Хоть я уже и писала, что в одиночку работать на скорой тяжело, все же есть адреса, на которые я больше люблю приезжать одна. Это не профильные для скорой помощи "бабушкины давления". Кто-то умный в верхах сказал, что такие вызовы должна ездить неотложка из поликлиники, но все-равно это было и остается в большинстве случаев прерогативой скорой помощи... Почему люблю ездить одна? Потому что зачастую бабушки ведут себя "токсично", как модно сейчас говорить. Хотят много внимания, хотят много пожаловаться, поговорить, рассказать о себе. Добиться четкого ответа на вопрос порой бывает очень сложно. Приходится затрачивать не мало энергии именно на общение, тогда как медицинская помощь не так объемна. И как-то повелось, что у меня сложился иммунитет к этим энергозатратам и бабушки меня не бесят(ну за редким исключением). Но вот когда они бесят помощника и за спиной он злится, пыхтит, вздыхает или самое плохое в открытую грубит пациентке - мне работать тяжело.
Бабушки жалуются на болячки, на врачей, маленькую пенсию, соседей, ЖЭК и одиночество.
На своих непутевых родственников которые их бросили.
И почти всех по-своему жалко...
Запомнилась мне одна бабушка. Блокадница.
Когда заходишь к таким - как-будто совершаешь путешествие на машине времени. Полированный стол в центре залы, кружевная салфеточка, вазочка и разложенный, как оказалось потом для меня, фотоальбом. Хрусталь в полированном серванте, фарфоровые советские фигурки, часы, книги и черно-белые фотографии. На стене конечно же ковер, у входа половичок связанный крючком. Продавленное кресло с деревянными пошарпанными от времени ручками , на нем вязанная накидочка. Рядом журнальный столик - тоже полированный. Застеленная кровать, на одной подушке стоит вторая "уголочком", на ней пожелтевшая, накрахмаленная когда давно салфеточка.
Двадцать первый век в этой квартире выдают только слишком плоский телевизор, пульт от него, электронный тонометр, мобильный с огромными кнопками и свежая открытка "С Днем Победы" от Президента.
Бодрая духом, но замученная обострением гипертонической болезни и прочими хроническими жалобами бабушка Зоя сначала как могла обозначила мне свои жалобы на здоровье, мы сделали ЭКГ, как положено начали рассасывать под языком таблеточку. Пока ждали положенное время она мне рассказала, что родилась в Ленинграде и блокаду застала подростком. Про голод рассказывала, про то как осталась совсем одна, и про то как потом увезли ее в наш край, где она с юных лет и до самой пенсии работала на заводе, а в свободное время посещала литературный кружок, писала стихи и даже публиковалась с ними в местной газете. Замуж вышла один раз и на всю жизнь, но детей не было, наверное, из-за того что в блокаду сильно отморозила все женское. Муж умер лет 20 назад, подружки и коллеги по одной тоже уже ушли. Остались только фотографии в альбоме и номера в записной книжке. Выходить из квартиры уже лет пять сил нет, и поэтому общается она только с соцработниками, которые помогают с продуктами и уборкой, и с врачами. Пока я ей ставила внутривенный медленный укол, она мне продекламировала по памяти свое крайнее (медики очень не любят слово "последнее") стихотворение и очень переживала, когда сбилась и запамятовала продолжение.
Она не жаловалась в открытую, но понятно было, что женщина очень тяготится одиночеством и беспомощностью. И мне искренне хотелось бы прийти к ней в гости просто так и посмотреть альбом с фотографиями, послушать ее рассказы, чаю попить с тортиком. Но сколько же их одиноких и никому не нужных? Обойти всех невозможно, а надо же еще своих родных вниманием не обделить...
А есть другие бабушки. Образ собирательный.
Заходишь в квартиру - дверь открыта, никто не встречает, в соседней комнате вздохи и стоны. Заходим, после оценивающего взгляда исподлобья с нами все-таки поздоровалась в ответ, одетая в рваную ночнушку, растрепанная пациентка. В комнате все поросло грязью, мебель засаленная. На столе тонометр и гора(именно сваленная в кучку пирамидальной формы гора) таблеток, здесь же очки, бумаги - от свежих рецептов до квитанций за квартиру с конца предыдущего века. Телевизор орет, просим выключить. Ищем пульт, не находим, выключаем кнопку на самом ящике. Потом разыскиваем табуретки: "Посмотрите в той комнате, на кресло не садитесь, ящик на стол не ставьте!". Начинаем опрос - ни одного прямого ответа. Зато тирада про молодую участковую безмозглую пигалицу, про нищую пенсию, про трех мужей алкашей-покойников, про внуков и детей, которые живут в соседнем доме но не приходят. Попутно обнаруживается, что мы осмелились прийти без бахил, за что нас отчитывают. Но есть плюс в такой терапии - сразу проходят стоны и одышка! Все претензии и замечания говорятся четко и властно.
Еще оказалось, что давление снизилось без всякой нашей помощи. Но бабушка не доверяет нам и нашим аппаратам. Подскочив с дивана резво садится за стол и показательно измеряет давление на своем электрическом тонометре. Пока манжета тонометра надувается и сдувается, слышится рассерженное пыхтение. Она надевает очки, поворачивает табло тонометра к свету, щурит глаза: сто двадцать на восемьдесят... В итоге остается все-равно недовольной. Но осознав, что давление снижать мы не будем, снова начинает жаловаться: "Дак вот дети то не приходят и внуки, помочь некому, совсем одна осталася, никому мы старые не нужны..."
Ах, бабушка, сдается мне возраст ваш тут не причем! Ваши родственники может и пытались вас навещать, дак вы их наверное своими упреками и несговорчивостью за дверь выставили... Если в молодости характер у вас был отвратительный, то с возрастом то лучше не становится...