Дедушка [Г.Лист] учился делать рояли, а не водокачки и котлы.
Немецкий промышленник и купец 1 гильдии Густав Лист в 1897 году открыл на территории Бутырской заставы в Москве – машиностроительный завод.
Густав Иванович Лист родился в Берлине в многодетной семье книготорговца. Он был младшим, средств не хватало, отдали его в кузнечную мастерскую подмастерьем. Затем учился в Америке токарному делу и литейному производству. В 1856 году по приглашению старшего брата Адольфа, который на юге России строил первые сахарные заводы, приехал в Россию работать на таком заводе механиком в Воронеже.
Здесь заработал свой первый капитал распилкой сахара. До этого сахар продавали большими глыбами в синей бумаге, а раскалывать должен был сам покупатель. Лист предложил расфасовать сахар небольшими кусочками, это пришлось по вкусу покупателям.
В Воронеже в 1856 Г.Лист изготовил свой первый пожарный насос и оборудовал пожарный обоз на территории завода и окрестностях.
В 1863 – переехал в Москву для развития – оборудовал на Петровке мастерскую по производству насосов. По иронии судьбы – первая мастерская пожарных насосов – сгорела – Москва в то время страдала от пожаров.
Тогда Лист снабдил насосами все московские пожарные станции – они с удовольствием брали его продукцию, но дальше рост прекратился и тогда Густав лично объезжал губернии и предлагал городничим свои насосы в аренду на год. Через год, если насосы им подходили – город их оплачивал. Так страх перед новинкой был пробит - полились заказы!
По-моему, это крутой предпринимательский ход – смелости Листа – аплодирую стоя!
Густав взял заем в Deutche Bank и приобрел усадьбу на Софийской наб. напротив Кремля. Не задев основные постройки приспособил служебные корпуса под механические мастерские скупив постепенно к 1880-му весь квартал до Болотной наб. и расширился до 150 рабочих. На этой же территории Густав держал склад с сахаром)))
Успех его был так велик, что вскоре мастерская не могла выполнять все получаемые на свою продукцию заказы, и фирма «Густав Лист» вынуждена была также ввозить пожарные трубы из Франции и Бельгии. На трубе стояла марка «Густав Лист в Москве». Уже в 1863 г. пожарные трубы механической мастерской Листа были удостоены золотой медали Русского Технического общества. Российское Министерство финансов присудило трубам фирмы Листа серебряную медаль. Выпущенные на предприятии трубы были удостоены серебряной медали на выставке в Париже в 1878г.
В 1897 Лист преобразовал фирму в акционерное общество – ввел сыновей Николая и Александра и за Бутырской заставой построил новейший по тем временам машиностроительный завод. Предприятия Листа были много профильными – водопроводное оборудование, пожарные краны, вентиляторы, гири, и т.д. объединив чугунолитейный, механический и машиностроительный заводы вытеснил тем самым всех конкурентов за счет надежности продукции.
Предприятия Листа имели право маркировать изделия государственным гербом (так понравились Александру II). Представлял продукцию на Всероссийской промышленной выставке в Москве в 1882г.
К 1913 году годовое производство пожарных насосов достигло 3500 шт/год и работало 1300 человек.
На заводах Листа инженерные должности занимали только медалисты высших технических училищ, которые часто отправлялись практиковаться в Германию, Англию и Америку. На заводе была создана уникальная техническая библиотека и архив. При заводоуправлении было самое большое конструкторское бюро (12 чел) и при нем школа чертежников и учеников рабочих. За посещение занятий подросткам доплачивали.
К началу ХХв. фирма вошла в свой расцвет – совершенство технической мысли и готовности и дальше вносить вклад в развитие отечественного пожарного дела. Но 17 февраля основатель внезапно скончался и возникли бюрократические проволочки.
В 1918 году завод Листа был национализирован. По некоторым источникам – на предприятии постепенно стали появляться новые лица среди рабочих, которые наводили смуту и агитировали за новое правительство. Старожилы предприятия были довольны своей работой – у них у одних из первых появилась своя амбулатория и общежитие для рабочих на территории и исправно работали в любые кризисы.
Но постепенно идеи о революции проникли на завод и национализация была произведена с погромами и даже пропажей статуй на главных воротах предприятия.
В 1920 г. по решению ВСНХ завод был включен в группу ударных предприятий и выполнял срочные заказы транспорта. Машины завода помогают Возрождению Донбасса и железнодорожного транспорта.
В 1922 году, за активное участие коллектива завода в рациональном движении, "Центральная государственная комиссия по переименованию фабрик, заводов и казарм", присвоила заводу название "Борец".
Завод приступает к изготовлению новых отечественных машин для угольной промышленности, для морского флота, для бурения нефтяных скважин. Завод посылает свои машины на Магнитострой, Кузнецкстрой, на крупнейшие стройки Украины, Дальнего востока, Запорожъя.
Завод освободил страну от необходимости платить золотом за насосы и компрессоры. Коллектив завода осваивал передовую технику того времени, выполнял сложнейшие заказы.
Большое количество машин в эти годы было поставлено заводом морскому флоту, в частности для флагманского корабля Северного морского флота - ледокола "Иосиф Сталин".
В 1931 завод Борец сконструировал и начал выпускать впервые в СССР мощные (30 л.с.) плунжерные насосы для перекачивающих станций первых нефтепроводов Грозный-Туапсе и Баку-Батуми.
Вплоть до развала СССР никакого глобального развития предприятия не происходило – завод отвечал требованиям времени – в войну производил снаряды для Катюши, позже производил станции для каналов рек страны.
В 90-е – изготавливали все что могли вплоть до дверей (см. комментарии в фото).
С 1995 года заказчикам становятся российские нефтяные компании - Роснефть, ТНК-ВР, Сургутнефтегаз, Лукойл, Газпромнефть, Сибнефть, Татнефть Башнефть, Славнефть, РуссНефть и другие.
С 2008 года производство переведено в Краснодар в Краснодарский компрессорный завод, который с 2010 года носит название «Борец».
В 2017 территорию предприятия приобрел крупный застройщик ПИК и развернул работы по возведению жилого комплекса «Шереметьевский»). При разработке проекта было принято вписать часть зданий в новый комплекс, но для этого их нужно было передвинуть.
В настоящее время проведены работы по передвижке Башни весом 1 600 тонн. Ее отделили от фундамента, подняли на 3,5 метра и укрепили металлическими поясами. Затем под нее подвели железобетонную плиту и стали постепенно сдвигать с места, обеспечивая равномерное движение строго по линии, без отклонений.
Для подъема и перемещения башни использовались гидравлические домкраты. Стены и фундаменты резали алмазным оборудованием. В процессе участвовало более 100 человек.
Работа от начала до конца контролировалась специалистами. Другие корпуса тоже буду сохранены – модельная мастерская и сборочный цех. Их разделят на несколько частей, а после завершения строительства проекта снова «соберут» под контролем реставраторов.
В Москве практически не существует прецедентов, когда застройщик таким образом интегрирует историческую архитектуру в современный жилой комплекс.
Объект стал лауреатом конкурса Правительства Москвы на лучший проект в области сохранения и популяризации объектов культурного наследия "Московская реставрация-2020" в номинации "за сохранение исторической среды при выполнении работ по перемещению исторически-ценного градоформирующего объекта".
Была выполнена огромная подготовительная работа.
Семья Густава Листа
В 1870г. Густав Иванович женился на Паулине Юльевне Швеккер. Воспитали четверо детей: два сына (Александр и Николай) и две дочери (Надежда и Мария).
Николай Густавович - окончил ИМТУ в 1889 г. Инженер-механик. Директор механических заводов общества "Густав Лист". Был женат на Марии Тимофеевне Морозовой - дочери Тимофея Саввича Морозова, одного из учредителей Московского купеческого банка и Волжско-Камского банка..
Александр Густавович - потомственный почётный гражданин, титулярный советник, совладелец литейно-механического завода "Густав Лист" в Москве,
выборный Московского биржевого общества (1912-1918), гласный Московской городской думы (1913-1917), член Московского автомобильного общества, член Московского отделения Императорского русского технического общества.
Был женат на дочери знаменитого фабриканта Эйнема, владельца одного из крупнейших кондитерских предприятий России.
После революции семья вынуждена была бежать – сначала в Крым, там была у них летняя резиденция, затем в Европу. Никаких сбережений у семьи не сохранилось кроме пары царских облигаций, которых и предъявить уже было не кому.
Я нашла записки внучки знаменитого предпринимателя XIX века – Марии Ивановны Интервью у нее взято, когда ей было уже под 80, но женщина с острым умом и прекрасным чувством юмора – рекомендую к прочтению – я не могла оторваться) (привожу их частично, подробнее можно ознакомиться на сайте http://ricolor.org/history/rs/memory/ivanova/2/ .
- «Нет, в Бога я не верю. Моим первым бойфрендом во время немецкой оккупации в Париже был католик и, по совместительству, польский шпион. Я точно не знаю, но моя проницательная тетя Кира уверяла: мой друг работает на английскую разведку. К тому же он оказался женатым. Потом были православный, еврей, лютеранин… Все обещали взять меня замуж, а я добросовестно пыталась приобщаться к их религиям. С Джоном мы познакомились в Париже. Там он мне сделал предложение, но на тот момент я была не готова к замужеству. Спустя несколько лет, когда я уже жила в Америке, мы снова встретились с Джоном. На сей раз я сделала ему предложение. И бравый янки «сдался». Вот уже полвека « в плену»…
Фантазирую с Маней, кем она могла быть сейчас, не случись в России большевистская революция. « А наверное с ними была… Я по натуре левачка».
… Тут впору остолбенеть – налицо плоды легкомысленной французской ментальности! Представьте себе на минуту, что перед вами не жена отставного американского сержанта, а внучка Фордов, Рокфеллеров или Ротшильдов. Дедами Марии Георгиевны были богатейшие люди Российской империи начала двадцатого столетия. Больше того, они входили в мировую финансово – промышленную элиту. Деньги идут к деньгам. Они породнили между собой Морозовых, Крестовниковых и Листов. Морозовы контролировали текстильную промышленность России, Листы – заводы и фабрики, Крестовниковы – финансовый капитал империи.
В преддверии революции мать Мани – Елена Николаевна (1900 – 1968) – была одной из самых богатых невест мира, а жизнь прожила в бедности, скитаясь по странам и дешевым квартиркам.
От матери Марии Георгиевне достались лишь несколько сотенных облигаций 1913 года и несколько школьных тетрадок воспоминаний. Несостоявшаяся миллиардерша писала в зимние одинокие вечера в неотапливаемой парижской мансарде с одной кроватью и колченогим столом.
В другой комнате фотографии императрицы Александры Федоровны и цесаревича Алексея с дарственными надписями отцу Мани. И тут же шутка истории – в письменном ящике хранится записка с благодарностью князя Юсупова. В молодости Маня подрабатывала в гардеробной одного из парижских театров и однажды подала пальто убийце фаворита императрицы Гришки Распутина. Вместе с запиской Юсупов прислал ей чек на 10 тысяч франков. Совсем небольшая сумма по тем деньгам.
Воспоминания Марии Георгиевны Риттер
«Вставал дед Лист в пять утра, шел на один из заводов – проверял давление печей, кузницу. В шесть открывались ворота. Всех рабочих он знал в лицо и многих по именам. Они имели право разговаривать с дедом и делать замечания. У него было 200 рабочих на Софийской набережной и 1000 на Бутырке. В 7 утра он возвращался домой. Мылся. Заводской фельдшер массировал и брил его. Завтрак деда был фундаментальным : яйца, колбаса, кофе. Потом он спускался в контору.
Бабушка выходила часам к 10-ти, хотя вставала гораздо раньше.
От привычки ко всему их прикладывать на заводе, у него были руки не барина, а рабочего. Отмыть их было невозможным, а пользоваться услугами бабушкиной маникюрши он считал недостойным мужчины занятием. Усы протирались от никотина спиртом – дед курил сигары. Михаил Иванович подавал шубу с воротником из сибирского бобра, укрывал господ медвежьей полостью, а сам -в коричневой шинели с золотыми пуговицами – садился на козлы рядом с кучером.
Бабушкин – дедушкин дом был старым и добротным. Двухэтажный, с мезонином.
Фасад выходил на Москва – реку и Кремль. На воротах красовалась вывеска «Густавъ Листъ». А по бокам стояли статуи кузнеца и литейщика. Надеюсь, большевики их сохранили и поместили в музей – кузнец, безусловно напоминал деда.
Внизу располагалась контора. Низ дома был выстроен очень прочно – стены почти в полтора аршина и потолки со сводами. Архитектура диктовалась жизнью. Москва – река часто выступала из берегов и затопляла все Замоскворечье. Дом превращался в остров, иногда на неделю. Когда дедушка помирал, было как раз такое наводнение.
На первом этаже была контора с загородкой для кассы. Вторая комната для чертежников, третья - кабинет папы и дяди Саши, потом кабинет деда. Хотя таковым его можно назвать условно – скорее это была мастерская с токарным станком и столом с инструментами. За стенкой небольшая кузница.
Из конторы можно было попасть на второй этаж в жилую часть дома. Гостиная меблирована неопределенным русским «Людовиком», на полу хороший саксонский ковер, множество статуэток из Копенгагена и Мейсена – пастушки, кошечки и маркизы. Дальше шла спальня дедушки и бабушкин будуар с примыкающей ванной. Уборных пять, единственный дом среди родственников, где их было достаточно.
Будуар бабушки был лиловым, ее любимым цветом. Она даже душилась «фиалкой» особой марки. Свои вещи бабушка любила. Не столько из – за их стоимости. Просто, с каждой вещью у нее были связаны какие-то семейные события. Я помню ее горе, когда разбилась сахарница. Предметы покупались по мере обогащения, но старые не выкидывались и продолжали занимать свое место.
Мама не очень ладила с бабушкой. Обвиняла ее в жадности и плохом характере и в том, что она немка. Последнее полностью отпадает. Бабушка была православной литовкой, после свадьбы она перешла в лютеранство, чтобы быть в одной религии с мужем и детьми.
Однако после смерти деда она снова вернулась в православие.
Несправедливыми были и другие обвинения. Бабушка просто стремилась быть хорошей хозяйкой, матерью и помощницей мужа. Во многом благодаря ей дед сумел достичь столь высокого положения в обществе, а не остался мелким немецким мастеровым, каких было много в России.
Русские немцы вертелись в узкой среде – между собой, как и нынешняя русская эмиграция во Франции. Барышень нашего круга держали строго.
Когда в 1891 году дед Лист начал строить Бутырский завод, у него не было достаточно денег и он взял заем в Deutche Bank. Немецкий Банк охотно ссужал соотечественников, но в 1896 году дедушка решил принять российское подданство. Как несовершеннолетний, папа тоже автоматически получил новое гражданство, за что потом отбывал воинскую повинность, когда у него уже была семья и дети.
Немецкий Банк не простил деду «измены» и предъявил иск на все его векселя. Завод достраивать было не на что. Маленький Софийский завод не мог вытянуть содержание большой семьи и дела. Встала реальная угроза банкротсва. Так бы и случилось, если б не помощь по линии мамы со стороны Крестовниковых. И хотя потом дела наладились, дед до конца жизни чувствовал по отношению к Крестовниковым свою «второсортность» и возненавидел Бутырский завод.
Эта история с Бутырским заводом сделала трещину и в семейных отношениях. Фактически им занимался папа, но в этой ситуации ему могла помочь мама, если бы перевела часть своего приданого Листам. Но мама на это не пошла и бабушка Лист решила, что ее сноха не доверяет собственному мужу и постоянно корила примерами второй снохи – Анны Матвеевны, жены моего дяди Саши Листа, и тети Мани, папиной сестры. Первая вложила свое приданое в заинтересовавший дядю Сашу Кузнецовский фарфор; вторая продавала свои бриллианты, когда ее муж и одновременно двоюродный брат Отто Адольфович Лист разорялся в очередной раз.
В отличие от деда папа был не очень хорошим бизнесменом. Он был больше склонен к классическому образованию – греческая философия («варварская» римская у немцев и русских была не в почете), языки, словесность. Он хотел стать доктором, но полная неспособность дяди Саши к делам заставила стать инженером.
После технического училища дед направил его в Англию на стажировку, где он работал простым рабочим у Викерса в Манчестере. Одна из дедушкиных сестер жила в Англии. Из Британии папа приехал англофилом и спортсменом.
С мамой он познакомился на каком-то балу и сразу в нее влюбился. Чувство было ответным, но маме стоило немалых трудов добиться согласия своей прабабушки Морозовой. Прабабушка была главой семьи и держательницей капиталов, она имела право лишить наследства любого из членов семьи. Поэтому с ее мнением приходилось считаться.
У деда Листа любимой пословицей была «Не имей сто рублей, а имей сто друзей». Их он имел не 100, а 200 по всему свету. Посылал им подарки, а он любил и умел дарить, и в ответ получал тоже. Иногда для покупок он брал меня с собой. Помню, как в Торговых рядах он покупал для подарков оренбургские платки у одного татарина. Не знаю, кто из них говорил хуже по –русски, и как они друг друга понимали. Но торговаться по ритуалу нужно было долго – обе стороны получали от этого удовольствие. Дед ужасно коверкал язык, но за столом дома всегда говорил по –русски. Письма были обязанностью бабушки. «Паулинхен так удивительно пишет!». Да, старое поколение умело писать письма, это было искусство. Мелкий ясный шрифт (неразборчивость считалась невежливостью) и подробное описание всех событий.
Дедушка «дарил» даже после смерти. Как вдова, бабушка решила больше не носить драгоценности, подаренные когда –то мужем, и раздала все близким и дальним «на память от Густава Ивановича».
Когда уже при большевиках я притащила бабушке полмешка картошки, первое, что она меня спросила: «Так ты оставляешь отца?». Бабушка была в своем будуаре. Рядом «буржуйка», но было холодно. Все остальные комнаты превратились в контору и заняты заводским комитетом. Папа спал наверху. Вся прислуга уехала в деревню «прокормиться».
Вскоре обе бабушки – Лист и Крестовникова – умерли. В те годы старики не выдерживали холода и голода.
Уже в эмиграции у нас был сюрприз из новой России. В гости к нам заехал нарком Советов Красин вместе со своей новой женой Зиной Генс. Он был товарищем папы по Техническому училищу. А с ее дочерьми от первого брака я училась вместе в гимназии. Пока мать гостила в Германии, ее дочери оставались в России заложницами. И это по отношению к жене наркома!
Что еще добавить о Листах? У деда не было инженерного образования, но наверное, как есть прирожденные таланты к пению или живописи, так есть и к механике. Дедушка учился делать рояли, а не водокачки и котлы. Он принадлежал к той породе немцев, о которых писал Розанов: «Если встретишь немца, можешь смело пожать ему руку. Это честный и трудолюбивый человек». По своему дед Лист был идеалистом, которые уже вывелись.
Закончу анекдотом из его жизни. Одним из первых заказов на Коломенском вагоностроительном заводе была отделка вагона для Государя. Все медные части поставлялись с дедушкиной фабрики. Император Александр Третий был человеком невероятной силищи. Государь появился в вагоне раньше свиты, повесил шинель, а вешалка сломалась. Император давай проверять на прочность все металлические детали вагона. К приходу свиты все, что можно было сломать – замки, ручки, полки – было сломано. Царь спросил, кто «автор» этой работы и велел сказать «этому немцу, что в России нужно делать все прочно». И передал сувенир – собственноручно свернутый в трубочку золотой.
Дед намотал на ус царский урок и все, что он потом делал в жизни было сделано ответственно, честно и с большим запасом прочности. Чего бы это ни касалось: работы, дома, семьи. И в том, что все это в одночасье рухнуло, уже не его вина.»
http://ricolor.org/history/rs/memory/ivanova/2/
