Михаил Михайлович Жванецкий (06.03.1934–06.11.2020) – известный советский, а затем российский писатель-сатирик и исполнитель собственных литературных произведений. В бытность Советского Союза ему было грех жаловаться на советскую власть: пика своей славы и популярности он достиг именно в советские годы; да и материально он тогда жил совсем небедно.
Однако Жванецкий по духу всегда был антисоветчиком: сначала тайным (когда КПСС была в силе, подшучивал над советской жизнью только строго в рамках дозволенного), затем открытым (когда КПСС приказала долго жить). Для наглядности приведу отрывок из его сатирического монолога, датированного 7 сентябрём 1991 года (тогда до краха Советского Союза оставалось совсем чуть-чуть), в котором он радостно рассуждает о случившемся в августе того же года поражении гэкачепистов (Г.И. Янаева, Д.Т. Язова и др.)… «Кажется, мы победили! Я ещё не понял кто. Я еще не понял кого. Но мы победили! Я ещё не понял победили ли мы, но они проиграли. Я ещё не понял проиграли ли они вообще, но на этот раз они проиграли!».
Но время шло и даже такой убеждённый антисоветчик как Жванецкий под конец своей жизни засомневался в правоте своих антисоветских воззрений. Вот какую покаянную исповедь он написал незадолго до своей смерти…
«Она была суровой, совсем не ласковой с виду. Не гламурной. Не приторно любезной. У неё не было на это времени. Да и желания не было. И происхождение подкачало. Простой она была. Всю жизнь, сколько помню, она работала. Много. Очень много. Занималась всем сразу. И прежде всего — нами, оболтусами.
Кормила, как могла. Не трюфелями, не лангустами, не пармезаном с моцареллой. Кормила простым сыром, простой колбасой, завёрнутой в грубую серую обёрточную бумагу. Учила. Совала под нос книги, запихивала в кружки и спортивные секции, водила в кино на детские утренники по 10 копеек за билет. В кукольные театры, в ТЮЗ. Позже — в драму, оперу и балет. Учила думать. Учила делать выводы. Сомневаться и добиваться. И мы старались, как умели. И капризничали. И воротили носы. И взрослели, умнели, мудрели, получали степени, ордена и звания. И ничего не понимали. Хотя думали, что понимаем всё. А она снова и снова отправляла нас в институты и университеты. В НИИ. На заводы и на стадионы. В колхозы. В стройотряды. На далёкие стройки. В космос. Она всё время куда-то нацеливала нас. Даже против нашей воли. Брала за руку и вела. Тихонько подталкивала сзади. Потом махала рукой и уходила дальше, наблюдая за нами со стороны. Издалека. Она не была благодушно-показной и нарочито щедрой. Она была экономной. Бережливой. Не баловала бесконечным разнообразием заморских благ. Предпочитала своё, домашнее. Но иногда вдруг нечаянно дарила американские фильмы, французские духи, немецкие ботинки или финские куртки. Нечасто и немного. Зато все они были отменного качества — и кинокартины, и одежда, и косметика, и детские игрушки. Как и положено быть подаркам, сделанным близкими людьми. Мы дрались за ними в очереди. Шумно и совсем по-детски восхищались. А она вздыхала. Молча. Она не могла дать больше. И потому молчала. И снова работала. Строила. Возводила. Запускала. Изобретала. И кормила. И учила. Нам не хватало. И мы роптали. Избалованные дети, ещё не знающие горя. Мы ворчали, мы жаловались. Мы были недовольны. Нам было мало.
И однажды мы возмутились. Громко. Всерьёз. Она не удивилась. Она всё понимала. И потому ничего не сказала. Тяжело вздохнула и ушла. Совсем. Навсегда. Она не обиделась. За свою долгую трудную жизнь она ко всему привыкла. Она не была идеальной и сама это понимала. Она была живой и потому ошибалась. Иногда серьёзно. Но чаще трагически. В нашу пользу. Она просто слишком любила нас. Хотя и старалась особенно это не показывать. Она слишком хорошо думала о нас. Лучше, чем мы были на самом деле. И берегла нас, как могла. От всего дурного. Мы думали, что мы выросли давно. Мы были уверены, что вполне проживём без её заботы и без её присмотра. Мы были уверены в этом. Мы ошибались. А она — нет. Она оказалась права и на этот раз. Как и почти всегда. Но, выслушав наши упрёки, спорить не стала. И ушла. Не выстрелив. Не пролив крови. Не хлопнув дверью. Не оскорбив нас на прощанье. Ушла, оставив нас жить так, как мы хотели тогда. Вот так и живём с тех пор. Зато теперь мы знаем всё. И что такое изобилие. И что такое горе. Вдоволь. Счастливы мы? Не знаю. Но точно знаю, какие слова многие из нас так и не сказали ей тогда. Мы заплатили сполна за своё подростковое нахальство. Теперь мы поняли всё, чего никак не могли осознать незрелым умом в те годы нашего безмятежного избалованного детства. Спасибо тебе! Не поминай нас плохо. И прости. За всё! Советская Родина».
Отказался ли Жванецкий, приблизившись к финальной черте своей жизни, от антисоветских взглядов полностью? Думаю, вряд ли. Но о гибели Советского Союза и даже частично о той жизни, что ушла в историю вместе с Советским Союзом, он, похоже, действительно стал сожалеть.
Лично я не сомневаюсь, что в России по прошествии ещё энного количества лет (по моим прикидкам, эдак годков через 50) уже почти все россияне (не менее 99 процентов) будут искренне и горько печалиться по поводу того, что когда-то их родина перестала быть советской.
(Если кому-то интересно узнать, что же хорошего было в советской жизни, рекомендую прочитать другую мою статью, которая называется так: «Что дала Октябрьская революция 1917 года России и миру?». Уверен, вы в ней не разочаруетесь!).
(Один из комментаторов указал мне, что я не знаю имевшихся в СССР недостатков, которые порождали антисоветские взгляды. Комментатор ошибается! Я их отлично знаю! На эту тема у меня есть статья: "Жизнь в СССР - какие недостатки она имела и можно ли их было устранить?". Её - настоятельно рекомендую прочитать!!!).
Если вам понравилась статья, не забудьте поставить лайк!
С уважением, Иван Правдолюбов.