Расцвет деятельности миссии в ХIX – начале ХХ столетий (1-й этап, 1807–1864 гг.)
Подлинным центром русской научной и православной культуры в Китае Российская духовная миссия становится только с начала XIX века. С завершением работы 8-й миссии (1794–1807), , заканчивается первый период в её деятельности (этап становления) и начинается второй этап (эпоха расцвета) — постепенного обновления, начиная с функционирования 9-й миссии (1807–1821) во главе с Бичуриным. Имя Н.Я. Бичурина, в силу значимости его научной деятельности для становления не только российского, но и мирового китаеведения (синологии), занимает особое место в истории Российской духовной миссии в Пекине. Бичурин Никита Яковлевич — русский востоковед, синолог (китаевед), архимандрит.
В 1805 г. в Китай было направлено российское посольство, идея посылки которого была выдвинута в докладах графа Николая Петровича Румянцева. Официальным поводом для отправления посольства было извещение о воцарении на русском престоле Александра I и поздравление с восшествием на престол цинского императора Айсиньгёро Юнъяня ( Жэньцзун). Истинные же мотивы, которыми руководствовался граф Румянцев, заключались в том что в то время были войны за влияние на торговых путях и как и Англия, Россия также хотела наладить торгово-экономические связи с Китаем
Граф Румянцев предложил правительству новый подход в политике укрепления политических и экономических позиций России в Восточной Азии. Центральным пунктом разработанного министром коммерции плана была отправка в Цинскую империю полномочного посольства, которое должно было решить целый комплекс задач. Наиважнейший пункт наказа посольству состоял в следующем — добиться для России права торговли в Гуанчжоу. При этом посольству следовало предварительно уведомить цинское правительство о предстоящем прибытии туда кораблей первой русской кругосветной экспедиции (1803–1806) под руководством И.Ф. Крузенштерна (1770–1840). Открытие русской торговли в Гуанчжоу, по замыслу Н.П. Румянцева, обеспечило бы выход на китайский рынок товарам Российско-Американской компании, связало бы в единую систему торговлю в Северной Америке, на Камчатке и Охотском побережье с китайскими и японскими рынками. Проект Румянцева предусматривал получение права для русских кораблей свободного плавания по Амуру. Поскольку истоки Амура находились в руках России, а земли в низовьях были фактически не разграничены, то по международному праву того времени имелись все основания обратить его в реку совместного пользования, открытую для плавания как китайских, так и российских судов. Другая важная задача посольства состояла в основании, с согласия Пекина, нового пункта торговли на западном участке русско-китайской границы, в районе реки Бухтармы́ , что включило бы в торговые связи обеих стран обширные области Центральной и Средней Азии. Более того, российскому послу надлежало получить разрешение цинских властей на отправление экспедиции из Пекина в Кабул через Гималайский хребет, чтобы распространить русскую торговлю на Афганистан и Индию. В самом Китае внимание российских торговых кругов привлекал район Янцзы — наиболее населённая и развитая часть страны.
Император Александр I и его молодые сподвижники по Негласному комитету поддержали эту идею Н.П. Румянцева. Лишь опытный дипломат канцлер А.Р. Воронцов сомневался в реальной возможности осуществить этот проект. По мнению графа Воронцова, успех русской посольской миссии во всех начинаниях всецело зависел от цинской стороны, которая «на его памяти уже три раза прерывала торг между Россией и китайцами по весьма незначительным поводам». Несмотря на скептицизм опытного 62-летнего канцлера, из Сената в Лифаньюань в 1803 г. был послан лист (грамота) с извещением о направлении полномочного российского дипломата к цинскому двору. После получения листа цинское правительство первоначально выказало заинтересованность в прибытии русского посольства в Пекин. Однако мотивы этой заинтересованности были в корне отличными от торгово-экономических предложений российского правительства. Выполнение послом России — могущественного соседнего государства — придворного посольского ритуала коутоу, свидетельствовавшего в глазах чиновничества и остального населения империи о верховенстве китайского императора и якобы вассальной зависимости Российской империи, укрепляло политический престиж Цинской империи. С цинской стороны интерес был престижно-политический, а не торгово-экономический, но ритуальные приличия требовали всячески это скрывать. За соблюдением ритуала следила бюрократия, которая зачастую имела и собственные, отличные от императора, интересы.
Главой русского посольства в Китай 16 февраля 1805 г. был назначен сенатор и граф Юрий Александрович Головкин. В состав русского посольства вошли 242 человека: учёные из Академии наук, художники, лекари, топографы, переводчики, знатоки Востока.
Инструкцию, определявшую поведение посла в Пекине и составленную от имени императора, Ю.А. Головкин получил 8 июля 1805 г., накануне выезда из Петербурга. По предложению А. Чарторыйского русское правительство вступило в контакт с орденом иезуитов, чтобы при исполнении русским послом данных ему поручений он мог воспользоваться поддержкой католических миссионеров в Пекине. В письме Головкину от 8 июля 1805 г. Чарторыйский строил планы относительно возможной договорённости в Пекине о совместной с цинским правительством политике противодействия Англии. Эту договорённость посол должен был увязать с разрешением на проезд русской миссии в Кабул.
Во время дороги в Китай, Обдумывая план переговоров в Пекине, Гловкин сомневался в их успехе именно в связи с особенностями цинской дипломатии как партнёра и из-за отсутствия выгод для Китая в тех предложениях, которые он вёз в столицу империи Цин. Посла беспокоила несогласованность действий его миссии с экспедицией И.Ф. Крузенштерна: он опасался, что появление русских кораблей в Гуанчжоу, если это произойдёт до его прибытия в Пекин, может встревожить цинское правительство (что и произошло в действительности). Все опасения Ю.А. Головкина оказались обоснованными: фактически неудача русского посольства в Китай была уже заранее предрешена во время его путешествия по Сибири. Когда 20 декабря 1805 г. русское посольство пересекло русско-цинскую границу в Монголии и направилось в Ургу, позиция правительства Цинской империи была к этому времени уже окончательно сформулирована и утверждена императором. Она заключалась в том, чтобы дать полный отказ послу, даже если он выполнит церемониал коутоу на границе. Отказ был облачён в дипломатическую бюрократическую форму, которая должна была возложить вину за срыв переговоров на русскую сторону и лишний раз подчеркнуть «вассально-даннический» характер отношений двух государств. Переписку из Иркутска, а затем и переговоры в Урге, граф Головкин вёл с представителями цинской стороны — ургинскими пограничными правителями ваном Юндендоржем и амбанем Фухаем. Именно они должны были отказать русскому посольству в допуске в пределы Поднебесной империи.
Продвижение русского посольства замедлил вопрос о транспорте. Ван Юндендорж и амбань Фухай сообщили русскому послу, что на военных станциях Алтайского тракта, на всех халхаских почтовых станциях и в резерве не хватит лошадей, скота и всего прочего для проезда посольства от Кяхты до Чжанцзякоу (монг. Калган). В результате цинская сторона выдвинула несколько предварительных условий русскому послу: сократить посольскую свиту, оставив в ней лишь несколько десятков человек; выделить лошадей, необходимых для проезда; заранее предъявить верительную грамоту и сообщить перечень подарков, предназначенных для вручения в Пекине. После длительных переговоров с цинскими властями (посылались специальные представители, велась переписка) Ю.А. Головкин пошёл на существенные уступки в вопросах уменьшения состава посольства и самостоятельной отправки духовной миссии: российский посол прежде всего стремился выполнить поставленные перед ним задачи, поэтому и шёл на разумные уступки-компромиссы. В итоге предварительных переговоров было согласовано, что посольство будет пропущено в Пекин при условии сокращения штата посольства до 100 персон и своеобразной репетиции коутоу в Урге. Однако посол ещё не знал, в какой форме ему предложат пройти этот ритуал .
В конце декабря 1806 г. русское посольство прибыло в Ургу, где ван Юндендорж и амбань Фухай организовали «торжественный» приём в своей резиденции в честь прибывшего посольства. Когда русские дипломаты появились в помещении, где должен был состояться банкет, после взаимных приветствий, но до того как пригласить Ю.А. Головкина к накрытому столу, цинские чиновники предложили ему совершить церемониал коутoу у одной из стен на специально оборудованном месте, где находились табличка с девизом годов правления императора и алтарь с благовониями. Такой вариант церемонии не мог быть предусмотрен инструкциями послу, поскольку не имел прецедентов. Ни один русский посол до этого за все 150 лет дипломатических связей не принуждался к такому шагу, обычно эта часть процедуры имела место на аудиенции у императора. Ритуальные поклоны и коленопреклонения были неприемлемы ещё и потому, что совершить их предлагалось не перед лицом императора, к которому направлялся посол, а лишь перед неким символом, который наскоро соорудили называвшие себя «ничтожными слугами» императора чиновники — ван и амбань.
Российский посол отклонил столь неожиданное предложение. После короткого спора с ваном и амбанем Головкин и его свита покинули резиденцию ургинских правителей. Более месяца прошло в попытках договориться с цинскими чиновниками, но те твёрдо стояли на своём. Российская делегация категорически отказалась от выполнения церемонии, которая свидетельствовала бы о вассальном статусе представляемого ею государства. 1 февраля 1806 г. Головкин объявил о выезде русского посольства из Урги. Ургинские правители целых 10 дней выжидали, не возвратится ли посольство, и лишь после этого отправили депешу в Пекин. Это было нарушением указаний императора, поскольку обо всех перипетиях посольства следовало сообщать в Пекин немедленно, при этом гонцы должны были двигаться со скоростью 600 ли (около 200 км) в день. Подобная смелость ургинских пограничных правителей и на переговорах, и в ситуации с посылкой депеши была обусловлена выполнением прямых инструкций императорского двора в Пекине. Обряд обучения церемонии коутоу, чего не делал прежде ни один русский посол, был предусмотрен указом императора Юнъяня (Цзяцина) своим ургинским чиновникам от 7 октября 1805 года.
В этом указе императора Цзяцина отражены два примечательных обстоятельства. Во-первых, в Пекине предвидели, что русский посол может выполнить все уже выдвинутые предварительные требования, поэтому было изобретено новое, дополнительное — обучение его церемонии коутоу в приграничной Урге. Во-вторых, обвинениями в непочтительности и несговорчивости вина за срыв переговоров заранее возлагалась на русскую сторону. Головкин изложил итоги посольства в своих реляциях на имя Александра I и в посланиях к А. Чарторыйскому. В них он предлагал даже увеличить русские гарнизоны в пограничных городах, продемонстрировав тем самым соседней державе силу. Но правительство не приняло этих предложений: оно слишком дорожило установившимися добрососедскими отношениями с Цинской империей. Дальневосточное направление российской внешней политики в этот период отошло на второй план: наполеоновские войны в Европе находились в самом разгаре.
Причины провала дип миссии:
Первый факторзаключается в политике изоляционизма, проводимой Цинской империей на международной арене, в рамках которой добиться открытия китайских рынков для русской торговли мирным способом (то, чего Англия добьётся от Китая только спустя полвека вооружённым методом) было нереальным «прожектом». С точки зрения цинского правительства, это русское посольство должно было успешно выполнить лишь одну функцию — «поднести дань» русского царя императору Цзяцину. Но эти расчёты оказались неосуществимыми. Нереальными для того времени были и дипломатические планы, разработанные при российском дворе. Итог посольства был результатом провала иллюзорной политики обеих дипломатий. Второй фактор — это тактическая ошибка русской дипломатии, не сумевшей стимулировать интерес цинской стороны к своим планам. Методы, которыми предполагалось осуществить расширение связей с Цинской империей, были взяты из арсенала европейской политики: посол вёз не политические, а торговые предложения. Торговля же в императорском Китае считалась уделом низших слоёв населения: высокопоставленные цинские политики были вправе рассчитывать на иное содержание переговоров с ними. Материальной компенсацией маньчжурским властям за разрешение на торговлю в Гуанчжоу, в районе Нанкина и на западной границе, открытие судоходства для русских судов по Амуру должны были служить лишь богатые подарки императору и его приближенным. Но этого явно было недостаточно для цинской стороны! Третий фактор был обусловлен распространением ложных сведений в Пекине в период пребывания русского посла в Сибири, в Иркутске и Урге. Суть данных слухов заключалась в том, что Ю.А. Головкин, помимо разрешения для русских судоходства по Амуру и ведения торговли в районе Бухтармы и в Гуанчжоу, будет добиваться от цинского правительства установления по естественному водному рубежу Амура русскокитайской границы и требовать возвращения части волжских калмыков.. Вероятно, эти сведения (в тот период — только слухи) могли быть инспирированы или англичанами, или теми кругами цинского императорского двора, которые были заинтересованы в английской торговле. Четвёртый фактор связан с несогласованностью времени прибытия посольства в Пекин и кораблей кругосветной экспедиции И.Ф. Крузенштерна «Надежда» и «Нева» в Макао, на Формозу (Тайвань), в Гуанчжоу. Этот несогласованный заход русских парусников повлиял на позицию цинского двора в отношении русского посольства. Это был удобный повод сеять подозрения касательно враждебных неискренних намерений России. Эти слухи подогревали китайские купцы в Кяхте, небезосновательно опасавшиеся, что открытие торговли по всей линии русско-цинской границы нанесёт значительный ущерб их интересам, и резиденты Британской империи в Гуанчжоу, которые не желали появления нового торгового конкурента в «южных воротах» в Китай.
слайд В этой сложной ситуации русский посол Ю.А. Головкин видел своей главной задачей сохранить достоинство представляемого им государства, что он с честью и выполнил. Это же подтвердил последующий ход событий: дальнейшие попытки русской стороны наладить равные партнёрские отношения наталкивались на сопротивление цинского двора.
В целом же, несмотря на неудачные итоги российского посольства в Китай (1805–1807), сочетание дипломатического, научного и церковно-религиозного направлений в его деятельности передаёт масштаб и уникальность поставленных перед ним целей.
Как уже отмечалось выше, вместе с посольством графа Ю.А. Головкина в Китай также должен был отправиться и новый, 9-й состав русской духовной миссии в Пекине (1807– 1821), главой которой в Петербурге назначили архимандрита Апoллоса . Во время длительного пути до Иркутска между русским послом и архимандритом возникли разногласия по методам управления и формам деятельности Пекинской миссии. Вследствие многократных обращений Ю.А. Головкина к оберпрокурору Синода князю А.Н. Голицыну о неспособности архимандрита Аполлоса руководить миссией, последнего отстранили от управления миссией.
Русский посол предложил на его место Бичурина, с которым успел познакомиться во время пребывания в Иркутске, оценив его образованность и начитанность.
Миссия выехала из Иркутска 18 июля 1807 г., в сентябре того же году пересекла русско-цинскую границу в Кяхте. С момента отъезда из Иркутска Бичурин вёл дневник своего путешествия и начал собирать сведения о Китае и его народах на второй же день после прибытия в столицу Поднебесной империи. Архимандрит Иакинф выехал из Пекина со всем составом 9-й миссии 15 мая 1822 г., проведя в столице Поднебесной империи вместо положенных десяти лет 14 лет и 4 месяца.
После возвращения в 1822 г. в Петербург за пренебрежительное («нерадивое») отношение к церковно-богослужебным и миссионерским обязанностям в Пекине Иакинф /Бичурин/ был лишён сана архимандрита и в 1823 г. сослан в Валаамский монастырь.
В 1826 г. Валаамский монастырь посетил барон Павел Львович Шиллинг фон Канштадт, который заметил в одной келье монаха, который что-то усердно писал. Барон заинтересовался им и узнал историю монаха Иакинфа, бывшего главы русской духовной миссии в Китае; стал ходатайствовать о перемещении его в Петербург. В 1826 г. Иакинф /Бичурин/ был определён на службу переводчиком китайского языка в Азиатский департамент Министерства иностранных дел и помещён (!) на жительство в Александро-Невскую лавру.
В 1830-е гг. Бичурин совершил две поездки в Кяхту. Первую поездку в Кяхту (вместе с бароном П.Л.Шиллингом) Н.Я. Бичурин предпринял по заданию Азиатского департамента Министерства иностранных дел в 1830–1831 гг. для монголо-китайского словаря; вторую — в 1835–1837 годах для открытия там училища китайского языка, для которого им была написана грамматика китайского языка.
В Пекине Н.Я. Бичурин активно и последовательно изучал Китай: его язык, историю, географию, культуру (в этот период своей жизни он составил все свои основные труды и переводы, впоследствии изданные в России). В 1828–1851 гг. Бичурин опубликовал большое количество научных работ (его перу принадлежит свыше 100 исследований и переводов). Благодаря трудам Н.Я. Бичурина русское китаеведение окончательно оформилось как научная дисциплина. Его сочинения долгое время служили главными русскими источниками по изучению Китая (фактически является основоположником российского китаеведения). С 1828 г. — член-корреспондент Петербургской академии наук, с 1831 г. — член Азиатского общества в Париже.
Труды Н.Я. Бичурина трижды отмечались одной из высших наград Российской академии наук — Демидовской премией за лучшие российские научные труды (1834, 1839, 1851). Его основные работы посвящены истории и этнографии тюрко- и монголоязычных народов Средней и Центральной Азии (по китайским источникам, отредактированным иезуитами), а также истории, культуре и философии Китая. Составил семь китайско-русских словарей, которые сохранились только в рукописном виде. Первая же книга Н.Я. Бичурина «Записки о Монголии» сделала его имя известным в мировой синологии — автор был избран членом-корреспондентом Академии наук в Петербурге.
Н.Я. Бичурин также является автором «Описания Пекина»— перевода на русский и французский языки с китайского оригинала, изданного в Китае в 1788 году. Перевод тщательно выверен и снабжен планом города, снятым Н.Я. Бичуриным. В 1829 г. Бичурин активно способствовал изданию перевода на русский язык «Сань Цзы Цзин» («Троесловия»), написанного стихами. В своих трудах Иакинф /Бичурин/ пропагандирует знания о Китае и о народах Центральной Азии, без его сочинений не может обойтись ни один исследователь истории и этнографии Азии ХVIII – начала XIX столетий (современной Н.Я. Бичурину эпохе).
Однако его исторические сочинения и особенно переводы во многом зависели от китайских источников, которые были созданы и отредактированы в ХVII–XVIII веках. Уже современники указывали на отсутствие в трудах Бичурина научной критики, на излишнюю доверчивость автора к свидетельствам китайцев, за малое знакомство с европейскими источниками, на отсутствие или неверный комментарий к переводу. Фактически именно он составил современную русскую историческую версию о происхождении средневековых «монголов» от кочевых народов Центральной Азии (то есть переместил средневековых «монголов» в центральноазиатские степи современной Монголии).
На основе всего выше сказанного, мы можем сделать несколько выводов: первые духовные миссии проваливались, однако со стороны получения новой информации о Китае, изучении китайского и маньчжурского языков миссии были успешными. Закладывался фундамент в российской синологии, налаживались контакты с Китаем (дипломатические и торговые).
В то время для миссий существовало множество препятствий, как например, факт того, что Китай проводил жёсткую политику для иностранцев и для миссионеров было введено много ограничений в передвижении по Поднебесной и в изучении истории и языка. Многое было сделано в целях изучения языков - было создано множество школа в дальнейшем и институтов. Однако расцвет научной и духовной миссии пришелся на начало 19 века. Именно в это время были заложены основы дальнейшего развития российского китаеведения, появилась довольно значительная группа знатоков китайской действительности, истории, культуры и языков, и начался процесс институционализации обучения синологии.
отметим, что Русская духовная миссия в Пекине, защищая интересы России в Китае, не меньше сделала и для Китая в России, активно отстаивая идею мирных, добрососедских отношений между двумя странами. Одновременно деятельность Пекинской миссии является и частью Новой истории Китая, она служила своеобразным посредником в отношениях между Россией и Китаем в условиях проводимого Цинской империей внешнеполитического курса, направленного на изоляцию своего государства от окружающих стран.