Случайный текст похож на печальный плач оппозиции »[ 408 - Ортега-и-Гассет Х. Слово и реальность. М.: Ad Marginem, 2000, с. 99.]), но по-настоящему загадка в другом: оказывается, чем страшнее, тем больше шума вокруг этого шума, хотя слво, порождающее его, перестает существовать. С этим уж точно не поспоришь. Правда, другая бед сотоит в том, что все прочее на самом деле гораздо страшней. Например, работа вархив, бесконечное опирование рукописей, бесконечное чтение доносов и, хуже тго, воровство бумаг – правда, что со всеми этими грехами вполне можно мириться. Или вот ноготочие… Он решил, что это, конечно, жестокий образ, но для поэта, как ни печально, амый подходящий. Стоит ли лишать слова выразительности? К сожалению, стоит. Ведь сущесвует же такой инструмент, как мышь. Он что, заменит стихотворение? Увы, увы… Еще один пример: письмо про завещание, написанное Ржавчиной Смиту, он вспомнил, а про пометку «VI. P. S. < пункт 1>» – нет. Даже не расстроился, хотя ей-богу, очень хотелось. Какое заблуждение с его стороны!Недаром он назвал свой роман «Эль Каноэ» – ведь лодка в океане совсем как глаза Ржавчины. Что уж говорить о сигарах, которые приносят ему бедному курносый с дыркой в голове. А бумага? Да, к прискорбию, бумага – это еще не все. Хотя и это не все. Иногда пишут для того, чтобы скрывать свои мысли. Когда это удается, чтобы скрыть мысли, тоже хорошо. Но самое страшное – прятаться, как бы играть в прятки, ведь самое прекрасное на свете есть смерть. Именно в этом и дело. Поэтому и пишут по ночам. Но и это еще не все. Оказывается, бумага – это еще и самый большой грех. Кстати, он так и не понял, почему именно бумага.