Жаловаться на работу мне не приходилось. Не подниматель пингвинов, конечно, но тоже неплохо. Мне даже пригодился мой диплом, что с художниками случается крайне редко.
Многие говорят, что я зарабатываю на смерти, но это не так. Скорее, наоборот - я зарабатываю на жизни, на эмоциях живых пока еще людей. В основном, на страхе.
Еще в институте я понял, что лучше всего мне удается изображать что-то ужасное, вызывающее отвращение у обычного человека. То, что называют уродством. На первом курсе нам задали изобразить героя нашего времени, и я нарисовал трансвестита-героинщика, лежащего в подъезде со шприцем, торчащим из синей вены. Естественно, когда это увидел мой преподаватель, он при всей группе разорвал мой рисунок пополам и с криком выгнал с занятий. Тогда меня чуть не отчислили.
Каким-то чудом, я отучился в университете еще пять лет и даже защитил диплом.
Не сразу, конечно, но мои таланты мне пригодились. В то время я работал кассиром в алкогольном магазине. Смены мои приходились на раннее утро, когда магазин, в основном, пустовал. Свободного времени было полно и от скуки я рисовал, сначала просто на бумаге, потом на зажигалках и спичечных коробках. Однажды нам привезли блок заграничных сигарет с каким-то новым вкусом. Кроме привычной надписи "КУРЕНИЕ УБИВАЕТ" на каждой пачке было описание того, как именно оно тебя убьет. Каких только страшных слов там не было: и импотенция, и мертворождение, и слепота. Были даже такие абстрактные термины, как одиночество и страдание. Возникало ощущение, что о нас кто-то заботится, и потому предостерегает, и для нас это ощущение было чем-то новым, неизведанным.
Сигареты перестали быть красивыми, даже снаружи. Теперь внимание цеплялось не за дизайн, а за ужасную надпись. Это действительно могло отпугнуть впечатлительного человека, но не хватало достойных иллюстраций. На пачках были чисто символические изображения, вроде девушки, которая опускает большой палец вниз, ставя "дизлайк" не встающему перед ней члену, но это больше напоминало социальную рекламу в мужских журналах. Все эти картинки явно не дотягивали до уровня надписей. Они не были достаточно уродливы, не вызывали настоящего отвращения.
И вот я беру одну пачку, с надписью "мертворождение". На ней изображен силует беременной женщины. Живот ее просвечивает, но вместо эмбриона нам виден только плотный слой дыма. "Ну и бред" - думаю я. Аккуратно снимаю целлофановую упаковку, достаю красный карандаш из небольшого набора, и рисую то, что, как мне кажется, должно быть изображено под надписью "мертворождение", - мертвого ребенка. Я использую только самые яркие цвета, прорисовываю каждую деталь - и в этот раз изображение выходит особенно ужасным, даже для меня. Поэтому я ставлю пачку обратно на прилавок.
Примерно в это же время в магазин заходит мужик в огромном грязном пальто. Протирая краснющие похмельные глаза, он с трудом переставляет трясущиеся ноги в сторону табачного отдела. Такие посетители - не редкость в воскресенье утром. Вот он, тяжело дыша, проходит мимо меня и плетется к тому самому прилавку. Проиллюстрированная мною пачка, конечно же, стоит на самом видном месте, и мужик берет именно ее. Я думаю только об одном - чтобы он посмотрел на рисунок. Я жду реакции. Жду живых эмоций. Но мужик, даже не взглянув на пачку, идет к кассе, молча оплачивает покупку и двигается к выходу. "Не сработало" - думаю я, провожая взглядом своего подопытного. Но через секунду понимаю, что ошибся, - перед самой дверью мужик решает открыть пачку и достать себе сигарету. Со своего места я вижу, как он пытается снять с пачки целлофан, но вскоре понимает, что его нет. Я наблюдаю за ним, вижу, как он медленно опускает взгляд прямо на мой рисунок. Его похмельно-красная физиономия резко бледнеет, а ноги подгибаются. Он долго разглядывает пачку, словно заставляя себя рассмотреть все детали, с каждой секундой становясь все зеленее. В какой-то момент он роняет пачку на пол и падает на колени. Дальше - непередаваемые животные звуки, рвотный рефлекс.
Следующие полчаса мы, вместе с мужиком, отмываем входную стеклянную дверь от желтых, розовых, алых узоров. Примерно в тот момент, с грязной тряпкой в руке, я осознаю свою истинную силу. И пусть она напрямую зависит от слабостей других людей, я не считаю это чем-то неправильным. В конце концов, любой продукт делается слабыми людьми для еще более слабых, чтобы размыть такое понятие, как "сила".
Когда мы выходим на улицу покурить, я рассказываю мужику про пачку и свой рисунок.
Но вместо того, чтобы дать мне по роже или хотя бы обматерить, он говорит:
- Спасибо, тебе, пацан. Давно я так не чистился.
- Рад, что вам помогло - отвечаю
- Не знаю, где ты учился рисовать, - говорит он - Но у тебя талант. Немногие могут одним цветом заставить человека блевать.
- Мне просто повезло, что зашли именно вы
- Ты даже не представляешь насколько...
___________________________
Теперь, уже как три года, я работаю на того самого мужика. Филипп Морисович оказался директором одной малоизвестной табачной компании и, по совместительству, сотрудником МинЗдрава. Сразу после того случая с пачкой Филипп позвал меня работать на него. Сказал, что наступает новое время, и нам надо опередить его. "Все, что требуется от таких, как ты - это пугать" - говорил он. Вскрывать болячки и страхи других людей, прямо как сценарист фильма ужасов.
Он говорил:
- Это и есть современный дизайн.
Этот мужик оказался большой шишкой в своих кругах. Не знаю как, но еще в девяностых он умудрялся импортировать европейский табак и выдавать его за наш. Учитывая дефицит подобных товаров, он специально не запускал свое производство, а смешивал табак и продавал его в разные уголки России. Так появилось несколько отечественных марок сигарет, и между ними возникла конкуренция. Вместе с ней, возросло и качество продукта. Это уже была не советская махорка, а настоящий благородный табак.
Так он мне рассказывал.
К первой встрече я собрал все свои рисунки и добавил в каждый из них немного мерзости. Собеседование прошло отлично - Филипп Морисович, будучи с похмелья, вытерпел только первые два эскиза. На третьем он блеванул прямо себе на костюм.
- Это гениально! - кричал он, вытирая брюки салфеткой - Ты принят!
Оказалось, в этом и заключается моя работа. Чем ужаснее рисунок - тем лучше. Конечно, мне не сразу удалось раскрыть свой потенциал - МинЗдрав очень долго отказывался от идеи иллюстраций на пачках - поэтому первые полгода я работал в холостую. Но спустя еще пару месяцев все изменилось. От рака легких умерли сразу два легендарных актера, и организация пересмотрела отношение к этой проблеме. Вот тогда я и сгодился. Они стали подыскивать себе "дизайнеров смерти", чтобы в полной мере изобразить последствия табакокурения, и мои рисунки произвели настоящий фурор.
Чем хуже - тем лучше. Эта фраза стала девизом моей работы.
Иногда, для вдохновения, я хожу в онкологические центры и клубы анонимов. Больше половины посещающих такие места страдают именно из-за курения. Там я разговариваю с людьми, расспрашиваю их о жизни и о смерти. Смотрю на рентгены. Нет, вы не подумайте, что я издеваюсь - этим людям надо с кем-то говорить. Они даже рады, что их печальный опыт может кому-то помочь.
Потом, когда появляются новые эскизы, я прихожу на работу и показываю их лично Филиппу Морисовичу. В первой половине дня его всегда мучает похмелье, поэтому и приходить лучше в это время. Я захожу к нему в кабинет, он выводит мои картинки на огромный экран, ставит пред собой мусорное ведро и внимательно рассматривает каждую деталь. Если его не тошнит - значит, рисунок не удался. Если тошнит, но выходит только завтрак - значит, есть еще над чем поработать. Но когда произведение получается достаточно отвратительным, Филиппа выворачивает наизнанку. Он долго и громко блюет, а потом посылает мои работы в МинЗдрав.
Вытирая рот носовым платком, он говорит мне обычно:
- Спасибо за очистку
Говорит:
- Это и есть современный дизайн