«Дальнейшее - тишина»
В. Шекспир
Знаменитая финальная фраза из «Бориса Годунова» А.С. Пушкина: «…Народ безмолвствует» - главная характеристика русского народа. Действительно, история показывает, что русский народ настолько терпим ко всякому притеснению и унижению, настолько приспособляем к текущему порядку жизни, что эти свойства позволяют ему сохраниться в любых условиях. Это и счастье, и одновременно несчастье народа. Он, конечно, необъяснимо терпелив. Но одновременно он совершенно лишен мотивации к изменению своей жизни. Конечно, он поддается стадному чувству и зажигательным речам пропагандистов. Он готов поддержать любую сторону просто из сочувствия к их стараниям. Ведь они умнее нас, и раз так убежденно говорят, то, стало быть, они правы. Мы им сочувствуем и жалеем, как жалеем калек, нищих или пьяненьких. Ну, не нашли они себе полезного занятия и вот шумят.
Периоды тишины в нашей истории повторялись с завидной регулярностью. Не будем ухолить в глубь времен. Поговорю о периоде своей жизни. Первый период я бы отметил в послевоенное, но еще сталинское время. Мы узнали о многом уже значительно позже. Узнали о отправке вернувшихся из плена военных в лагеря. О поисках людей, сотрудничавших с немцами на оккупированной территории. О депортации целых народов за подозрение в связях с немцами. О раскулачивании хуторян на территории прибалтийских республик. О расправе над ленинградскими руководителями. О деле врачей.
В 1950 году я был в четвертом классе, когда арестовали мою маму. Четыре месяца мы братом жили одни. Нам повезло - маму выпустили.
Это было время опасливого общения между людьми и трескотней в газетах и на радио о копеечном снижении цен, о бурном восстановлении народного хозяйства, о радостной и счастливой жизни колхозников. Телевидения еще не было. Ходили в театры и кино. Ходили и в гости, но круг общения тщательно отбирался. Доносы еще были в большом ходу. Бдительность бойцов невидимого фронта, недоверие ко всем окружающим, самоконтроль каждого сказанного слова создавали тяжелую моральную обстановку. Народ на всякий случай молчал. Все жили в страхе и ожидании. Даже когда Он заболел, никто из окружения не вошел в комнату ему помочь. Все молча ждали, «когда же черт возьмет его?».
Несмотря на уход вождя, молчаливый период продолжался до 1955 года, когда стали возвращаться из лагерей немногие сосланные. А на следующий год состоялся ХХ съезд и доклад Н.С. Хрущева с разоблачением культа личности Сталина. Новый вожатый ретиво начал странные реформы, которые не понравились боярщине. Пришлось укоротить высших сановников. Помнится, что Хрущев не смог приехать на 250-летий юбилей Ленинграда в мае 1957 года. Он разоблачал «антипартийную группу Маленкова, Молотова, Кагановича и примкнувшего к ним Шипилова». Поэтому через неделю юбилей отпраздновали заново. На Дворцовой площади довольный и сильно под мухой Никита Сергеевич поражал слушателей своим перлами, типа «…социализм, смазанный сливочным маслом, обгонит страны капитализьма, которые жируют за счет канализации других стран»
После недолгой немой сцены народ прорвало. Сначала боязливо, а затем и смелее писатели стали публиковать книги о пережитом в лагерях, поэты рождали звонкую поэзию. Оказалось в стране множество талантливых художников, скульпторов, кинорежиссеров, музыкантов, издателей… Это было подобно прорвавшейся плотине. Пришли славные шестидесятые.
Власть инстинктивно почувствовала опасность. Генсек тут же окоротил чрезмерно распустившуюся интеллигенцию, резко усилив цензуру. Но все пошло как-то не так. Чиновники не хотели покидать Москву, вслед за изгнанными в провинцию министерствами. Тут еще разразился Карибский кризис, который всех очень перепугал. Американцы просто пристрелили своего президента. Нашему не помогли даже успехи в космосе. Группа старших товарищей сместила вождя со всех постов, отправив разводить кукурузу на своем дачном участке. Довольно гуманно.
При следующем весьма пожилом руководителе пошел открытый откат к сталинским традициям. Все оппозиционные движения в нашей стране и в странах «народной демократии» были подавлены. Оживилась деятельность тюрем и психушек. Начались изгнания из страны внутренних врагов. Возвели берлинскую стену, опустили «железный занавес» от Запада и началась холодная война с гонкой вооружения. Но народ хитер и закален. Сложился негласный социальный договор народа и власти: мы вам не мешаем воровать на своем уровне, вы - воровать нам на своем. Экономика пошла в разнос, но жить стало легче материально и хуже морально. Народ спасал новый вид искусства - политический анекдот. Такого расцвета юмора и опасной сатиры не было никогда.
Но все-таки, это был новый период молчания. Пресса и официальное искусство верно служили власти. Госстат выдавал лживые, но нужные власти показатели наших «успехов». Власть делала новые ракеты и копила ядерные заряды, усиливала органы надзора и совершенствовала судебную систему. Постепенно жить становилось все хуже, а продуктов меньше. Наступал голод Но народ сидел и молча ждал: «когда же черт возьмет его?». И вот свершилось. После короткого периода смены руководителей из старой обоймы, к власти пришел молодой и ретивый лидер, который с энтузиазмом бросился спасать систему. Но было уже поздно. Она сгнила на корню.
Осерчав на попытку государственного переворота, народ вышел на улицу и широко открыл рот. Период молчания кончился. Новоизбранные руководители не нашли ничего лучшего, чем развалить империю на части. Избрав не лучшую форму приватизации госсобственности, ее расхватали «красные директора», резвые младшие научные сотрудники, бывшие партактивисты и офицеры госбезопасности. Было совершенно непонятно, кто из них честный предприниматель, а кто криминальный элемент, но народ остался с носом. Растерянную и запутавшуюся власть стала прибирать к рукам Лубянка. И вскоре с этим справилась. Она быстро установила огромное количество «внутренних врагов» и стала ретиво с ними бороться по всем фронтам. Дума принимала нужные законы, прокуратура следила за неприкасаемостью власти, суды распределяли неблагонадежных по лагерям, полиция вспомнила навыки пыток. Империя взяла верх над демократией. Наступил новый период молчания.
Честно говоря, три периода молчания, или государственного террора, в течение одной жизни - это уже слишком. Но это же говорит о том, что политическая система государства крайне неустойчива.
Можно сделать еще некоторые выводы. В-первых, история показывает, что империи всегда гибнут и периоды тишины обязательно заканчиваются.
Во-вторых, гибель империи - дело времени, но принимается она всегда с ожиданием. И никто не входит в комнату помочь тирану.
В-третьих, по окончании периода тишины пробуждаются внутренние силы нации, и общество начинает демократические реформы.
Главная задача освободившегося общества - удержать свою власть, мобилизовать предельную бдительность и не допустить реванша системы, ввергающей страну в тишину.
Мечтать можно, а верится с трудом. Согласен с В. Ерофеевым, что надежда только на чудо. России нужно чудо! Приехали.