдывается, успокаивает ее там, скоро, мол, будут.
Иногда сын тайком забегал к матери после работы, скрывал от жены свои посещения, на всякий случай, избегая лишних вопросов и объяснений дома.
Фаина и Лиза возились с птичкой: обработали ей рану на крыле и на шее. Поставили солонку с водой в угол коробки. Но дрозд сидел и дрожал, к еде и питью не прикасался. Тогда они взяли пипетку и влили ему в клюв водички, он сглотнул.
Петр торопил Лизу. Условились, что завтра они свозят птицу к ветеринару и все выяснят, как лечить, как кормить, как выхаживать. Но, держать его, кроме, как у Фаины негде. Дома у них кот. Да и все равно, мама бы не позволила.
Всю ночь Фаина просыпалась от каждого шороха и осматривала птицу. Поила.
Выхаживала птицу. И навещала Нинель. Приходили сын с внучкой. Фаина оживилась, дни были заполнены делами. С каждым днем слабость одолевала ее все меньше. В руке тоже постепенно появлялась сила. «Душе моя, душе моя, востани, что спиши? Конец приближется … » Сестра говорила: молись больше, - когда я лежала больная.
- А я и в церкви не бываю. – Думала Фаина.
Утром, надела темное платье и пошла.
Там свечи купила, толстенькие, хоть и дороже, но все покупают, и она такие же, за здравие и за упокой. Заказала обедню и панихиду.
Встала, руки мешали, сцепила их впереди. Старушка стоит, смотрит. Подошла, говорит: нельзя так руки сцеплять, скрещивать, опусти их, как бы плеточки, и сама не смотри ни на кого, а вот как свечечка горит, так же и ты в молитве должна сгореть.
А чего сама то, не горишь? - подумала Фаина. ... Видит, что подходят к иконе, целуют, и она тоже подошла, поцеловала. ... Подошла свечки ставить. И никак у нее фитилек не образуется.
- Дайте я вам помогу. – Предложила свечница. - Вот не надо ногтями ничего тут отковыривать. Вот так берете, крутите как гайку, то, что отломится, вот сюда в ведерко выкидываете. На пол не кидайте. Ставьте поровней, вот сюда, чтобы на пол не капало, это вот все не отчищается на полу, скоблим, скоблим...
Поставила свечи, и встала на службу, смотрит, некоторые встают на колени и лбом в пол упираются, и она тоже встала, а сама думает: каблуки у меня на ботинках стертые, и сейчас это видно, как раз. Упала за бабкой на колени, а сама ее подошвы рассматривала. Купила еще себе книжечку «Как готовиться к исповеди».
Спала в эту ночь лучше, засыпая, все вспоминала, как было утром в церкви. - А за свекровь то, за упокой, я забыла заказать, эх, – вспомнила. - Господи, - думала Фаина, - как же я хотела умереть, не приготовившись, и с такой-то мутью на душе? Сумасшедшая. Не с ума сшедшая, а и не пришедшая никуда... Что это было? Эгоизм мой. Я о себе тогда только и думала, наказать их хотела, чтобы они почувствовали, как со мной поступили, пожалели, чтобы. А теперь я себе ужасаюсь. - Господи, - молилась она со слезами, стоя на коленях, - прости меня, грешную, сжалься надо мной, помилуй меня, отпусти мне тяжкий грех мой.
Приходил Коля. Это уже последний раз был, когда он пришел... Фаина лежала в постели, среди ночи это было, или уже под утро, - ночи то все рваные, - не понятно, и вдруг возник он, тихий, серьезный, трезвый, вошел и сел на край кровати. И сказал, что был в конторе, и там ему сказали, что отправляют его в космос. Она не боялась того, что вот он рядом сидит,
руку протяни, а ужаснулась, что в Космос, - где он там будет? А потом так спокойно подумалось: где-то же будет. ... Встретимся ли?
Весной они с Лизой сходили на пустырь за домами, и выпустили дрозда на волю. Много они с ним повозились. И крыло залечивали, и витаминами поили, и мешанку Фаина ему из творога и моркови делала. Петя смастерил ему в углу комнаты вольер с жердочками, но потом дрозд освоился и бегал по полу, и летал по комнате. И квохтал, взвизгивал, щебетал, - издавал разные громкие звуки. Таким красавцем стал. Осмелел. Фаина чай пила и ему в крышечку капроновую отливала. И он прыгал по столу и пил, и моченый сухарь у нее из рук щипал. А Петя ему креветок приносил. А теперь плакали вместе с внучкой. Они очень сдружились за это время, пока выхаживали птичку, и много же приятных минут он им доставил.
Лиза говорила: - Бабушка, я вырасту, и тебя возьму к себе. Обязательно. Ты потерпи.
- Ангел ты мой. – Говорила растроганная Фаина, обнимая внучку, и смахивая украдкой слезы.
Фаина навещала Нинель часто, почти через день. И уже не могла не думать о ней.
- Фая, я тебя ждала. Скучно без тебя мне было. – Встречала Нинель.
- Я вчера не успела, в больницу ходила.
- А у меня спина болит. Надо же мазь. Мне к врачу надо. – Нинель зимой упала и ушибла ребро.
- Йодную сетку может быть сделать? Давай сделаем.
- Фая, а что это за таблетки ?
- Пустырник. Успокоительные. Как плакать хочется, можно выпить. … Ты гуляла сегодня, Нина? Пойдем гулять. Давай одеваться.
Нина принималась перебирать, вертеть, прятать под подушку свои куфтырьки.
- Пустырник, … а что это за таблетки? – Наткнувшись на коробочку, снова спрашивала она.
- Успокоительное.
– Ааа, а я и не знала. – И снова доставала таблетку и собиралась выпить.
– Да ты же только что выпила! 15 минут назад.
– Разве?!
В другой раз Нинель была нервна и обижена.
- Видишь, как меня подстригли? Фая! Шоэтотакое? Вишь? Шоб, у нее руки поотсыхали. Делают все, шоб только старикам хуже было. Обманывают. Выстригла. Вишь? Тут и тут. Шоб ей, ни дна, ни покрышки.
- Так молоденькая же девочка. Ходит к старикам, опыт нарабатывает. Да ничего, Нина, отрастут до весны.
- Нее, она специально меня так выкарнала. … Я вижу людей. – И грозит пальчиком.
Фаина проходила в комнату. Там у окна стояло старое кресло. И это стало любимым местом Фаины в комнате Нинель.
Весь подоконник был залит ярким солнечным светом, и от хрустальной вазы, стоявшей на подоконнике, по потолку рассыпалось множество светлых бликов. Шерстяная накидка на кресле была теплой, нагретая солнцем, и это так приятно грело спину. По радио звучали песни и романсы, которые раньше исполняли Клавдия Шульженко, Изабелла Юрьева, и песни Новеллы Матвеевой. Перепевали современные исполнители, но очень хорошо. «Мой нежный друг, часто слезы роняю. И с тоской вспоминаю дни прошедшей любви…. …Все кругом так сурово, без тебя, без любви. …» « … Какой большой ветер напал на наш остров. И сдул с домов крыши, как с молока пену…» «Хватит плакать, распахни глаза пошире, посмотри, какая в небе синева! … Все на свете пройдет, отболит, отомрет, отзвенит, как струна где-то оборвется. Надо много хотеть, все на свете уметь, надо очень стараться успеть. Ни о чем не грустить, все забыть, всех простить: мало дней нам дано, чтоб обижаться».
Они слушали передачу и вспоминали свои далекие годы, и своих милых, дорогих, и невольные слезы наворачивались на глаза.
Как-то, навещая Нинель, Фаина встретилась и познакомилась с ее дочерью, Анной. Очень занятой, деловой женщиной. И она предложила Фаине жить вместе с Нинель.
- Вы знаете, Фаина Ильинична, взять маму к себе мы никак не можем. … Продукты мы будем привозить, в деньгах вы нуждаться не будете …
И Фаина перебралась к Нинель. Стала готовить еду. Кормить ее. Напоминать ей, чтобы умылась, почистила зубы, причесалась.
Питались без изысков, но всего было в достатке. Утром каши: овсяная или гречневая. И пироги с капустой пекла, и рыбу тушила, - для себя одной не хотелось, а тут, интерес появился, вдвоем веселей. На ночь кефир.
Каждое утро Фаина делала гимнастику, разрабатывала руку, и Нинель вставала рядом и повторяла упражнения.
Фаина сходила в парикмахерскую и распрощалась со своими длинными волосами, это пришлось сделать из-за проблем с рукой, все еще малоподвижной. Но, как говорится, волосы - не зубы, отрастут. Да и надо ли уже...
Гулять выходили на бульвар, там было так хорошо: и пройтись, и посидеть на широкой скамье, в тени старых лип.
Приезжала Анна на машине, или ее муж, или дети, привозили продукты. Как-то раз Анна забежала ненадолго, она такая занятая всегда, в строгом костюме стального цвета, должность у нее серьезная какая-то. И говорит: - Ой, Фаина Ильинична, как мне теперь спокойно, вы нас так выручили, что бы мы без вас делали.
- Ну что вы...
- Нет, нет, вы наша спасительница.
Прибегала к ним в гости Лизонька, она теперь и одна могла, и сын иногда навещал, но чаще звонил.
Как только на Нинель находило тоскливое настроение, и она начинала жалеть себя, жаловаться, или была близка к агрессии, - ее дочь говорила Фаине, что «с ней надо в это время построже быть, тогда она побаивается, а иначе, она на шею к вам сядет», - а Фаина просила:
- Нина, расскажи мне, как вы жили в Кобулети?
- Да. Мы неподалеку жили. – Говорила тогда Нинель. И начинала вспоминать поселок, как там провела детство, как жила во время войны, с мачехой и братьями, в сотый раз, повторять то, что уже много раз рассказывала. То, что помнила лучше всего. И глаза ее увлажнялись, светлели и тепло смотрели на Фаину.
И Фаина садилась рядом, и гладила ее по плечу.
А что будет дальше? - Она решила не предугадывать, а просто делать, что нужно, что может.
Фото из Pixabay.
На моем канале:
О смерти, о страхе. И о суетном.
Брак как долгий разговор. Что важно.
Щи да каша - пища наша. Эх, картошка - объеденье! Что помнится.