На этой неделе к нам в «Коммент.Шоу» приходил Валерий Карпин. Огромная благодарность главному тренеру сборной. Я и в Сплите видел, как он переживал весь матч, а на съемках убедился, каким ударом оказалось поражение. Точнее показанная нашей командой игра. При этом Карпину было важным быть честным и говорить все, как есть.
Уверен, Карпин отработает со сборной как минимум стыковые матчи — этот вызов серьезно его мотивирует.
За обсуждениями о контракте могла потеряться глобальная тема, которую затронул Валерий Георгиевич — психология, взаимоотношения внутри коллектива. Возможно, это был месседж для РФС: у нас есть проблемы важнее попадания или не попадания на чемпионат мира.
Советую посмотреть запись, если пропустили в прямом эфире.
Ниже — ключевые фрагменты нашей беседы.
— Двоякое впечатление: с одной стороны, игра очень слабенькая, даже игрой это не назвать. Согласны?
— Почему двоякое впечатление? По-моему, однозначное.
— При однозначно слабой игре за 10 минут до конца матча мы выходили на ЧМ.
— Да, но одно другому не мешает. Даже когда мы у Словакии выиграли, двоякого впечатления не было никакого: результат — да, а игры нет.
— Вы говорили, что лучше бы мы сыграли так, как планировали, и проиграли 0:3, чем сыграли так, как вчера, и даже сыграли бы вничью и прошли на чемпионат мира.
— Нет, не даже. Не так. «И все равно проиграть 0:1». Лучше бы мы проиграли 0:3, чем 0:1 при такой игре. Лучше бы мы играли так, как планировали, и проиграли 0:3. Мы все равно проиграли 0:1 — какая разница?
— В чем было основное расхождение? Что планировали, что не получилось, и самое главное — почему? Это поле...
— Да при чем здесь поле? Проблема одна, единственная, и она, наверное, понятна всем. Проблема в голове. Все.
То, что планировали, окей, не могу сказать, чтобы владение мячом 50% у нас было, но чтобы хотя бы задерживался мяч на 5 секунд. У нас, по-моему, не было владения больше 5 секунд ни разу. И это точно не из-за мастерства игроков
***
— «Проблема в голове», — вы говорите о трусости?
— Никому не нравится это слово. У любого спросишь, скажет: «Я трус, да нет, я-то не трус, вы чего?» А потом на поле смотришь — никто под мяч не открывается. Это с чем связано?
— А не с выступлением ли клубов РПЛ в еврокубках, где все закрываются и стараются действовать вторым номером, а вы пытаетесь навязать в сборной инициативный футбол?
— Я после вчерашней игры многое обдумываю, передумываю, анализирую. Еще не пришел к заключительной мысли какой-то. Но глобальная мысль одна: мы все равно — хочешь или не хочешь, нравится это кому-то или нет — боимся.
— Вы говорили, что после Евро общались с игроками и задавали один и тот же вопрос: чего вы боитесь, кого, почему? И?
— И все те ответы, которые были, что мы боимся вот того, этого, все, что мы проговорили, начиная с первого сбора — 5-6 дней в сентябре, октябре, 3-4 дня перед игрой с Хорватией — все разговоры как раз были о том, что нам некого и нечего бояться, ничего не случится. Сейчас проиграли Хорватии, но, по-моему, никто не умер.
— Так а игроки кого и чего бояться? Кого-то из игроков, обструкции от журналистов?
— У каждого есть... Не у каждого. Но кто-то боится журналистов, кто-то «боится» болельщиков, кто-то — громких имен, что это Хорватия. У каждого свое, но, в конце концов, выливается в то, что было вчера.
— И кто-то еще боится ответственности в решающий момент. Мы же играли в середине отбора с хорватами — было намного лучше.
— Да. Ответственность совершенно другая.
— Если вы знали, предполагали, что столько фобий у футболистов...
— В том-то и дело, что не предполагал. В этом сейчас самая главная проблема моей головы. Я предполагал, что с этой фобией мы, так скажем, поборолись.
Видимо, я все-таки ошибался. Игра со Словенией меня переключила, подтолкнула, ввела в заблуждение после безобразной игры со Словакией. Я уже говорил: это моя вина. Наверное, дал слишком много информации, чем запутал игроков — и компьютер у них завис.
И вот с Хорватией все эти психологические проблемы вылезли наружу. Они понятные.
— Вы много играли и много видели. На разминке не было видно, что что-то не так с настроем?
— По поводу настроя у меня нет ни одной претензии. Все боролись, бились, катились — все что угодно. Но после того, как ты настроился, бегаешь, дерешься, пихаешься, потом еще и мяч есть — надо в футбол играть. А вот с этим были проблемы
***
— Вам не кажется, что фобия — это часть настроя: либо ты боишься, либо нет?
— Нет. Настрой и боязнь — это разные вещи абсолютно, при чем здесь это? Одно дело настроиться и отрабатывать, бороться, пихаться...
— И тогда у тебя не остается времени для страхов.
— Видимо, остается. Не видимо — страхи остаются. Дело не в настрое, а в психологической устойчивости. Для этого я готов — я же мяч отбираю. Отобрал – похлопали, молодец. Но потом же с ним что-то надо делать. А вот здесь уже: а вдруг я его потеряю? Это как счет 0:0 — я боюсь, 0:1 — уже нечего проигрывать, все, я не боюсь.
— Как вы думаете, как это лечится?
— Об этом я сейчас и думаю.
— Помните, вы нам сказали, что в вашей команде нет и не будет психолога?
— Вот об этом я сейчас как раз и думаю. Что с этим делать и возможно ли это победить? И надо ли мне это?
— Что значит «надо ли»?
— Ну, вот так.
— Надо ли продолжать работу в сборной?
— Надо ли мне... Если мы говорим: «Я хочу»... Или футболист говорит: «Мы хотим играть в футбол». Не то, во что мы вчера играли, мы в футбол не играли.
Играть в другой футбол. Допустим, в «Ростове» мы 5-3-2 играли. Это был футбол упрощенный: мы отоборонялись, контратака, хуже или лучше — тоже рабочий вариант.
Мне это надо в сборной России? Ну, надо подумать. Играть по-другому, так, как мы хотим, можем или не можем — вопрос. У меня нет ответа пока.
— В «Ростове» вы строили футбол от наличия футболистов. Здесь, наверное, понимаете, что другой футбол построить не можете?
— Другой — это какой?
— Вы считаете, что 4-3-3 — дееспособный вариант для сборной России?
— Да, я считал до вчерашнего дня, что это дееспособный вариант, и игра со Словенией, как мы говорили, меня в этом убедила. Видимо, это дееспособный вариант до определенного момента.
— А не можете ли вы признать свою ошибку, что на этот конкретный матч с Хорватией, учитывая положение в таблице, можно было вернуться к варианту попроще, на игру в тех же три центральных защитника?
— Вот сейчас, после игры — да. Есть хоть один человек в мире, который мне гарантирует: если бы вы играли в три центральных защитника, попроще, как ты говоришь (обращается к Константину Геничу — прим. Sports.ru), с другими игроками, попроще, как ты говоришь, — надо было Заболотного ставить тогда, наверное.
— Исходя из погодных условий — да.
— Да даже не из-за условий, а исходя из футбола. Даже если бы не было дождя, Смолов — чтобы бить туда, вперед? Ну он не для этого футбола. Дело в посыле.
Так вот, есть ли хоть один человек в мире, который гарантирует, что, если бы мы играли в три центральных, мы не проиграли бы?
— Исходя из состава, было видно, что вы не подстраивались против хорватов, почему? Играли-то в гостях.
— В чем? Мы так же оборонялись всей командой — хоть в 5 защитников, хоть в 8, хоть в 10. Сказать, что у наших ворот создали 15 явных моментов — ну не было такого. То, что мы ничего не создали, — вот в чем проблема. А если ты не хочешь мяч получать, то проблема там, а не в схеме. Все равно играют 10 на 10 с мячом — проблема там, а не в обороне.
Самое страшное, что мы не пытались ниоткуда выйти — ни через середину, ни через фланг. Мяч нигде не держался, даже попыток не было. Если бы мы проиграли 0:3 и пытались играть в футбол, я был бы более доволен, чем когда мы проиграли вот так — без попыток атаковать, играть в футбол.
Я после игры взял компьютер, чтобы посмотреть игру. Те впечатления, что у меня были на бровке, посмотрел в компьютере. Можно было играть спокойно, абсолютно спокойно, никакого там прессинга сумасшедшего от хорватов не было и близко, в помине, вот близко никакого! Поэтому можно было играть. Почему мы этого не делали — вот вопрос.
***
— Один неудачный матч может поколебать вашу веру в эту команду и в себя? Что надо ли вам дальше продолжать.
— Такой матч! Именно такой. Радоваться, что мы обыграли Кипр, Мальту, даже Словакию и Словению, — окей. Если мы хотим — или я хочу — двигаться дальше, играть против хороших команд, как Хорватия, естественно, ответственность в таких матчах будет выше.
— У вас нет уверенности, что за ближайшие четыре месяца вы можете что-то изменить?
— Что я смогу не за четыре месяца, а за год даже. Или за два, не знаю.
— Вы сейчас не уверены, что к мартовским стыковым матчам сборную будете готовить именно вы?
— Я сейчас не уверен, смогу ли я психологически подготовить команду к стыковым матчам, судя по тому, что было вчера. Поэтому я и говорю, что думаю, я в раздумьях.
— Вы по ходу матча выходили что-то кричали Дивееву, Джикии. Вы после матча с ними общались, какой был ответ?
— Нет. Тренеру нельзя на эмоциях. Если бы я вчера пообщался с ними, то ничего хорошего бы из этого не получилось. Потому что они бы стали мне что-нибудь говорить, какие-то отмазки лепить или не отмазки.
Так как они на эмоциях, я на эмоциях — что-нибудь могло случиться. Кто-то мог бы кого-то послать. Допустим. Поэтому это просто неправильно — после игры о чем-то говорить. Надо с этим переспать, еще раз пересмотреть, обдумать, осмыслить и потом, может быть, пообщаться.
— Нужен ли психолог внутри команды, полезен ли он, были ли они, когда вы играли?
— У нас никогда не было, естественно, даже слова такого не было — в Советском Союзе, в начале российского футбола, в «Спартаке».
Нужен или не нужен? Мне кажется, если говорить о сборной, то в ней за 3-4 дня ни один психолог ничего не сделает. Психологическая работа — она, наверное, годами длится или месяцами. Если в клубе он кому-то нужен каждый день — или сколько там раз в неделю ходить, — ну, может быть, не знаю. Это зависит от каждого отдельного футболиста.
— Если это комплексная проблема — и в сборной, и в клубах в Лиге чемпионов, — нужно ли общение с тренерами клубов?
— Все знают, что мы со Слуцким общаемся, с Семаком общался — он заезжал в гостиницу. Со Шварцем на связи, с Гончаренко.
— С Руем?
— Нет
***
— Какое состояние души прямо сейчас? Хочется ли продолжать, есть ли уверенность, что вы будете тренером сборной в стыковых матчах?
— У кого?
— У вас.
— А, у меня. Не знаю.
— Не знаете?
— Думаю.
— Вы можете предположить, что все?
— Предположить могу. Я еще раз говорю: думаю.
— А если говорить про то, что выход в стыки автоматически продлевает ваш контракт до марта?
— Ну, допустим, у меня есть какой-то контракт — я не говорю со сборной, а с «Ростовом», с кем угодно, — и я говорю: «Ну все, ребят, я не хочу больше». Меня кто-то удержит силой?
— То есть у вас есть такая мысль, что больше не хотите?
— Ещё раз: я думаю! Что ж вы привязались? Я размышляю.
— Но контракт автоматически продлен до марта?
— Да.
— А вы дали себе какой-то дедлайн, до какого времени [будете думать]?
— Да.
— Когда?
— Ну, не знаю. Неделю, наверное. Может быть. Мне надо отдохнуть спокойно. Проанализировать, отдохнуть, а дальше — думать.
— То есть мы не можем исключать варианта, что через неделю вы скажете: «Я все»?
— Я через неделю скажу: «Да, все хорошо, я буду». А в декабре скажу — нет. Допустим. Тоже такой вариант возможен.
— Но тренер сборной так не должен...
— Не должен? Блин! Ну много кто не должен чего делать в жизни в принципе, но какие-то вещи же происходят.
— Насколько я понимаю, вы изначально не планировали быть тренером сборной.
— Ну вот видишь. «Не должен» — то же самое.
— А сейчас позади 7 матчей, вы вели сборную России в стыковые матчи. Это уже неплохой результат, даже более чем.
— Да нет, если абстрагироваться от всего, не будем кривить душой, если бы в сентябре мне сказали, что сборная за два тура до конца обеспечит себе стыки с отрывом в 9 очков от третьего места, я бы сказал: «Ну отлично!» Я бы подписался. И все, скорее всего.
— Неужели 90 минут могут все так изменить?
— Да дело не в 90 минутах. Как сказал Рома [Гутцайт]: «Вас так разочаровала эта игра...» Игра! Не результат. Понимаете? Я разочарован игрой. Что не было попыток играть.
И что делать дальше теперь? Играть в футбол или... Потому что в стыках давление будет такое же. Или даже больше. И под этим давлением эта сборная может играть в футбол или только дубасить вперед?
***
— Как тренер национальной сборной как вы отнеслись к словам Татьяны Тарасовой: «Это поражение в очередной раз доказывает, что футбола в России просто нет».
— Во-первых, я не читал, не видел, не слышал, поэтому никак не относился к этим словам.
— Но сейчас вы услышали.
— Ну, мнение еще одного человека.
— А к словам Евгения Ловчева, который сказал, что это не игра, а г**?
— Согласен полностью. Вчерашняя игра – это катастрофа.
— Футбол в России есть?
— Футбол в России есть. Мы ж в него играем?! Значит, есть. Какой он — это другой вопрос.