Пару месяцев назад я гулял со своей подругой, невероятно талантливой журналисткой, обладающей редким даром тонкой эмпатии к людям. Даже в идеологических противниках она всегда умела разглядеть человеческое, да так, что они вместо злости вызывали сочувствие. Но несколько лет назад она умолкла. Ушла в науку, пишет диссертацию, а если иногда и делится историями, по-прежнему потрясающими, то в подзамочных постах только для друзей. В науке у нее все складывается чудесно, и я рад за подругу, но не рад за нас, лишившихся прекрасных текстов. Объясняя свой уход из журналистики, она назвала несколько понятных и достойных причин – отсутствие перспектив на прежней работе, возможность общаться с интеллектуалами и работать за рубежом, новая интересная область знания. В конце концов, возможностей для независимой журналистики в России становится меньше даже не с каждым годом, а с каждым месяцем. Но одна причина меня поразила. Она сказала, что в наше время идеологических баталий писать как раньше мало того, что никому не нужно, так еще и безнравственно. Когда в стране репрессии и чем дальше, тем больше нависает угроза реальной войны, журналисту нельзя отсиживаться в тылу и строчить истории, не имеющие отношения к сотрясающим общество процессам. Когда в тюрьмы отправляются всё новые политзаключенные, не может быть ни просто историй о любви, ни просто человеческих судеб. Надо или бороться с несправедливостью, или уйти из профессии – что она и сделала.
Я не вправе утверждать, что подруга ошибается, поскольку не считаю себя ни талантливее, ни умнее. Но ее высказывание несовместимо с моим мироощущением. На мой взгляд, рассказывать простые человеческие истории в такое время необходимо. Пускай распаленные виртуальными битвами люди их не воспримут, когда-нибудь наше время обретет плоть и кровь именно благодаря таким запискам и воспоминаниям. Мы можем сколько угодно ужасаться кошмарам минувших войн или ГУЛАГа, но чтобы их не просто понять умом, а ощутить сердцем, надо знать истории человеческого счастья, которое существует даже в кромешном аду. Даже в ГУЛАГе люди писали любовные записочки, которые прятали в черенке лопаты, выползали из-под проволоки в темноте и ходили на свидания. В конце концов, если забыть про человеческие чувства, зачем, ради чего бороться и побеждать?
Сейчас особенно велик соблазн свести себя к роли борца или судьи. Но прекратить эскалацию агрессии можно лишь осознав, что все мы – люди, и различаемся лишь крохотной идеологической надстройкой. Все наши кажущиеся крайне важными драки и войны, все наши героические лидеры со временем забудутся, а обычные человеческие истории останутся, такой вот парадокс. В прицел такое не заметишь, но в него помещается лишь мизерная часть мира, и едва ли самая важная.
Выводов не будет, вместо них приведу здесь одно из моих любимейших стихотворений Роберта Фроста в переводе Григория Кружкова.
В разгаре боя, метя в чью-то грудь,
Шальная пуля низом просвистела
Вблизи гнезда – и сбить цветок успела,
И с паутины жемчуг отряхнуть.
Но перепёлка, подождав чуть-чуть,
Опять к птенцам писклявым прилетела,
И бабочка, помедля, вновь присела
На сломанный цветок передохнуть.
С утра, когда в траве зажглась роса,
Повис в бурьяне, вроде колеса,
Сверкающий каркас полупрозрачный.
От выстрела его качнуло вдруг.
Схватить добычу выскочил паук,
Но, не найдя, ретировался мрачно.