В начале XX века два миллионера по разные стороны океана задались целью собрать выдающуюся коллекцию современного искусства. Их объединяли схожие вкусы, любовь к родине, интерес к психологии и коммерческая жилка. Один исполнил свой замысел в полном объёме, второму помешала революция. Одного забыли на полвека, второго знает каждый культурный американец.
Изучая биографии Альберта Барнса и Сергея Щукина, я раз за разом убеждалась в том, что они во многом похожи. Более того, будь у Щукина больше времени, он вполне мог прийти к тем открытиям и прорывам, благодаря которым вошёл в историю Барнс. В этой статье я собрала основные параллели в историях двух меценатов, которым наверняка нашлось бы, о чём поговорить.
0. Кто эти люди?
Для начала, напомню вкратце, о ком речь. Альберт Кумс Барнс — американский миллионер, выходец из трущоб, создатель Фонда Барнса в Филадельфии, автор ряда книг о педагогике и об искусстве XX века. Сергей Иванович Щукин — русский купец, старообрядец и вегетарианец, собравший коллекцию французского современного искусства и завещавший эту сокровищницу Третьяковской галерее.
Щукин начал коллекционировать в 1898, 44-х лет от роду. Барнс был моложе на 18 лет и начал собирать искусство в 40 лет, в 1912 году. Когда началась Первая мировая, Щукин оказался отрезанным от Парижа и своих любимых художников, а после революции 1917 года он был вынужден покинуть родину и более уже не возвращался к коллекционированию. Барнс же продолжал пополнять своё собрание до самой смерти в 1951 году.
За 18 лет Щукин собрал 274 предмета, которые в нашем веке оценили в 8 500 000 000$. Барнс за четыре десятилетия собрал больше 4000 предметов, которые оценивают в 25 000 000 000$.
1. Матисс и Сезанн: борьба за «Радость жизни»
Самое очевидное сходство между Барсом и Щукиным касается их вкусов. К примеру, оба восхищались королём фовистов Анри Матиссом и заказывали ему работы напрямую. Разница в том, что Щукин был первым его серьёзным заказчиком, а Барнс — одним из последних. Одна из картин Матисса особенно запала в душу обоим меценатам: в 1906 году Щукин увидел на парижском Салоне «Радость жизни» и был потрясён этой картиной.
Однако оказалось, что её уже купил Лео Стайн. Как Щукин ни уговаривал, Стайн отказался продавать ему картину, но прошли годы, финансовое положение изменилось, и в 1918 году Лео всё-таки расстался с «Радостью жизни». Покупателем стал Альберт Барнс. А Сергей Иванович в 1910 году заказал Матиссу панно, на котором кружат в хороводе обнажённые, поразительно похожие на тех, что танцуют в глубине пространства «Радости жизни».
Барнс, кстати, в 1932 году закажет Матиссу свой «Танец», и круг замкнётся:
Другая история приключилась в 1928 году: Щукин жил в эмиграции, его коллекцию национализировал Советский Союз. В 1920-е новое государство развернуло борьбу с западным формалистским искусством и решило избавиться от главного рассадника формализма — объединённого собрания Сергея Щукина и Ивана Морозова. Часть картин попытались продать за границу, в их числе были «Пьеро и Арлекин» Поля Сезанна из коллекции Щукина.
Картиной заинтересовался Альберт Барнс, и она бы непременно уплыла за океан, если бы жадные советские функционеры не заломили цену. Барнс не только отказался платить 500 000 немецких марок, но даже не стал торговаться. Сегодня картина украшает галерею XIX–XX веков Пушкинского музея.
2. Психология: проклятие Щукиных
Второе сходство между Барнсом и Щукиным касается их интереса к психологии, хотя причины у них отличались. Альберт Барнс, окончив медицинский факультет университета Пенсильвании, поступил в резидентуру в психиатрической клинике. Этот опыт пробудил в юноше интерес к психологии, мотивации поведения человека и его образу мысли. Пройдут годы, интерес окрепнет, Барнс прочтёт не одну книгу по психологии, эстетике и философии, и из всего этого вырастет метод Барнса.
Щукина же к психологии привела череда трагедий: в 1905 году без вести пропал его 17-летний сын Серёжа, а в марте 1906 его тело нашли в Москве-реке. Причина трагедии точно неизвестна, но версия о самоубийстве сразу стала основной. В декабре 1907 года от рака яичников скончалась 42-летняя Лидия Григорьевна, супруга Сергея Ивановича. 2 января 1908 года застрелился его 38-летний младший брат Иван. В ночь на 6 января 1910 года выстрелом в грудь покончил с собой другой сын Щукина, 21-летний Гриша.
В газетах писали о проклятии семьи Щукиных. К примеру, газета «Голос Москвы» объясняла самоубийство Гриши «фатальным роком семейного распада». Кто-то винил во всём щукинскую коллекцию живописи модернистов, плохо влияющую на неокрепшую юношескую психику. Другие судачили, что детская комната в их особняке была обустроена в бывшей домовой церкви, и семья проклята за такое святотатство.
Как бы то ни было, Сергей Иванович предполагал, что при должной психологической поддержке и лучшем развитии психиатрии его сыновья и брат могли бы быть живы. Через пять месяцев после гибели Гриши он пожертвовал 100 000 рублей (по тем временам, баснословные деньги) на строительство научного института, посвящённого исследованию причин психических расстройств. Позже он добавил ещё 20 000 на техническое оснащение, едва ли не лучшее в мире.
Сегодня психологический институт имени Лидии Григорьевны Щукиной по-прежнему находится на Моховой 9с4, только называется иначе: Психологический институт Российской академии образования.
3. Министр коммерции: откуда деньги?
Держитесь, вы прочли уже больше половины статьи! Впереди — сравнение двух великих капиталистов и двух уникальных коллекций.
Что касается капиталов, Щукин унаследовал предприятие отца, а Барнс создал собственное, Щукин занимался перепродажей тканей, а Барнс производил им же (в соавторстве) изобретённый антисептик Аргирол. Что их роднило, так это редкая хватка и жёсткий подход к ведению дел.
Щукин был известен купеческой Москве как «дикобраз» и «министр коммерции». Барнс с нуля построил фабрику и открыл три штаб-квартиры: в США, Британии и Австралии. Оба умели вовремя принять судьбоносное решение: в конце 1905 года, в период массовых забастовок рабочих, Щукинский торговый дом скупил по самым низким ценам все запасы текстиля по всей империи, став монополистом. Когда забастовки кончатся и жизнь на время вернётся в привычную колею, Щукин начнёт продавать свои запасы. Это принесёт ему, по слухам, больше миллиона рублей.
Барнс же 29 лет управлял фабрикой по производству Аргирола и продал её за пять миллионов долларов за три месяца до биржевого краха в 1929 году. Задержись он с продажей, его ждали бы нелёгкие времена, но своевременная сделка позволила ему больше никогда не думать о заработке, коллекционировать картины и управлять собственным музеем до последнего вздоха.
4. Коллекции: что, как, зачем и для кого
Наконец, поговорим о том, что обеспечило Барнсу и Щукину благодарность потомков и место в истории — об искусстве. Оба, кстати, пробовали себя в роли художников — Барнс в школьные годы, Щукин на пенсии. У обоих получалось посредственно, оба посвятили себя поддержке и популяризации тех, кого природа одарила талантом.
Над обоими смеялись современники: тратят бешеные деньги на дегенеративное, вульгарное, бесталанное европейское «искусство» вместо того, чтобы поддерживать одарённых земляков! Пройдёт время, и собранные Щукиным и Барнсом коллекции сформируют мировоззрение нового поколения художников на родине — Барнс повлияет на становление американского модернизма, Щукин — русского авангарда. Объединение «Бубновый валет», вдохновлённое его картинами Пикассо и Матисса, пригласит его в почётные члены.
И Щукин, и Барнс собирали коллекции не для себя: Щукин завещал всё Третьяковке и водил экскурсии по своему особняку каждое воскресенье, причём вход был открыт для всех желающих. Барнс создал фонд собственного имени и организовал в нём курсы для неимущих, но замотивированных студентов: он считал, что искусство — лучший фундамент для развития критического мышления, а только образованный и самостоятельно мыслящий народ может сделать Америку подлинной демократией.
И Щукин, и Барнс не только учили других, но и учились сами при помощи коллекционирования: они покупали зачастую то, что не понимали, но хотели понять. Щукин говорил:
«Очень часто картина с первого взгляда не нравится, отталкивает. Но проходит месяц, два — её невольно вспоминаешь, смотришь ещё и ещё. И она раскрывается. Поймёшь и полюбишь».
Барнс ему вторил: «Видеть нужно учиться. Это не так же естественно, как дышать».
Наконец, оба научились видеть главное, то, на что закрывали глаза поколения их предшественников: мир не европоцентричен, история искусства — это не только Греция — Средние века — Ренессанс — Барокко и далее. На культуру Европы влияли Египет, Африка, Япония... А многие культуры развивались параллельно европейской, как, скажем, культура коренных американцев, и пора уже посмотреть на её достижения не как на этнографические причуды, а как на искусство, достойное музейных собраний.
Барнс, кроме картин европейских и американских модернистов, собирал керамику, украшения и текстиль коренных американцев; искусство Древней Греции, Рима, Египта, Африки и Китая. И главное, он экспонировал всё вместе, выявляя диалоги между культурами, создавая уникальные, ни на что не похожие ансамбли.
В коллекцию Щукина, кроме 260 картин и рисунков, вошло шесть негритянских скульптур, две бронзы и шесть китайских свитков. Скульптуры из Африки он разместил в кабинете с картинами Пикассо, под его работами «африканского периода».
Рядом с картиной Сезанна Щукин повесил один из китайских свитков, а рядом с «Гогеновским иконостасом» — гобелен «Поклонение волхвов» из мастерских английского Братства искусств и ремёсел, подчёркивая религиозное звучание дикарской живописи Гогена.
А картины Матисса Щукин разместил в гостиной, обставленной мебелью XVIII века — эпохи рококо, к которой Матисс эмоционально близок. Что это, как не первые шаги в сторону «ансамблей» Альберта Барнса?
Щукин видел диалог культур повсюду: он путешествовал в Турцию, Грецию, Индию, Египет и писал родным о том, что индийские пагоды «с золочёными главами очень напоминают наши церкви», хлеб в Бомбее похож на нижегородский ситник, а закаты у Красного моря — «точно у нас в Большом театре некоторые декорации Коровина при электрическом освещении».
Кто знает, чем стало бы собрание Сергея Щукина, если бы не революция, если бы он, как Альберт Барнс, занимался меценатством и просвещением до самой смерти? Очень может быть, что его особняк в Большом Знаменском переулке стал бы таким же местом притяжения, как Фонд Барнса, через учебные классы которого проходит 12 000 школьников в год. И картины бы к концу жизни мецената совсем перемешались, к модернистам присоединились бы художники Индии и Египта... Но Щукин не успел, и сегодня в его особняке заседает министр обороны, а его собрание разделено между ГМИИ и Эрмитажем.