Книга вышла в конце октября 2021 и уже находится на вершине списка бестселлеров журнала Spiegel. Предлагаю собственный перевод небольшого фрагмента. Флориан «инсценирует» историю создания одного стихотворения Маши Калеко — замечательной поэтессы, которая была изгнана из нацистской Германии, но через столетие вернулась из забвения.
На исходе дня, когда солнце в Берлине выглядывает на прощанье из-под настила облаков, выстреливая косыми лучами по Август-штрассе, тогда Маша Калеко, зажмурившись, останавливается ненадолго и наслаждается обволакивающим кожу теплом.
Её рабочий день всегда заканчивается ровно в 16:00. Она сбегáет вниз по лестнице Службы соцобеспечения рабочих еврейских организаций, где работает последние пять лет, и распахивает дверь. Маша Калеко, в девичестве Энгель, стоит просто так, греется, давая мыслям кружить, прислушивается к отдалённому щебету трамваев, грохоту повозок, гружёных пивными бочками, гомону детворы на задних дворах Еврейского квартала, окружающего Александер-плац и к выкрикам разносчиков вечерних газет. Но затем она прикрывает и уши и растворяется в бархатном тепле светила. Солнца скрывается за высокими зданиями Фридрих-штрассе. Парочка запоздалых лучей ещё искрится на золотом куполе синагоги на Ораниенбургер-штрассе. Наконец наступают сумерки. Но Машу Калеко, которой сейчас двадцать два, влечёт не домой, а в «Романское кафе».
Сидя там, она вплетает в дебаты свой звонкий голос, который так виртуозно орудует берлинским диалектом. Курт Тухольский, Йозеф Рот, Рут Ландсхофф — все сдвигают стулья поближе, когда появляется Маша Калеко, все влюблены в её кудри, её всеведущий смех, её человеколюбивый юмор, наполняющий светом карие глаза. Следом за ней в «Романское» частенько приходит её муж, неразговорчивый Саул, учёный до мозга костей — очки в круглой оправе, редкие волосы, худой как щепка журналист с учёной степенью, пишущий для «Йудише рундшау», преподаватель древнееврейского — и без памяти влюблённый. Он замечает взгляды других мужчин, обращённые к его пылкой молодой супруге, он видит, с каким удовольствием его неуёмная Маша притягивает эти взгляды. И вот, пока другие разливают первую бутылку вина, молчаливый Саул заказывает чашку чая и делается с каждой минутой чуть молчаливее. Через какое-то время он вежливо просит его простить, надевает шляпу, берёт портфель, шлёт прощальный поклон и идёт домой.
Когда поздним вечером Маша появляется в их общей квартире на бульваре Гогенцоллернов в районе Темпельхоф, он уже спит. Она наблюдает за ним, всматривается в его степенные черты, которые колеблются в ритме дыхания. Она идёт к кухонному столу, берёт бумагу и карандаш — а затем Маша Калеко пишет ему небольшое романтическое стихотворение — одно из самых знаменитых среди когда-либо написанных: «Ты — мой единственный причал, / А те, другие, — море. / Ты в крепком сне забудь печаль, / Но помни, что вернусь я вскоре». В довершение она надписывает: «Единственному», кладёт листок поверх его тарелки для завтрака и ластится к нему под одеяло. Завтра в шесть утра она снова убежит, чтобы успеть в офис на другом конце большого города. Почувствовав её рядом с собой, у надёжного родного причала, Саул на мгновение пробуждается, его рука скользит к ней, он гладит Машу — облегчённо.
* Перевод четверостишия (вольный, по признанию самой создательницы) позаимствован на страничке Иды Замирской. Спасибо, Ида!