Я порывался написать что-то по Domaine de Trevallon еще этим летом, когда мне удалось поучаствовать в вертикальной дегустации хозяйства и перепробовать несколько возрастных винтажей, включая феноменальные 1992 и 1989. Но решил, что сначала стоит устроить коммуникацию с основателем хозяйства, и поскольку заметки для меня нерегулярная шалость, рабочая «трясина» меня засосала, и все забылось. Теперь самое время…
Я познакомился с вином Domaine de Trevallon совершенно случайно, оказавшись лет двадцать назад в небольшом ресторанчике в Кассисе недалеко от Марселя. Я в тот момент еще был юристом, но также уже и продвинутым любителем вина по тем временам. Владелец ресторана заметил, что я листаю основательную карту туда и обратно. Я примерялся к северо- и южно-ронским винам, но никак не мог решить, идти на север, или на юг.
- Месье интересуется вином, как мне кажется?
- Да-да, вы правы, уже несколько лет читаю книги, пробую, путешествую и даже собираю коллекцию.
- Тогда посмею вам предложить что-то, что у вас будет очень мало шансов попробовать, и, не удивляйтесь, это практически местное вино, наше, Провансальское.
Он указывает мне на строчку в винной карте. Гляжу на строчку с несколькими винтажами, в которой одновременно написано “Appellation Coteaux D’Aix en Provence” через слэш с “Vin de Pays de Bouches du Rhone», и завершается строка суммой, достойной хорошего года Pontet-Canet. Размышляю: «Ну вот дружище, ты пришел обогатиться французской винной культурой, а тебя пытаются не особо культурно развести, ибо уж мы то знаем, чего стоит Буш дю Рон, и насколько невеликие вина там производятся!» Не дожидаясь разрешения моих сомнений, хозяин исчез в погребе, и вернулся через пару минут. Он нес бутылку с лаконичной этикеткой так бережно и торжественно, как будто это был Латур 61го года. «В этом что-то есть», - подумалось мне, и я решил рискнуть, тем более что на этикетке все же красовался заявленный AOC. «Я вам открою 1989ый год, он у них пока самый лучший», - нашептывает хозяин, «не только они, мы все этим вином очень гордимся». «Вину надо дать подышать, поэтому пока оно стоит в караффе, я предложу вам бокал нашего белого Кассиса». Это были неслыханные почести для иностранца во французском ресторане начала 2000х, но я списал это на южное средиземноморское гостеприимство. Белое было весьма неплохим, и даже очень хорошим, да и нисуаз был прекрасен. И вот пришло время пробовать. Хозяин со взглядом настоящего заговорщика подходит с бокалом побольше, наполняет его совсем немного, отступает в тень и продолжает наблюдать, показав жестом, что бокал надо хорошо раскрутить. Вино не слишком темного цвета, прозрачное, а ведь вроде каберне совиньон с сира… И тут началось... Мне кажется, что аромат и вкус этого вина я помню отчетливо до сих пор. Для любителей вина того времени, «продвинутых» американскими журналами, качество вина заключалось в мощи, спелости и концентрации, и во мне часть такого настроя тоже была. Но это вино, как будто, влияло на подсознательном уровне…. Красные ягоды, северные ягоды, цветы, тимьян и соль, морская соль и йод, древесина можжевельника, невероятная свежесть, ни намека на бочку. Сижу ошеломлённый и кручу бокал. Хозяин из тени показывает жестом – пора пробовать. Забыв, что я ценитель, делаю довольно жадный глоток, и вино начинает раздавать какую-то удивительную энергию, «пульсировать» во рту. Танин есть, он деликатный, чуть-чуть напыляет небо в конце, тонна красных ягод, специй и трав, и длина, послевкусие просто не заканчивается. Хозяин крадется с графином из тени, чтобы восполнить недостаток вина в моем бокале:
«Месье, я очень переживаю, что ваш козленок с тимьяном может остыть, заодно оцените, как вино к нему подойдет». Я просто киваю, потому что до сих пор пытаюсь понять, что происходит. Мои вновь пополненные знания о вине говорят, что с такими входными данными оно не может быть великим: какой-то там красный то ли Прованс, то ли Буш дю Рон, прозрачное, и бочки нет. Но оторваться от вина не могу, и даже готов дать шанс козленку замерзнуть. «Нет, правда, козленок вину не помешает» - хозяин умоляюще поднимает к потолку глаза. Козленок прекрасен, нежен и вкусен до безобразия, идеально выверенное сочетание соли, чеснока и трав, нежнейшее томление… Блюдо нисколько пространства у вина не отобрало, наоборот – идеальный союз, но все равно, для меня вино продолжает тянуть одеяло на себя. «Слушай меня, внимай, мой виноград вырос на известковых склонах Les Alpilles среди сосен, с видом на купол горы Ванту, и сделал меня настоящий художник». Ну конечно, я тогда этого еще ничего не знал, просто вино меня забрало и унесло в даль… Глядя, как я замечтался о чем-то, хозяин уверенно вышел из тени с графином:
- Ну как, понравилось? Мы очень, очень гордимся этим вином, оно и есть настоящий Прованс с сотнями красок и ароматов.
- Да, понравилось, можно сказать, даже загипнотизировало, не могу объяснить – почему?
- Ну разве это так важно – знать почему? В нем всё – воздух, цветы, травы, земля, горы и море, все что его окружает, потому что оно правдивое и настоящее.
Ну вот и хозяин ресторана подключился к сеансу гипноза, наравне с вином… Но эти впечатления я точно хочу увезти в Москву и повторить…
- А где можно купить это вино?
- Ну может в Париже где-то (пожимает плечами), оно действительно очень редкое, хоть и производится недалеко.
- Ну тогда вы мне продайте пару бутылок, хочу отвезти дать попробовать своим друзьям-ценителям в России.
- Если месье зайдет к нам в следующий раз, обещаю открыть еще одну (виновато улыбаясь).
На следующий день я был в Авиньоне, выяснил, где находится лучший cave, и бегом туда! С порога:
- Добрый день, у вас есть Domaine de Trevallon?
- Как-то вот вы с порога сразу начинаете редкости спрашивать, купите лучше хороший Шатонеф! (кавист разворачивается и уходит подсобку)
Наверняка он думал про себя: «Есть, может и есть, только не про вашу честь».
Позднее я научился разыскивать правильные места с винными редкостями, но даже с этими навыками заветные бутылки найти было непросто. С тех я пор не пропускал ни одной возможности попробовать это вино.
Прошло более десяти лет, и я вовсю уже занимался Винотеррой, но гриф «редкости» вывел это хозяйство из списка поиска в моей голове, я про него почти забыл. В какой-то день раздается звонок владельца компании откуда-то из-за границы.
- Влад, ты знаешь такое вино?
- Еще бы! Прекрасное вино, и к тому же очень редкое.
- Оно просто великолепно, может мы попробуем с виноделом договориться?
- Да. Надо обязательно попробовать, но шансы невелики, честно говоря.
- Но ты все же постарайся.
Собираю все свое красноречие и сажусь писать им письмо. Мол, кто мы, что мы, с кем работаем, как ценим настоящие терруарные вина, как любим любителям и профи передавать message винодела. Не очень верится, что получится, но попытка – не пытка. И бинго! Отвечает дочь Элуа, пишет: «портфелем впечатлились, ценности с вами разделяем, и настроены серьезно поработать, даем квоту в триста шестьдесят бутылок в сборе». Аллилуйя! С тех пор я испытываю большую гордость за возможность работать с таким уникальным хозяйством. И сегодня, когда 71-летний создатель попрощался с этим миром, хочется воздать ему почести за его уникальную работу и за его жизненную смелость.
Родители Элуа были известными художниками, а его крестным стал никто иной, как Пабло Пикассо. По настоянию родителей он готовился стать архитектором, но будущая профессия его не слишком привлекала, его увлекло виноделие. Молодой человек был влюблен в родительское имение в Провансе, и в его землю, и решил себя посвятить созданию виноградника. Родители были не восторге от этой идеи, но несмотря на это молодой человек начинает в 1973 году расчищать пустошь посреди соснового леса на выходе из трех долин, спускающихся с гряды Альпий (отсюда и провансальское название – Trevallon). Местные виноградари, чьи посадки расположены ниже, на доступной равнине, не переставали смеяться над ним. Не имея серьезного багажа собственных знаний, молодой Элуа пользуется случайными советами и консультациями, учится по книгам. В одной из книг 19 века он читает, что использование в ассамбляже каберне совиньона и сира может дать качественное вино (прим. – речь шла об «эрмитажировании» скорее всего), и решает воплотить эту идею в жизнь. В 1974ом году начинаются посадки, и он выбирает именно эти два сорта. Это совершенно неожиданное сочетание сортов указывает на то, что молодой человек с самого начала не собирался ни на кого быть похожим. Первый урожай новоявленного домена собирается и винифицируется в 1976ом году, а вино уже следующего 1977 года в своем магазине в Париже начинает продавать молодой Стивен Спурье, в том самом магазине, который был вовлечен в известную историю с «Парижским Судом». Одно из самых занимательных событий в цепи многих - случай в 1981 году. К Элуа приехал визитер, который сказал, что был впечатлен вином и хотел был поближе познакомиться с хозяйством. Во время визита он показал настолько высокую осведомленность в виноделии, что хозяин попросил его представиться. Гостем оказался Обер де Виллен из Domaine de la Romanee Conti, который был поражен вином малоизвестного винодела. Он договорился с Элуа, что вернется к нему в следующий раз с другом. Этим другом оказался культовый американский импортер Кермит Линч, автор книги Adventures on the Wine Route, который также был весьма впечатлен увиденным и попробованным. И несмотря на собственный скепсис, связанный с тем, что никто не поймет в Америке неизвестное провансальское вино с внушительной ценой, он размещает маленький пробный заказ, и вино начинает в небольших количествах поставляться в Соединенные Штаты. Пару лет спустя Trevallon 1982 попадает на стол к восходящей звезде винной критики молодому Роберту Паркеру, и поражает его до глубины души. Критик ставит вину 100 баллов и называет его одним из своих величайших открытий. Постепенно, шаг за шагом винодел завоевывает поклонников по всему миру, а вино обретает культовый статус.
Эта история поразительна и удивительна тем, в какое время она произошла. Начиная со второй половины 80х годов, мир fine wines начинает «глобализироваться», и на него активно оказывает влияние американская винная критика. Появляются летучие энологи-консультанты, способные делать одинаковые вина из разного винограда в разных местностях. В премиальном виноделии идет настоящая гонка вооружений-технологий, направленных на концентрацию вина, насыщение цветом, появляются релизы с 200%-ным новым дубом. Клод Бургиньон пишет о безжизненности почвы современных виноградников. И в то же самое время Элуа идет в обратном направлении, к истокам, к органике и низкотехнологичному виноделию. Его вина бродят спонтанно, без гребнеотделения, и с длительной мацерацией, они выдерживаются преимущественно в фудрах, при малой части в старых тонно. Они разливаются по бутылкам через 2-3 года без осветления, фильтрации и с минимальной добавкой диоксида серы, делая Domaine de Trevallon одним из первых в современной истории производителей natural wine. Стилистика вина показывает прозрачный рубиновый цвет, оно имеет среднюю концентрацию, высокую кислотность, зрелый неагрессивный танин, и не несет никаких ароматов нового дуба. Это идеальное по стилю вино, для того, чтобы американские критики «сравняли винодела с землей». И хотя впоследствии Паркер утратил благосклонность к винам Элуа, а глобально винодел и критика, как будто проходили мимо друг друга, культовый статус винодела только рос. Каким образом это немодное по всем параметрам вино приобрело такой культ и поклонников по всему миру? Я лишь могу предположить, что на большинство тех, кто его пробовал, оно оказывало примерно такое же гипнотическое воздействие, как на меня при первой встрече.
Сегодня, мысленно прощаясь Элуа Дюррбахом, хочется сказать ему большое спасибо за вино, в котором есть все – море и горы, воздух и земля, сосны и ветер, известняк и тимьян, за настоящее правдивое вино!
R.I.P. Eloi Durrbach
Берегите себя и до скорого.
