Макэндрю растянул губы в улыбке огородного пугала – но все же улыбке.– Что ж, – сказал он, – гуляйте, детки, сейчас можно. На будущий год…Тут его тон посуровел, и он кивнул на Клэя, глядя на Кэри.– На будущий год его ждет обрезка. Сухие ветки надо обрезать.Этого Клэй не забудет.Скачка в тот день была из группы два, называлась Плимутская. Для большинства лошадей скачка такого типа – серьезная работа. Для Матадора – только разминка. На него ставили два к одному.Его цвета были черный с золотом.Черный камзол. Золотой герб.Кэри с Клэем сидели на трибуне, и впервые за день она волновалась. Когда жокей сел в седло, она посмотрела вниз, в паддок, оттуда Пит показывал ей на седока – Пит стоял рядом с Макэндрю у ограды, они пробились сквозь толпу. Ворота распахнулись, Клэй смотрел в поле, а Макэндрю ломал руки. Глядя в пол, он спросил:– Где?Пит ответил:– Третий с конца.– Хорошо.Следующий вопрос:– Ведет?– Канзас-Сити.– Черт! Этот тормоз. Значит, не спешат.И тут его слова подтвердил комментатор:– Канзас-Сити отрывается от Полупустого-Стакана и на корпус опережает Синюю-Деревяшку…И снова Макэндрю:– Как он?– Бьется с ним.– Всадник херов!– Ничего, он справляется.– Ну все, полегче.На повороте можно было уже не волноваться.– Вперед. Выходит. Матадор!(Комментатор владел пунктуацией.)И в какие-то секунды Матадор вышел вперед. Ускорился, увеличивая отрыв. Жокей, Эррол Барнаби, сиял высоко над седлом.К облегчению старого Макэндрю.А потом кое-что сказал Пит, его цигарка уже превратилась в уголек:– Вы думаете, он готов на Куин?И Макэндрю поморщился и пошел прочь.Финальный аккорд, однако, сыграла Кэри.Она как-то успела поставить доллар и отдала выигрыш Клэю – успешно потраченный по пути домой.Два доллара и мелочь.Горячая картошка фри и горка соли.Как потом оказалось, это был последний сезон Матадора; он выиграл все, кроме тех скачек, которые имеют значение.Группы один.Во всех скачках Группы один ему пришлось состязаться с одной из лучших лошадей эпохи или даже истории. Это была крупная, темная и статная кобыла, и вся страна ее любила. Ее называли всевозможными эпитетами и сравнивали со многими: от Кингстон-Тауна до Лонро. От Блэк Кэвьяр до Фар Лэпа. Домашнее имя у нее было Джеки.А на скачках она именовалась Дамой Червей.Конечно, Матадор был выдающимся конем, но его сравнивали с другим жеребцом: могучим гнедым по кличке Хэй Лист, который неизменно проигрывал Блэк Кэвьер.Но у Энниса Макэндрю и у владельца Матадора выбора не было: приходилось выставлять. Скачек Группы один на эту дистанцию не так много, и каждый раз там окажется Дама Червей. Ее тоже никто не побеждал и не мог победить. Она обходила остальных на шесть или семь корпусов – на два, если ей давали немного сбавить перед финишем. Матадора она опережала лишь на корпус, а один раз – всего на полголовы.Цвета ее были, как у игральной карты: белый с черным и красным сердцем.Вблизи Матадор рядом с ней казался мальчишкой, в лучшем случае нескладным юношей; масти она была самой темной из гнедых, какую лишь можно вообразить: ее легко было принять за вороную.По телевизору показывали ее крупным планом в стартовом боксе.Дама Червей возвышалась над другими лошадьми.Неизменно настороженная и внимательная.Потом прыжок – и она уже далеко.На скачках Ти-Джей Смита, осенью, они состязались второй раз. Казалось, что Матадор ее все-таки обойдет. Жокей дал ему вырваться еще задолго до поворота, и отрыв казался непреодолимым. Но Дама Червей его покрыла одним махом. В пять или шесть гигантских скачков она вышла вперед и шла первой.Потом в конюшнях стойло номер четырнадцать окружила огромная толпа. Где-то там, внутри, была Джеки, Дама Червей.У стойла сорок два болталось лишь несколько забредших любителей и Пит Симмс с Кэри. И Клэй.Кэри гладила Матадора по белой отметине.– Здорово скакал, малыш.Пит подтвердил.– Я думал, он ее сделал, – но это такая лошадь…На середине, где-то возле стойла двадцать восемь, пожали руки два тренера. Беседуя, они не смотрели друг на друга.Клэю, неведомо почему, понравился этот момент.Понравился больше, чем скачка.В середине зимы Матадор получил передышку после очередного проигрыша своей заклятой врагине, на сей раз – полного разгрома: отстал на полных четыре корпуса. Он лишь едва опередил основную группу. Кэри с Клэем смотрели скачку по телевизору в «Голых руках», где шла прямая трансляция. Скачка проходила в Куинсленде.– Бедный старик Уолли, – вздохнула Кэри, а затем окликнула бармена, парня по имени Скотти Билс:– Слушай, как насчет пивка с горя?– С горя?Он ухмыльнулся.– Она же выиграла! Ну и к тому же ты несовершеннолетняя.Кэри возмутилась. Не вторым замечанием, а первым.– Ладно, Клэй, пошли.Бармен между тем посмотрел на девушку, потом на Клэя; и Скотти Билс, и Клэй стали старше, и Скотт не мог вспомнить его, но каким-то образом, он не сомневался, они были знакомы.Они уже почти вышли за дверь, когда Скотти наконец вспомнил.– Эй! – крикнул он. – Это же ты: ты один из них – несколько лет назад – да ведь?И первой заговорила Кэри:– Один из кого?– Семь пинт! – крикнул Скотти, и его волосы как будто исчезли.Клэй вернулся к стойке и сказал:– Ей понравилось пиво.И что я вам говорил?Кэри Новак умела разговорить, хотя с Клэем ей пришлось повозиться больше, чем с кем-либо. За дверью, он привалился к стене «Голых рук», и она привалилась рядом с ним. Так что они касались друг друга плечами.– Семь пинт? О чем это он говорил?Рука Клэя отправилась в карман.– А почему, – продолжала Кэри, – всегда, если тебе неловко, ты тянешься к той штуке, которую носишь в кармане?